Иван ФИРСОВ - От Крыма до Рима(Во славу земли русской)
Спустя неделю отряд Кинсбергена соединился с отрядом Сенявина. Впервые основной состав Азовской флотилии отправился в крейсерство под флагом вице-адмирала Сенявина. 5 сентября на подходе к Суджук-Кале обнаружилась турецкая эскадра, состоящая из 5 линейных кораблей, 2 фрегатов, нескольких шебек и галер.
— Держать на неприятеля! — приказал Сенявин. — Изготовиться к бою!
Но, видимо, еще свежи в памяти турецкого адмирала яростные атаки на прошлой неделе Кинсбергена-Не принимая боя, турецкая эскадра отвернула и взяла курс к берегам Анатолии…
Кампания 1773 года завершилась. Азовская флотилия, несмотря на многократное превосходство турецкого флота, не допустила высадки десантов на Крымский полуостров и этим обезопасила 2-ю армию генерала Долгорукого от воздействия как турецких войск, так и бунта татар.
Поздней осенью Сенявин отправился в Балаклавскую бухту. Флагман впервые навещал самую удаленную базу флотилии. Бухта произвела на него благоприятное впечатление своей добротностью, удобностью расположения для стоянки кораблей. Однако настроение командиров, расположившихся в бухте, было неоднозначно. «Таганрог» и «Корон», только что вернувшиеся из крейсерства, стояли на якорях. В северном углу бухты, у самой кромки, стояли, приткнувшись к берегу, накренившись, два «новоманерных» корабля. Сенявин знал от Кинсбергена, что некоторые суда имеют сильную течь и в море не выходят. Первым, приложив руку к шляпе, отрапортовал недавно назначенный командир 16-пушечной «Морей» лейтенант Федор Ушаков. Глуховатым голосом он доложил, что корабль имеет сильную течь и стоит второй месяц на приколе. По трапу, перекинутому на берег, мимо них то и дело сновали матросы с парусиновыми ведрами, наполненными водой.
— Ну показывай, что у тебя стряслось, — хмурясь, сказал Сенявин.
Спустившись на нижнюю палубу, Ушаков стал на колени перед зияющей чернотой снятого с петель люка. Скинув кафтан, Ушаков закатал до плеча рукав рубахи и привычным движением опустил руку в булькающую внизу воду. Повертев рукой из стороны в сторону, он вынул руку из воды и с улыбкой протянул указательный палец адмиралу. Глядя на измазанную гнилью ладонь, Сенявин покачал головой.
— Ну и ну-у, — протяжно произнес он, — здорово Червяки жрут древесину. Такого я на Дону не видывал. И много ли сожрали, черти?
— Почитай, ваше превосходительство, треть днища заменять надобно. Кренговал помаленьку «Морею» с борта на борт.
Вытерев руку о лежавшую рядом парусину, Ушаков, согнав улыбку, вытянулся перед адмиралом.
— Куда денешься, — произнес Сенявин, — пойдем со мной, отобедаем на «Таганроге». Там и потолкуем.
За обедом Сенявин нахваливал Балаклавскую бухту, которую перед тем обошел вокруг. Взбирался на крутую гору, слева, перед входом, на ее макушке белели камнями какие-то древние развалины.
— Сие, сказывают, остатки башни Генуэзской, — пояснил Ушаков, — древние греки ее сооружали.
— Вишь ты, — удивился Сенявин. — Стало быть, наши православные сородичи прежде татарвы здесь обитали?
— Справедливо заметили, ваше превосходительство, — ответил Ушаков, — подобно и Константинополю — Цареграду, который ныне басурмане Стамбулом прозывают на свой лад.
Выпив за столом по чарке, от которой Ушакову было неудобно отказываться, Сенявин, вникавший в жизнь своих подчиненных не только на палубах кораблей, бесхитростно произнес:
— А сказывают, ты хмельным не балуешься. Ушаков не смутился, наоборот, ответил шуткой:
— Пить — пей, да дело разумей, наставлял меня в свое время тятенька.
— И то верно, — согласился Сенявин, мешая ложкойдымящиеся щи, — одначе в Балаклаве, видимо, не токмо гавань добрая, но и похлебку есть из чего наваристую спроворить.
— Служители нахваливают, а мы с татарами по этой части общие интересы соблюдаем, — степенно, по-хозяйски объяснил Ушаков.
Когда Сенявин в очередной раз с похвалой отозвался об удобной стоянке в Балаклаве, Ушаков, вспомнив о чем-то, проговорил:
— Сказывают, ваше превосходительство, верст десяток отсюда, подле деревеньки Ахтияр, намного лучшая и просторная гавань расположена.
Сенявина эта новость заинтересовала. Перед убытием он приказал отрядить грамотного штурмана, проверить и положить на карту бухту у Ахтияра.
