Рихард Вейфер - Данте
— Ну, само по себе это еще не препятствие, чтобы думать о помолвке, — вновь заговорила мать с благожелательным видом. — Когда твой любимый отец повел меня к алтарю, мне тоже было всего семнадцать лет. А ведь тогда мы не были так осыпаны земными благами, как, слава Богу, можем сказать про себя сегодня. Для чего же мы так долго и упорно наживали и копили добро? Да только для тебя… Чтобы ты в свое время принесла мужу в приданое тончайшее полотно, меха, холсты, бархат и шелк!
— Ну, до той поры, правда, еще немало времени, — сказал отец, — в этом я не могу не согласиться с Лючией. А кардиналу я так прямо и заявил, что моя дочь еще слишком молода для замужества.
— И что же он тебе на это ответил, отец? — с волнением спросила Лючия.
— Он убежден, что возраст здесь не помеха, другие девушки, твои ровесницы, уже просватаны, и ты, как послушная дочь Святой Церкви, должна была бы задуматься над тем, что тоже могла бы помочь священному делу примирения.
— Но, отец, разве вы сами согласны с таким примирением? Я не могу поверить, что теперь, когда черные победили своих противников, они согласятся делить с ними власть.
Хозяин дома самодовольно усмехнулся:
— Я рад, что у тебя такие разумные мысли, дитя мое! А поскольку, как мне кажется, план господина кардинала не вызвал у тебя особого восторга…
— Нет, конечно же нет! Можете мне поверить, дорогие родители!
— …то я сегодня же скажу ему правду, что ты сама считаешь себя слишком молодой для роли невесты или даже жены и готова терпеливо ждать до тех пор, пока родители не выберут тебе в мужья милого и достойного юношу.
С концом этой фразы Лючия, правда, была не совсем согласна, опасаясь, что мнение родителей о подходящем женихе может значительно разойтись с ее собственным. Ведь она знала, что ее любимый пользовался у родителей, к сожалению, не слишком большой благосклонностью, но пока она была вполне удовлетворена тем, что в матримониальных планах высокого духовного лица речь о ней всерьез больше не пойдет…
На башнях Дворца приоров развевались не только знамена города Флоренции с изображением лилий, как прежде, но и флаги с ключами святого Петра — символом гвельфов. Только что ударил большой колокол на деревянной звоннице перед дворцом. Прошло совсем немного времени, и на необыкновенное собрание начали прибывать участники — кто пешком, кто верхом, а кто и в богато украшенной карете. В пурпурно-красном духовном облачении и такого же цвета шапочке появился кардинал д’Акваспарта; по левую руку от него шел, дружелюбно улыбаясь, епископ города Флоренции. Обоих духовных лиц почтительно приветствовал принц Карл Валуа в наряде из белоснежного шелка, любуясь собой, он время от времени позвякивал золотыми шпорами. Грубый на вид, словно неотесанный крестьянин, и в то же время не лишенный гордости истинного аристократа, по роскошным коврам, устилавшим пол, прошествовал Корсо Донати. Он был в доспехах и металлической каске, словно желая продемонстрировать, что он — единственный настоящий полководец флорентийцев. И новые приоры в черных мантиях тоже держались чрезвычайно достойно. Совсем еще недавно им и в голову не могло прийти, что их снова привлекут к управлению страной!
Были приглашены и предводители партии черных гвельфов. В их число входил Камбио да Сесто, которому молодой капеллан только что передал приглашение лично от его высокопреосвященства.
— Ну, мой славный Камбио, — спросил высокий церковный иерарх тоном искреннейшего расположения, — говорил ты со своей дочерью и изъявила ли она согласие принять посильное участие в благороднейшем деле установления мира?
— Высокочтимый господин кардинал, — ответил сер Камбио, — я настойчиво внушал своей дочери ваше желание, но бедная девочка выглядела такой испуганной и подавленной, что я не решился настаивать на ее согласии. Моя жена тоже, кстати, сказала, что пятнадцатилетнее дитя не следует побуждать к браку, да к тому же там пока и близко нет настоящей любви.
— Все это не более чем отговорки, — с упреком заметил кардинал, — если другие родители определяют своих дочерей в монастырь, то молодая девушка должна испытывать благодарность, когда ей уготовлено святое таинство брака. Вчера мне удалось скрепить узами новый союз во имя семейного счастья, на этот раз между Буондельмонти и Марсили, поэтому я надеюсь, что и ты побудишь свою дочь — если потребуется, настояв на своем! — согласиться с моим планом укрепления благороднейшего дела мира.
