Иван ФИРСОВ - От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
Чичагов ночью отправил нарочного с ботом в Таганрог, доложить Сенявину обстановку.
С рассветом турецкая эскадра сделала попытку прорваться в Азовское море. Но тактический прием русского адмирала оказался превосходным. Поперек пролива стояло на якорях пять русских кораблей, в пролив мог войти лишь один корабль турок, который встречал залп носовых бомбард русской эскадры. Долго маневрировал турецкий флагман перед входом в пролив у мыса Тузла, но в конце концов ретировался.
Спустя два дня подоспел из Таганрога Сенявин. Он похвалил сметку Чичагова, поднял свой флаг на фрегате «Первый», ожидая новой атаки неприятеля. Одновременно он послал на берег артиллериста.
— Поезжай к генералу Дельвигу и передай мое распоряжение передвинуть крепостные орудия ближе к нашей диспозиции, дабы своим огнем содействовать корабельным пушкам. Больно велико у турок орудий на эскадре супротив нашенских. Превосходят, почитай, многократно.
В утренней дымке 28 июня показалась вражеская эскадра. Медленно приближаясь, с дальней дистанции открыли первыми огонь турецкие корабли. Как и прежде, завеса всплесков поднялась за добрый десяток кабельтов до линии русской эскадры. Сенявин невозмутимо рассматривал в подзорную трубу приближающегося противника. Орудия русских кораблей не отвечали. Как и Чичагов, командующий Азовской флотилии бережно относился к расходу пороха и ядер. Знал, каких трудов стоило доставить их из России.
— Передать на бомбардиры, выдвинуться в первую линию. Остальным кораблям изготовиться к пальбе бомбами.
Прошло немного времени, передовые турецкие корабли сблизились на дистанцию действенного огня и, внезапно замедлив ход, приостановились.
Сенявин, не сдерживая улыбки, хлопнул подзорной трубой по ладони.
— Ну вот, басурмане, и попались! — вице-адмирал кивнул на топ-мачты, где едва шевелился вымпел. — Поднять сигнал: «Открыть огонь!»
Спустя минуту-другую на передние турецкие корабли обрушился шквал картечи, посыпались бомбы на обмякшие от безветрия паруса кораблей противника. Было видно, что там началась паника, спешно спускали шлюпки, заводили буксирные концы, разворачивали дымящиеся от пожаров корабли на курс ретирады…
Так бесславно закончилась последняя попытка турецкого флота в этой войне взять реванш на море у русских моряков.
Но пушечная канонада в Керченском проливе отозвалась эхом на побережье Крыма, у селения Судак. Пользуясь скованностью флотилии, еще одна турецкая эскадра высадила десант янычар неподалеку от Судака. Появление турок во главе с Хаджи-пашой всколыхнуло татарские деревни, где давно шныряли подстрекатели из Стамбула. Соединившись с янычарами, это войско двинулось вдоль побережья. Малочисленные, измотанные схватками с татарами гарнизоны отступали, почти не оказывая сопротивления. Хаджа-паша имел целью овладеть самой удобной бухтой на Южном берегу Крыма, Балаклавской. Там базировались русские корабли, надежно охраняя подступы к Крыму со стороны моря.
Собственно, на моряков только и надеялись окопавшиеся вокруг Балаклавы армейцы из корпуса генерала Долгорукого.
Отрядив часть экипажей на помощь малочисленному гарнизону, командиры кораблей, стоявших в бухте, привели в действие свою главную силу — мощь корабельной артиллерии. Огненная завеса опоясала подступы к траншеям оборонявшихся войск. Не ожидавшие отпора янычары надолго замешкались. Теперь каждая их атака захлебывалась под огнем корабельных пушек.
Среди корабельных артиллеристов выделялись канониры «Модона». Не зря школил своих пушкарей Фе-дор Ушаков прежде, а теперь денно и нощно управлял стрельбой своих подопечных. В эти дни получил бое-вую закалку в очередной схватке с неприятелем командир «Модона». И прежде он вступал в перестрелку с одиночными турецкими шебеками у побережья. Но то были дуэли на пределах досягаемости огня, турки, как правило, не вступали в единоборство. Здесь же До неприятеля было рукой подать, ядра их легких пушек залетали иногда в бухту, вспенивая зеркальную гладь воды.
Неожиданно неприятельские атаки прекратились. На сопках, окружавших Балаклавскую бухту, воцарилась непривычная тишина.
Минул день-другой, в Балаклаву пришло судно из Керчи, и командир сообщил неожиданную весть — между Россией и Портой подписан мирный договор. Война закончилась…
Оказалось, что в Стамбуле наконец поняли: война проиграна, пора кончать дело миром.
К этому склонили и султана Абдул-Хамида и главного визиря Мухсан-заде в первую очередь неудачи флота в Черном море, у берегов Крыма, и победа Александра Суворова под Козлуджей.
