Мишель Моран - Последняя принцесса Индии
Наконец прибыл придворный в сопровождении семнадцати солдат и увез меня обратно в Джханси.
Странное чувство, когда хочешь быть одновременно в двух разных местах. Я уподобилась мореплавателю, который тоскует по земле в море и по морю – на земле. Мне было грустно, когда я целовала на прощание Ануджу и папу, но в то же время понимала: долг снова зовет меня на службу рани. А еще я соскучилась по моим дургаваси-приятельницам.
Я забралась на Шера, которому пришлось четыре недели простоять на конюшне у Шиваджи. Сестра протянула мне небольшую коробочку со сластями.
– Я приготовила ладду, – сказала она, – твою любимую.
– Спасибо, Ану, – поблагодарила я, прекрасно осознавая, что в следующий раз увижу сестру только на свадьбе. – Будь добра к пита-джи и слушайся дади-джи. Помнишь, что я тебе говорила?
Она кивнула.
– Я скоро приеду, – пообещала я.
Глава 14
Я разглядывала Джхалкари в теплом свете жаровни. За минувший месяц она исхудала и теперь выглядела не настолько похожей на рани. Во внутреннем убранстве дворца были видны перемены. Пока мы отсутствовали, по стенам зала рани развесили ковры, чтобы защитить дворец от холода. Пол был устлан еще более толстыми коврами из грубого войлока. Служанки поставили в комнату госпожи с дюжину жаровен. Дургаваси, разбившись на маленькие группки, сгрудились вокруг жаровен. Джхалкари и я уселись в дальнем углу зала, отделенные от остальных фонтаном, в котором теперь, в связи с приходом зимнего времени, не было воды.
– Где Кахини? – спросила я.
Глупышка, я все еще надеялась, что рани узнала правду и выгнала Кахини из дурга-дала.
Джхалкари, вернувшаяся за день до моего приезда, бросила на меня многозначительный взгляд.
– В покоях рани вместе с Сундари-джи.
– Значит, Сундари-джи так ничего и не сказала рани…
– А как она могла? Для подобного рода обвинений нужны доказательства. Без доказательств Сундари-джи рисковала потерять свою должность. Кахини это только бы порадовало. Случившееся уже стоило места лекарю рани. Когда госпожа спросила британского доктора Мак-Эгана о чуме, тот заявил, что ничего об этом не слышал. Рани тут же вызвала своего лекаря и потребовала сказать, где похоронены двое скончавшихся от чумы вестовых. Конечно, никаких вестовых на поверку не оказалось. Когда лекарь ничего вразумительного не смог объяснить, рани выгнала его за ложь.
Меня удивляло, что есть на свете люди, которые движутся по жизни, устраняя на своем пути все за исключением того, что представляет для них пользу. Утомляет ли Кахини постоянное разрушение? Не наводит ли все это на нее тоску? Даже Шива, Разрушитель Миров, сожалел о том, что пришлось испепелить Трипуру[80].
– В любом случае рани теперь не покинет своих покоев до самого рождения ребенка. Нас впускают к ней только тогда, когда госпожа сама пожелает лицезреть своих дургаваси.
– Она хоть знает, что мы вернулись?
Джхалкари несколько секунд молча смотрела на меня.
– Ты хочешь спросить, знает ли она о твоем возвращении? Лично меня госпоже лишний раз видеть незачем.
Уверена, что мои щеки стали цвета ткани моей ангаркхи, поэтому я спешно сменила тему разговора.
– А если родится девочка? – спросила я.
– Тсс, – строго шикнула на меня Джхалкари. – Даже вслух такого говорить нельзя. Родиться должен сын.
Тем же вечером рани вызвала меня к себе. Я надеялась встретиться с Арджуном, но двое мужчин на страже у двери, ведущей в покой рани, не были мне знакомы.
Солнце опустилось к горизонту. Стены покоев рани горели оранжевыми отблесками. Я ожидала увидеть госпожу лежащей в кровати под несколькими одеялами и прячущейся от декабрьского холода, но застала ее расхаживающей туда-сюда у открытых окон. Длинный голубой халат был распахнут и струился позади, как вода в ручье. Заметно увеличившийся живот выдавался вперед. За прошедшее время рани стала даже красивее, ее фигура приобрела еще бóльшую округлость, а движения – мягкость.
– Сита! – воскликнула госпожа, как только увидела меня.
По тону, каким она произнесла мое имя, я сразу же поняла, что рани сожалеет о том, что отослала меня из Джханси.
– Ой, Сита!
Запахнув халат, она подошла ко мне. Сомкнув ладони в намасте, я поклонилась и коснулась ее ног.
– Великая честь вернуться и служить вам, Ваше Высочество.
На глазах рани выступили слезы. Я не ожидала увидеть рани плачущей, особенно из-за меня. Она взяла меня за руку и подвела к ложу. Затем, забравшись в кровать и укутавшись по грудь в одеяла, рани указала рукой на мягкий табурет подле ее ложа.