С недовольным лицом его высокопреосвященство протянул склонившемуся в благоговейном поклоне Камбио да Сесто руку для поцелуя и повернулся к епископу.
Вскоре принц Карл Валуа, граф Фландрский, открыл заседание. Голос у него был высокий, немного гнусавый.
Он указал на то, что его миротворческая миссия, порученная ему его святейшеством Папой Бонифацием VIII, принесла уже, что может подтвердить каждый, великолепные результаты. Враги святого престола получили достойный урок.
— Теперь новый, чрезвычайно дельный подеста, новый гонфалоньер справедливости и новые приоры будут заботиться о том, чтобы в стране вновь восторжествовали справедливость и порядок. Святой отец прислал его высокопреосвященство кардинала Маттео д’Акваспарта, чтобы завершить дело мира. К сожалению, жители Пистойи проявили непонимание и противятся осуществлению благородного плана. Поэтому нам пришлось послать войска, которые успели опустошить земли пистойцев и причинили им немалый ущерб, и теперь можно надеяться, что пистойцы осознают свою неправоту и, раскаявшись, покорятся воле его святейшества и нашей воле. Теперь к вам обратится его высокопреосвященство господин кардинал. Правда, я не хотел оставить без упоминания, что я питаю некоторые сомнения в отношении тех средств, которыми он намерен укреплять мир. Не секрет, что и раньше предпринимались попытки изжить прежнюю ненависть путем заключения брачных союзов между гвельфами и гибеллинами. Удалось ли этого добиться? Нет! И такая попытка в принципе обречена на неудачу, ибо ненависть, исходящая из свободного сердца, сильнее, нежели любовь по принуждению. Впрочем, я не собираюсь предвосхищать выступление его высокопреосвященства господина кардинала!
Посланец Папы, призвав на помощь все свое красноречие, попытался склонить флорентийцев на свою сторону.
— Нельзя заранее, — выкрикнул он, — отвергать мое предложение! Вам придется признать: на мою долю выпал пока что немалый успех. Семьи, которые годами ненавидели друг друга, примирились благодаря любви! Ожесточившиеся враги на глазах всего народа обменялись мирным поцелуем. Но способствовать примирению с помощью заключения браков недостаточно, необходимо, чтобы белые вошли в состав правительства.
Недовольное ворчание прервало речь кардинала. Корсо Донати воскликнул:
— Что это значит? Стоило ли нам сперва изгонять их? Нужно погасить тлеющий огонь, погасить до последней искры!
Кардинал не дал сбить себя с толку. Он с раздражением обратился к Корсо и его друзьям:
— Уймитесь! Вы, черные, кичитесь тем, что вы верные сыновья святого престола! Вы всегда заверяли нас в этом, и святой отец поддерживал вас в священной борьбе против белых. А теперь, когда вы с помощью Папы повергли своих противников, вы игнорируете волю святого отца!
Камбио да Сесто холодно возразил:
— Правильно, если вы, в Риме, теперь неожиданно пересмотрели прежнюю политику и снова собираетесь заигрывать с белыми!
— Браво, браво! — вскричал подеста, гонфалоньер и флорентийские граждане, в то время как принц со спокойной улыбкой сидел в своем седле.
— Об этом нет даже речи! — сердито воскликнул кардинал. — Но святой отец не может помогать части своих детей за счет других. Он должен всех любить одной и той же любовью. А если вы ему противитесь, вас заставят покориться!
— Ого! Пусть-ка попробует!
Епископ Флоренции из рода Тозинги попытался смягчить возникшее раздражение:
— Дорогие друзья, прошу вас, не позволяйте, чтобы вашими душами овладели злость и досада! Господин кардинал желает вам только добра. Вскоре наступит Рождество, и мы опять услышим призыв ангела к миру на земле. И разве не забьются сильнее наши сердца, когда нам будет сказано: «И ваш город должен стать городом мира!» Ну, настолько я знаю своих славных флорентийцев, они раскаются и скажут: «Наши высшие церковные иерархи знают лучше нас, что восстановит наш мир!»
— Хватит этой благочестивой болтовни!
Это выкрикнул Корсо Донати, и его многие поддержали.
Кардинал поднялся с чувством уязвленного достоинства и покинул зал. Епископ последовал за ним.
Некоторое время царило замешательство, затем раздался издевательский смех.
Мессер Корсо воскликнул:
— Пусть его уходит! Мы хотим оставаться хозяевами в собственном доме!