Императрица назначила для ведения переговоров с турками генерал-фельдмаршала Петра Румянцева. Полководец готовился взять хорошо укрепленную крепость Шумлу, в которой засел сам великий визирь Мухсан. Понимая обреченность своего положения, визирь послал к Румянцеву гонца с предложением о перемирии. Для переговоров он просил «прислать верную и знатную особу, дабы договариваться о мире». Как и бывало прежде, турецкий сановник питал надежду протянуть время, чтобы собраться с силами, а там, глядишь, «Аллах поможет».
Румянцев не блистал дипломатическими способностями, но замыслы визиря разгадал сразу. Благо давно испытал на себе хитростные уловки турецких сановников. Ответ его был краток и вошел в историю.
«О конгрессе, а еще менее о перемирии я не могу и не хочу слышать. Ваше сиятельство знает нашу последнюю волю: если хотите мириться, пришлите полномочных, чтобы заключить, а не трактовать главнейшие артикулы, о коих уж столь много толковано было. Доколе сии главнейшие артикулы не утверждены будут, действия оружия никак не престанут».
Румянцев был прекрасно осведомлен, что его давний приятель молодых лет, Алексей Обресков, не один месяц ведет переговоры с турецкими дипломатами и им уже подготовлен вчерне текст мирного договора.
5 июля в ставку Румянцева, размещавшуюся подле деревни Кючук-Кайнарджи, прибыли послы великого визиря. Встретили их с подобающим почетом. Сопровождал турецких послов полковник Христофор Петер-сон, эскадрон карабинеров под командованием князя Кекуалова.
После церемонии представления Румянцев недвусмысленно предупредил:
— На сии переговоры я согласен с одним беспеременным условием, дабы закончить все процедуры подписанием мирного трактата к десятому числу.
Румянцев действовал напористо неспроста. Главный козырь — готовность к немедленному взятию Шумлы. Но не менее важным полководец считал подписание акта именно в этот день, смыть позор Прутского договора, заключенного Петром столетие с лишком тому назад, 10 июля 1712 года.
Все получилось, как и задумал Румянцев. Договор подписали 10 июля, и здесь же трактат ратифицировал великий визирь. Салютом в 101 залп приветствовали в русском лагере окончание переговоров.
На следующий день Румянцев рапортовал Екатерине II: «От самого войны начала, предводя оружие мне вверенное против неприятеля, имел счастие силою оного одержать и мир ныне».
Весть о подписании мирного договора доставил в столицу сын фельдмаршала Михаил, и он же отвез реляцию о виктории в Ораниенбаум, где находилась императрица. Своеобразно описала получение известий о мире Екатерина II в письме Григорию Орлову: «Вчерашний день здесь у меня ужинал весь дипломатический корпус. Любо было смотреть, какие были рожи У друзей и не друзей».
По-иному откликнулись в Стамбуле. Удрученный султан несколько дней скрывал от подданных и иноземных послов весть и содержание подписанного договора. Подписантов ждала участь по неписаным обычаям Востока. Великий визирь Мухсан-заде * скоропостижно» скончался через несколько дней, министр иностранных дел, рейс-эфенди, опасаясь за жизнь, предпочел не возвращаться в столицу, муфтий, одобривший своей фитой подписание мира в Кючук-Кайнарджи, поплатился своим постом…
Почему же так неоднозначно восприняли весть о мире в Петербурге и Стамбуле? Россия выиграла по всем пунктам, Османская Порта нехотя пригнулась…
Россия окончательно и навсегда утвердилась на берегах Черноморья. Керчь, Еникале, Кинбурн, побережье от Перекопа до устья Южного Буга отныне возвратились к России. Крым совершенно отпал от Османской Порты. Теперь на деле Россия вольна была опекать крымского хана, а правители в Бахчисарае, хочешь не хочешь, вынуждены были оглядываться на Петербург. Трактат предоставил России совершенно новые права в акватории Черного моря, по крайней мере для мирных целей.
«Для выгодности и пользы обеих империй, — гласила статья II Трактата, — имеет быть вольное и беспрепятственное плавание купеческим кораблям, принадлежащим двум контрактующим державам, во всех морях, их земли омывающих, и Блистательная Порта позволяет таковым точно купеческим российским кораблям, каковы другие государства в торгах в ее гаванях и везде употребляют проход из Черного моря в Белое — Средиземное, а из Белого в Черное, так и приставать ко всем гаваням и пристаням на берегах морей и проездах или каналах, оные моря соединяющих, находящимся». Русские купцы получили те же права, что и купцы Англии и Франции, в «наибольшей дружбе с нею пребывающие: привозить и отвозить всякие товары и приставать ко всем пристаням и гаваням, как на Черном, так и на других морях лежащим, включительно и Константинопольские».
