Хаим Зильберман - ВОССТАНИЕ В ПОДЗЕМЕЛЬЕ
Повар сидит на козлах, правит спокойно, без лишней суеты. Лошади шагают уверенно, время от времени кося глазом на возницу. «Мы, дядя Петя, уже освоились с этой дорогой, ты за нас не беспокойся! Знаем что делаем!» – как бы говорят они. На одно мгновение повар позволяет себе вольность – заглядывается на немецкие укрепления и замечает, что какой-то солдат выскочил на бруствер и вновь провалился в окоп, словно земля на мгновение изрыгнула его из своего чрева.
Дядя Петя крепче прижимает к груди вожжи, живее крутит в воздухе кнутом, лошади движутся проворнее. Мало ли что может случиться; полетели же позавчера в сторону кухни две мины как раз на этом месте…
До обгорелых стен бывшей мельницы осталось примерно километра полтора. Самый ненадёжный участок пути. Всё время приходится ехать вдоль берега по открытому, как ладонь, полю, на виду у немцев, что окопались на холме по ту сторону реки. Дядя Петя слезает с козел, прячет кнут за голенище и, взяв под уздцы левую лошадь, причмокивает губами, просит:
– Давайте, голуби, проворнее. Мало ли что может случиться. А там солдаты ждут…
Над самой головой пролетает ворон с распростёртыми чёрными крыльями. Несмотря на мороз, он всё же почуял запах падали. Дядя Петя задирает голову.
– Холеры на тебя нет! – ругается повар, сердитым взглядом провожая птицу.
Вскоре дорога снова поворачивает к лесу. Отсюда она ведёт уже прямо к сгоревшей мельнице. Из какого-то окопа показывается вдруг голова солдата. Он громко приветствует повара:
– Доброе утро, батя! Что нынче на обед сготовил?
– Жареного гуся да вареники! – отвечает повар несколько сердито.
– Чудак ты, батя! – громко смеется солдат и исчезает в окопе.
У сгоревшей мельницы конец пути. Укрыв лошадей за каменной стеной и устроив кухню так, чтобы к ней можно было подходить с обеих сторон, повар обращается к ожидающим его солдатам с вопросами:
– Как они, дела-то? Что слыхать нового?
– Пока ничего нового нет! – отзывается сержант, помкомвзвода Ваня Чумак. – Вы, верно, слыхали, дядя Петя: на рассвете снова была заварушка на мостике.
– Ну, то уж не новость! – отмахивается повар. Бурча что-то себе под нос, он достаёт из-под сиденья половник, тщательно вытирает его и приступает к раздаче пищи.
Два солдата выкладывают из мешка буханки хлеба, разрезают их на ломти, третий раздаёт. Отовсюду появляются солдаты с котелками. Выстраивается очередь. Возле кухни становится шумно. Два солдата, только что вернувшиеся из дозора, греют руки о горячую стенку котла. Приходит лейтенант Лаптев. Дядя Петя почтительно уступает ему место. Офицер заглядывает в котел, пробует суп.
– Молодец, дядя Петя! Приступай к раздаче! Да не скупись на добавку.
– Будьте спокойны, товарищ лейтенант! – говорит повар, всё ещё стоя навытяжку с половником в правой руке. – А на ужин, товарищ лейтенант, у нас нынче суп с галушками из самой что ни на есть пшеничной муки!
– Молодец! – снова хвалит его лейтенант и, повернувшись, обращается к одному из солдат: – Ну что, Шамсутдинов, легче стало на душе?
Шамсутдинов, высокий смуглый узбек с тонкими усиками, весело улыбается:
– Конечно, товарищ лейтенант! Вчера сразу три письма получил.
Дядя Петя разливает суп в котелки. Он делает это молча, благоговейно. В конце концов оно и понятно: вся деятельность дяди Пети, все его заботы и сомнения, все душевные тревоги разрешаются именно сейчас, во время раздачи пищи.
Через несколько минут вдоль стены, тесно прижавшись друг к другу, усаживается цепочка солдат с котелками. Возле кухни оживлённо беседуют те, что уже успели управиться с обедом. Лейтенанта Лаптева обступила группа бойцов и слушает рассказ о том, как немцы готовили ночную атаку и как эта атака провалилась. Ефрейтор Морозов, оказывается, в течение четырёх минут расстрелял несколько дисков и не подпустил немцев к мостику. Такой щедрой встречи они не ждали, и пришлось им убраться несолоно хлебавши.
Бойцы громко смеются и искренне восхищаются ефрейтором Морозовым, как будто тот действовал не рядом с ними, а в какой-то сказке, которую так занимательно рассказывает лейтенант. Впрочем, среди весело смеющихся бойцов находится и сам ефрейтор Морозов.
– Не иначе, Морозов будет представлен к награде! – заканчивает своё сообщение лейтенант. – Сегодня уже звонили из «Верхнего хозяйства», в восемнадцать ноль-ноль вызывают меня для доклада.
