Хаим Зильберман - ВОССТАНИЕ В ПОДЗЕМЕЛЬЕ
Но солдаты ничего не слышат. С онемевшими ногами, сонные, они долго топчутся возле землянки, разыскивая вход в нее.
Дядя Петя уже возле лошадей; поправляет на них одеяла, подставляет ближе кормушку, гладит гривы. А мысли снова одолевают его. И опять, о Юрке… Может, и он сейчас вспоминает своего батьку, или рота их отведена на отдых, в село, и Юрко спит на жаркой печи, спит тяжелым солдатским сном… Хорошо, кабы так! А может, Юрко в эту студеную ночь отправился в дозор… Тогда, кто знает, какая беда подстерегает его…
На память снова приходят номера полевой почты: те же цифры, только в обратном порядке. Почему так? Нет, это неспроста. Может быть, доведётся встретиться?..
От одной мысли о таком невероятном счастье сердце солдата замирает. Дядя Петя прижимается лицом к голове лошади, нежно гладит длинную жесткую шею; под его рукой иней на гриве животного начинает таять. Только теперь ротный повар чувствует, что благодатное тепло, принесенное из землянки, почти ушло; сквозь бушлат вновь пробрались колючие пальцы мороза.
Тихо в лесу. Петро Хоменко стоит возле кухни. Тут пока делать нечего. Запушенные инеем котлы кажутся сказочными, добрыми чудовищами, вылезшими из неведомых лесных дебрей. Ну и лес! Тут того и гляди попадёшь в лапы какой-нибудь нечисти… Старый солдат чувствует, что ноги его совсем застыли. Надо бы пройтись, а то и побегать, не то совсем замёрзнешь!
Дядя Петя идёт по узкой лесной тропинке, постепенно ускоряя шаг. Вот теперь получше стало: быстрее движется кровь, возвращается тепло. Совсем незаметно для себя он почти дошел до большой дороги, протянувшейся вдоль речки к мостику. За несколько дней он изучил эту дорогу как свои пять пальцев и смог бы, кажется, пройти по ней с закрытыми глазами.
Внезапно старый солдат останавливается и начинает прислушиваться. Что это за шум? Нет, ему не показалось! На дороге слышатся голоса и рокот моторов. Как видно, идут машины, а по обочинам шагает пехота. Повар торопливо бежит по тропинке и останавливается за деревом у самой дороги. Да, машины, кругом машины и колонны солдат! Идут, идут…
«Подбрасывают новые силы к передовой!» – догадывается дядя Петя.
Ещё несколько минут он стоит за деревом и прислушивается к глухому шуму, совершенно неожиданно возникшему в этой кромешной тьме на лесной дороге. Затем, забыв о стуже, медленно возвращается к кухне. Чем глубже в лес, тем глуше доносится шум с дороги.
Потом дядя Петя сидит у разгорающегося костра и привычно быстро чистит картошку. И снова им завладевают мысли, опять рядом с ним Юрко, и старый солдат ведёт с сыном неторопливую беседу…
Очнувшись, дядя Петя достает из ушанки утреннее письмо и нагибается к костру, чтобы, если удастся, ещё раз перечитать его.
4
Родословную семьи Хоменко никто не писал, хотя бы по той простой причине, что ни один представитель этого уходящего в глубь веков рода не умел ни читать, ни писать. Батракам пана Лискуна было не до грамоты, привёл бы бог хоть на пасху поесть досыта… Первым, кто научился грамоте в семье Хоменко, был сам дядя Петя, и случилось это уже в колхозе «Дружная семья». А ведь дяде Пете тогда тридцать стукнуло…
У пана Лискуна Петро Хоменко служил погонялой. Что такое погоняла? Это парень с крепкими мускулами, умеющий много и здорово работать, да к тому же голяк голяком. Приходит такой парень к управляющему пана Лискуна и просит, чтобы тот определил его к хозяйским лошадям возить грузы и седоков на станцию, на базар и вообще куда прикажут. Он уж постарается, чтобы хозяин на нём хорошо заработал.
Много лет Петро Хоменко и его жена Луша лелеяли одну мечту: купить пару коней. Собственные кони! Это счастье им все ночи во сне виделось… Сами себе хозяевами стали бы… В маленькой хатке вели суровый счёт каждой хлебной корке, каждой ложке похлебки. Вся жизнь была подчинена великой цели: собрать денег и купить лошадей. Одно дело – погоняла, нищий батрак, другое дело – хозяин пары коней, человек, имеющий твёрдый заработок. Даст бог, он, Петро Хоменко, выйдет в люди!
Надо сказать, что, будь Петро Хоменко хоть семи пядей во лбу, вовек бы ему не додуматься до такого – купить собственных лошадей. Это придумала Лушка.
А надобно знать, что за человек была Лукерья Даниловна!