– Расскажи мне о своем отце, о бабушке и маленькой сестренке, – попросила рани, когда я села рядом с ней. – Как они поживают?
– Папа, бабушка и Ануджа живы и здоровы, все у них хорошо, Ваше Высочество.
Ее лицо просияло.
– Твоя сестра, должно быть, готовится к свадьбе?
– Да. Ваше Высочество были столь добры принять меня в дургаваси, и теперь я смогу собрать денег ей на приданое. Пока я гостила дома, папа нашел Анудже достойного жениха. Церемония обручения состоится в следующем месяце.
– Мне вообще не следовало отсылать тебя и других женщин. Мой лекарь оказался либо глупцом, либо его сбили с толку. Думаю, ты слышала, что никаких вестовых из Дели и в помине не было.
– Да. Джхалкари рассказала мне о том, что вам удалось выяснить.
– Ладно. Я выгнала лекаря, – сказала рани. – Теперь у меня новый врач… Бхагават. Его посоветовала мне Кахини. Она беседовала с новыми лекарями…
– Ваше Высочество считает, что это разумно? – вырвалось у меня.
Выражение лица рани изменилось. Теперь на нем читалось разочарование.
– Сита! Кахини росла при дворе. Наше детство проходило в одинаковых условиях. Никто, – рани сделала ударение на слове «никто», – лучше ее не знает, какой лекарь нужен рани.
Я, пристыженная, опустила голову.
Мы сидели и молчали. Рани взяла с прикроватного столика пачку писем.
– Передай их Гопалу, – приказала она. – Ступай к нему сразу же, как только выйдешь от меня.
– Слушаюсь, Ваше Высочество.
– И еще, Сита… Не бери на себя слишком много…
Меня отпустили. За дверями покоев рани я увидела Арджуна, который сменил одного из стражей. Мужчина приветливо улыбнулся мне.
– Я слышал, что вы вернулись.
Он вглядывался в мое лицо. Я знала, что должна что-то сказать о его книге.
– Много времени прошло, но Руми помог мне его скоротать, – сказала я.
– Вы ее прочли?
– Да.
– Что вам понравилось больше всего?
Я догадывалась, что Арджун задаст мне этот вопрос, поэтому заранее подготовила ответ:
– На последней странице кто-то записал свои любимые выражения? Это вы?
– Нет, я купил эту книгу в таком состоянии.
Одно из записанных в книге выражений неожиданно пришло мне на ум, и я процитировала его:
– Вчера я был умен и хотел изменить мир. Сегодня я мудр, поэтому меняюсь сам.
Не стоило так опрометчиво вести себя с рани. Теперь, пожалуй, она никогда меня не простит.
Арджун снова улыбнулся.
– Это одно из моих любимых выражений.
Пока мы говорили, я настолько приблизилась к мужчине, что могла бы коснуться его гладко выбритого лица. Опомнившись, я отступила на шаг.
– Не могли бы вы сказать, где найти Гопала-джи? Я должна передать ему кое-что. – И я показала ему письма рани. – Она предупредила, что дело срочное.
– Надо подняться по лестнице и дойти до самого конца коридора.
Когда я уже собралась уходить, Арджун спросил у меня:
– Вы сегодня вечером будете гулять во внутреннем дворике? Я хочу…
Я стояла в нерешительности.
– Я не могу принимать подарки. Как это будет выглядеть со стороны?
– О каких подарках вообще идет речь? – рассмеялся Арджун. – Я жду, что мне ответят услугой за услугу.
От удивления я раскрыла рот.
– Я познакомил вас с Руми, теперь ваша очередь познакомить меня со своим любимым поэтом, – сказал он.
Мое лицо залилось румянцем, потому что я вообразила себе совсем другое.
– Но вы не знаете английский…
– Почему вы так решили?
– Ну… А разве нет?
– Я знаю английский в достаточной мере, чтобы самому читать английскую поэзию.
Мне стало неловко.
– Почему вы мне раньше этого не сказали?
– Вы у меня не спрашивали.
Внезапно я почувствовала себя полной дурой. С какой стати Арджун не должен знать английский, ведь на этом языке разговаривают очень многие?
Когда я добралась до помещения, занимаемого Гопалом, слуга открыл передо мной дверь и сопроводил внутрь. Стены комнаты были обшиты панелями дорогого мангового дерева. В свете свешивающихся сверху масляных ламп все вокруг сверкало подобно только что вымытым женским волосам. Через каждые несколько шагов на вычурных пьедесталах стояли тяжелые бронзовые светильники. Масло в них тоже горело. Все стены от пола до потолка занимали уставленные книгами полки. В дальнем конце комнаты за письменным столом, сгорбившись, сидел Гопал. Он поднял голову и посмотрел на меня. Церемонно поклонившись, я сложила ладони в намасте, а затем протянула ему письма.