— Возьмет пускай палубный бот да все промеры исполнит как следует. Крым-то покуда татарский, а глядишь, и под нашу руку отойдет. Все сие и сгодится.
— Есть у меня штурман исправный, Батурин Иван, его и отошлю, — не долго раздумывая, ответил командир «Таганрога». Обрадовал Сенявин и Федора Ушакова.
— Сдавай должность мичману. Принимай «Модон» под свою руку. Готовься к весне, пойдешь в крейсерство с Кинсбергеном.
По зимнему тракту, перед Рождеством, в Таганрог прибыл с Балтики контр-адмирал Василий Чичагов. Сенявин знал его и раньше, когда готовилась экспедиция в Северный Ледовитый океан.
Василию Чичагову и довелось начинать кампанию 1774 года встречей с турецкой эскадрой.
За минувшую зиму произошла смена верховной власти в Константинополе.
Скончавшегося султана Мустафу сменил хилый старец Абдул-Хамид. Не желал он начинать свое султанское правление неудачными действиями против Русских. В этом его горячо поддерживал новый визирь Мухсан-заде. Не надеясь на успех в схватке на Дунайском театре, он рассчитывал ударить русские войска в Крыму. Для этого был единственный путь: высадить Десант и поднять против русских крымских татар.
— Сколько можно бегать, подобно зайцам, нашим кораблям от неверных? — вопрошал визирь первого флагмана флота султана. — Соберитесь в единый кулак к Самсуна, изловчитесь подобно лисам, перехитрите гяуров. В Крыму ждут не дождутся наших янычар, чтобы изгнать Шагин-Гирея…
В конце мая турецкий флот в составе 5 линейных кораблей, 9 фрегатов, 26 шебек16 и галер и транспортных судов незаметно сосредоточился в Суджук-Кале и начал готовиться к прорыву в Азовское море.
Ранней весной, согласно предписанию, отряд Кин-сбергена приступил к крейсированию вдоль Южного берега Крыма. Отправляя в море отряд Чичагова, вице-адмирал Сенявин не посчитал лишним напомнить ему:
— Поимей в виду, Василий Иванович, турки после прошлогодних неудач остервенели, будут на рожон лезть. К тому же у них до сих пор намного более наших корабликов. Потому особливо в стычку не ввязывайся. Твоя цель генеральная — не пропустить супостата через Керченский пролив в Азовское море.
Три недели патрулировал Василий Чичагов от Кы-зыл-Таша в направлении к Абрау-Дюрсо. Присматривался к новому для него району плавания, посматривал на верхушки мачт, где на весеннем ветру трепетал вымпел младшего флагмана, то и дело вскидывал подзорную трубу, всматривался в горизонт. С непривычки яркое солнце слепило глаза контр-адмирала, привыкшего к хмурым небесам на Балтике.
В полдень 9 июня часовой матрос-наблюдатель, как называли их, марсовый, перегнувшись с площадки фор-марса, прокричал:
— Неприятельские паруса на зюйде!
Чичагов перевел подзорную трубу влево. Один за другим из далекого марева выплывали паруса трехмачтовых кораблей. Быстро прикинув, Чичагов понял, что перед ним эскадра более двух десятков вымпелов. Неприятель шел строем двух кильватерных колонн. На головных линейных кораблях турок развевались адмиральский и вице-адмиральский флаги.
Чичагов оглянулся за корму. В кильватер ему ровно держали строй три фрегата и два «новоманерных» корабля. Далеко, у горизонта, маячила гора Митридат, подле Керчи.
«Принимать бой смысла нет, — сразу смекнул Чичагов, — но и показывать корму не к лицу».
— Поднять сигнал, курс пять румбов вправо. Изготовиться к бою!
Контр-адмирал решил разойтись с турками на предельной дистанции. Когда головные корабли поравнялись, турецкий флагман первым открыл беспорядочный огонь. Ядра пенили воду далеко от бортов русских кораблей. Чичагов медлил, ответный огонь не открывал.
— Неча боевые припасы впустую тратить!
Когда строй достиг середины колонны турецкой эскадры, Чичагов распорядился произвести для острастки неприятеля несколько залпов. В это же время он заметил, что часть турецкой эскадры под адмиральским флагом устремилась к проливу.
Чичагов сразу разгадал замысел неприятеля — отрезать русский отряд от пролива.
— Поднять сигнал: «Поворот на обратный галс! Поставить все паруса!»
И на этот раз турки просчитались. Отряд Чичагова первым, уже в сумерках, подоспел к проливу и строем фронта, перегородив пролив, отдал якоря. Турецкий флагман не отважился лезть под огонь русских пушек в ночную темь и отвернул в море…
Чичагов ночью отправил нарочного с ботом в Таганрог, доложить Сенявину обстановку.