С обедом управляются быстро, но никто не уходит. Вокруг кухни продолжается толчея: с минуты на минуту ждут почту. Более нетерпеливые вышли из развалин на дорогу, уходящую в лес, – оттуда должен появиться почтальон.
Гомон возле кухни не утихает: говорят об ожидаемых из дома вестях и тут же готовят ответные письма-треугольники; кто-то рассказывает о новой сводке Информбюро, кто-то громко жалуется на то, что не получает вестей от семьи. И только один солдат не вмешивается в разговор. Он молчит. Это – дядя Петя. Зачем говорить, надеяться и гадать, когда он совершенно уверен, что сегодня получит письмо, обязательно получит! Сегодня десятый день – значит, письмо его уже лежит в сумке у почтальона.
Котлы пусты, посуда и мешки из-под хлеба сложены под сиденье, топка вычищена. Лошади ждут. Достаточно одного намека дяди Пети, чтобы они повернули назад, в лес: ведь сегодня надо ещё раз возвращаться сюда с ужином. В лесу будет уже темно. Но дядя Петя не спешит. Он ещё и ещё раз вытирает мокрой тряпкой котлы, посыпает золой крышки и трет их до блеска, время от времени поворачивая голову в ту сторону, откуда должен показаться почтальон. Но вот наконец почтальон появляется и ещё издали кричит повару: – Есть, дядя Петя! Вам письмо!
Дядя Петя подносит почтальону специально для него оставленный котелок супа. Потом он долго вертит в руках маленький треугольник, сложенный из листка ученической тетрадки. Шевеля губами, читает про себя адрес: «Полевая почта № 7263, рядовому Петру Ивановичу Хоменко». Разворачивает письмо, смотрит и тихо улыбается. Кажется, самое важное для дяди Пети не содержание письма, а то, что оно получено и находится в его руках.
Повар снова и снова разглядывает клетчатый треугольник, перечитывает адрес, пробегает глазами по строчкам. Наконец он снимает с головы ушанку и прячет в неё письмо. Надев шапку, он обеими руками бережно прижимает её к темени, будто находящаяся в ней бумажка согревает его, наполняет сердце теплом.
3
Старый солдат Петро Хоменко любит, оставшись наедине с собой, пораздумать, помечтать, задать себе важный вопрос и, если можно, сыскать на него ответ. Много вопросов задаёт себе дядя Петя, но самый важный из них – когда же приведёт бог снова увидеть Юрка, своего сына…
То ли потому, что никак не может найти ответа на этот вопрос, то ли фронтовая жизнь тому причиной, только дядя Петя стал суеверным: всякую ерунду считает приметой, на всякую примету возлагает какие-то надежды, а ночью, лёжа на жесткой подстилке в прокуренной и тесной землянке, долго рассуждает про себя. Вот на конверте выведен номер его полевой почты, написанный рукой Юрка, – 7263. А когда он пишет ответ сыну, то ставит те же самые цифры, только в обратном порядке – 3627. Почему так? Нет, тут что-то есть!
«Конечно, – думает дядя Петя, – конечно, Юрку я бы этого не сказал, он только посмеялся бы. Но ведь одни и те же цифры… Нет! Тут что-то кроется! Вот кончим воевать, и оба живы-здоровы вернемся домой…»
На слове «домой» круг мыслей замыкается. Эх, что сталось с их домом? Цел ли он?
«Жалко лошадок! – врывается вдруг в голову посторонняя мысль. – Бессловесные твари, стоят на морозе, а что они едят… Разве это корм для рабочей скотины? Да ещё, может, по глупости сбросили с себя одеяла… Тогда совсем беда!»
Дядя Петя проворно вскакивает, торопливо шарит рукой по соломенной подстилке и в кромешной тьме направляется к кухне. У погасшего костра, плотно привалившись друг к другу, спят солдаты, присланные на ночь для чистки картошки. Ресницы и брови их покрылись крепким, блестящим инеем. Повар нагибается к спящим, расталкивает:
– Идите, ребята, в землянку! Я уж как-нибудь без вас управлюсь! А ну, шевелитесь, не то совсем замёрзнете у такого костра.
Спросонья солдаты не понимают, чего от них хочет старый повар, но всё же поднимаются и медленно, неровным шагом бредут в сторону землянки.
– Ложитесь поближе к двери, – кричит им вдогонку повар. – У стенки спит старшина, смотрите не разбудите его, он только что лёг, а через два часа ему вставать.
Но солдаты ничего не слышат. С онемевшими ногами, сонные, они долго топчутся возле землянки, разыскивая вход в нее.
Дядя Петя уже возле лошадей; поправляет на них одеяла, подставляет ближе кормушку, гладит гривы. А мысли снова одолевают его. И опять, о Юрке… Может, и он сейчас вспоминает своего батьку, или рота их отведена на отдых, в село, и Юрко спит на жаркой печи, спит тяжелым солдатским сном… Хорошо, кабы так! А может, Юрко в эту студеную ночь отправился в дозор… Тогда, кто знает, какая беда подстерегает его…