Были у Лушки золотые руки, и никогда они не знали покоя: стирали и гладили чужое бельё, обмазывали глиной чужие хаты, в долгие зимние вечера и ночи быстро и проворно обдирали пух с гусиных перьев – готовили перины для чужих свадеб, нянчили чужих детей, месили чужое тесто, выпекали чужой хлеб. Каждая заработанная копейка исчезала в узелке, с каждым гривенником росла надежда…
Может быть, эти мечты и сбылись бы. Кто знает? Да только случилось так, что однажды в морозный зимний день вернулась Лушка домой с реки, где полоскала бельё, вошла в хату – и вдруг повалилась на глиняный пол. Огромный узел с бельём плюхнулся рядом… Маленький Юрко бросился было помочь матери, да не осилил – всего три годочка было тогда хлопчику… Петро вернулся со станции только поздно вечером. Глянул он на жену и понял, что приключился у неё «большой жар». Бросился к фельдшеру.
Заветный узелок таял, как снег на солнышке: фельдшер да аптекарь что ни день тянули из него кто что мог. Когда в дом Петра Хоменко пришел поп проводить Лушу в последний путь, ему уж и заплатить нечем было.
Оставшись вдовцом с малым дитёнком, да ещё хворым к тому же, Петро совсем растерялся: ему казалось, что несчастье прочно поселилось в его глиняной хатке, что оно всё ещё рыщет среди пустых стен и подстерегает его и сына. Его-то ещё ладно бы, но Юрка!..
И Петро принялся гнать несчастье из хаты. Он решил заменить своему сыну мать. Вскоре погоняла, знавший в жизни только лошадей, научился хозяйничать по дому: варил вкусный борщ, умел как-то по-особому поджарить лучок и заправить похлебку, да так, что запах от неё был слышен на улице, наловчился тонко раскатывать тесто и лепить такие вареники, каким позавидовала бы любая хозяйка; при одном взгляде на селёдку, которую он разделывал, у людей слюнки текли.
Всё это очень пригодилось позже, в колхозе, куда Петро Хоменко вступил одним из первых. Бывало, выходит в степь бригада, а в ней одни мужики. Известно, на посевной или во время уборки не побежишь домой обедать. Тогда Петро Хоменко показывал своё искусство: за каких-нибудь полчаса у него кипел суп, и аромат от него разносился по степи.
Колхоз взялся поставить Юрка на ноги. Дважды посылали его в Одессу, на лиманы: лечили грязью. Когда Юрко во второй раз вернулся домой, отец не сразу признал его – такой крепкий, широкоплечий хлопец стоял перед ним.
По вечерам, возвращаясь с работы и наблюдая, как Юрко готовит уроки, Петро Хоменко не раз вспоминал свою жену, так рано покинувшую их. «Эх, господи, совсем по-другому жила бы теперь Луша! Совсем по-другому!»
Юрко учился в агрошколе и частенько по воскресеньям заглядывал домой, к отцу. Они держались не как отец и сын, а как близкие товарищи, как взрослые люди, хорошо знающие и любящие друг друга.
– Никак я тебя не пойму, тато! Что ты живешь один? – сказал как-то Юрко. – Так не годится. Чтобы в следующий мой приезд в доме была хозяйка, слышишь?
Петро долго глядел на сына, качал головой и грустно усмехался.
– Твоя мама, Юрко, не заслужила, чтобы я её место другой отдал… – промолвил он наконец.
Потом тяжело вздохнул и добавил:
– Пока ты был мальчонкой, я, понятно, и в мыслях не держал, чтобы дать тебе мачеху. А теперь поздно. В мои годы не так-то легко найти человека по сердцу. Такие дела делаются смолоду!
Когда началась война, Юрко был с экскурсией в Ленинграде. Без него записался Петро в ополчение, без него уехал в Винницу. Оттуда ополченцев отправили в Мариуполь. Больше месяца жили в казарме, ждали медицинской комиссии.
Наконец назначили комиссию. Большой группе ополченцев, в том числе и Петру Хоменко, объявили, что покамест людей их возраста не будут брать в армию. Петро вышел во двор казармы, остановился и задумался.
Что делать? Куда идти? Как жить?
Возвращаться домой? Но куда?.. На Винничине были уже немцы. Дорога домой шла через фронт, а на фронт его не брали!
Долго стоял Петро Хоменко во дворе казармы, не зная, куда податься, в какую сторону идти. Мимо проходили люди, встревоженные, озабоченные, не обращая на него внимания, а он всё продолжал стоять, растерянный и мрачный.
И вот случилось же такое, что, когда Петро Хоменко от нечего делать слонялся по незнакомому городу, к нему подошел какой-то паренёк в новом обмундировании, внимательно взглянул ему в лицо, спросил:
– Не вы ли будете Хоменко, батько Юрка?
– Я! – воскликнул Петро, взволнованно разглядывая паренька. – Вы что-нибудь знаете о Юрке?
– Мы с ним вместе были на экскурсии в Ленинграде… Вместе учились в агрошколе.
– Ну! Ну! – торопил Петро.
– Ваш Юрко в армии. Уже, верно, с месяц, как призван… Он меня просил, если я узнаю, где вы находитесь, или, если ненароком встречу, сообщить номер его полевой почты. По этому адресу вы можете ему написать…
