Троянская война - Кулидж Оливия

Нестор, который придерживался старомодных правил вежливости, ни о чем не спрашивал странников, пока те не утолили голод и жажду. Только когда трапеза была закончена, он отложил свою порцию мяса и спросил их имена.

– Вы, наверное, купцы? – осведомился он. – А может быть, путешественники, которые отправились по ту сторону моря за славой и богатством?

Старший ничего не ответил, хотя Нестор в основном адресовал свой вопрос ему. Вместо этого он, улыбаясь, повернулся к своему товарищу, и юноша, поняв, что обращаются именно к нему, вспыхнул от смущения. Однако через мгновение он взял себя в руки и ответил вежливо:

– Мы прибыли с маленького острова, о царь, годного лишь для того, чтобы пасти там коз да разводить пчел. Тем не менее ты слышал его название – Итака, а его царем был Одиссей, мой отец, которого считали самым великим из героев после смерти Ахиллеса.

– Значит, ты, должно быть, Телемах, – сказал старый Нестор, улыбаясь. – Твой голос проливает мне бальзам на сердце, поскольку напоминает голос твоего отца. Ах, Одиссей был человеком исключительного ума! Все те годы, что мы провели с ним в Трое, наши мнения всегда совпадали!

Он смолк на минуту, собираясь с мыслями, и уже готов был поведать какие-нибудь другие подробности, ведь безобидное тщеславие было его основной слабостью и он любил поболтать о себе. Однако Телемах нетерпеливо подался вперед, словно человек, который больше не может ждать и хочет снять с души камень.

– Ты не можешь рассказать мне о судьбе моего отца? – спросил он нетерпеливо. – Ни один корабль, ни один человек из тех, что поплыли в Трою с Одиссеем, так и не вернулись домой. Никакие вести, ни хорошие ни плохие, не дошли до нас вообще.

– Вот уже почти десять лет, так Троя взята, – сказал Нестор, торжественно качая головой. – Если он до сих пор не возвратился, он наверняка мертв.

– Так было бы гораздо лучше для моей матери, да и для меня, – уныло отозвался Телемах. – Все неуправляемые благородные женихи страны вот уже долгое время стремятся заполучить руку моей матери и завладеть ее имуществом. Выбери она одного из них, страна, возможно, и получит тирана, а сейчас их у нас много. Просители руки моей матери завладели нашим домом, где незаконно живут в бесчинстве. Старый Ментор говорит, что я теперь мужчина и должен постараться разузнать все о моем отце, а они между тем даже плетут заговор, чтобы лишить меня жизни.

– Увы! – печально сказал Нестор. – Новости редко прибывают из Итаки, которая находится от нас так далеко. Как эти наглецы смеют вынуждать твою мать выйти замуж против ее воли?

– Она ничего не может поделать. Сначала она притворялась, что не имеет права выйти замуж, пока не закончит саван для моего деда, Лаэрта. Поэтому женихи оставили ее в покое на некоторое время, когда она поставила ткацкий станок в своей комнате и начала ткать сложный узор, на который мог бы уйти целый год. Каждый день по многу часов она трудилась над ним, но ночью, когда все засыпали, украдкой пробиралась в комнату и распускала все, что соткала за день, чтобы работа продвигалась не слишком быстро, если вообще продвигалась. Это было задолго до того, как женихи заподозрили неладное, но в конце концов они поймали ее с поличным и заставили закончить саван и выбрать нового мужа. Мой отец, если он все еще жив, должен возвратиться, или будет слишком поздно.

– Я расскажу тебе все, что знаю о возвращении греков, – отвечал Нестор, – хотя я мало что могу сообщить об Одиссее. Царь Агамемнон пожелал, чтобы войско осталось на несколько дней после взятия Трои, надеясь умерить жертвами гнев богов, чьи храмы были разграблены. Большинство из нас, однако, отчаянно стремились домой и думали, что лучше опередить шторм, который жители Олимпа угрожали поднять против нас. Пирр отбыл первым, так как до него дошли плохие вести о войне в королевстве его дедушки, Пелея. За ним отправился я, и Одиссей поплыл со мной, думая, что мы вынудим Агамемнона последовать нашему примеру, если все выйдем в море. Когда, однако, Агамемнон все-таки остался, чтобы принести жертвы, Одиссей расстался со мной и вернулся на берег. Это – все, что мне известно о его судьбе.

Ментор поднял голову и нарушил молчание.

– Агамемнон благополучно добрался домой, несмотря на гнев богов, – заметил он.

– Для Агамемнона было бы лучше, если бы шторм, который разразился в море, поглотил его. Сохранив ему жизнь и позволив добраться домой, боги приготовили ему месть еще ужаснее.

– Тогда и Одиссей, должно быть, попал в шторм, – задумчиво сказал Телемах. – Неужели он и все его люди утонули?

– Это маловероятно, ведь хотя море разбросало корабли, оно не поглотило ни одного из героев, кроме Аякса, сына Оилея, который разгневал Афину. Большинство тех, кто погибли, заманил на скалы отец Паламеда, Навплий, который зажег сигнальные огни, чтобы обмануть суда, ищущие защиты от шторма. Навплий делал это в отместку за смерть своего сына, которая, как все мы знаем, не обошлась без участия Одиссея. Поэтому, если итакцы потерпели крушение у того берега, Навплий конечно же похвалялся бы открыто, что его враг мертв.

– Кого еще застал тот шторм?

– Говорят, что седовласого Менелая течением занесло в Египет и он не мог добраться до дома целых семь лет. Он долго скитался по далеким странам и, наверное, имеет какие-то сведения о твоем отце, о котором ни один другой герой, вероятно, не может знать. Филоктет плыл перед нами с Пирром. Диомед держался близко позади меня и также избежал шторма. Даже Тесей благополучно достиг Саламина, хотя его отец не принял, несправедливо обвинив в том, что он посмел вернуться живым, в то время как Аякс, его брат, погиб.

– Тогда мне лучше всего поехать к Менелаю, – заявил, поразмыслив, Телемах. – Однако, прежде чем я пущусь в путь, ты должен сообщить мне, как обстоят дела в Микенах и Спарте. Отомстил ли Менелай за убийство своего брата и хозяин ли он в своей стране?

– Клитемнестра! – глубокомысленно произнес старый Нестор, качая при этом имени своей седой головой. – Она никогда бы не правила в Микенах, если бы Менелай вернулся домой. Как бы то ни было, она была убита на седьмом году правления Орестом, ее с Агамемноном сыном, который, говорят, лишился рассудка от ужаса содеянного. Менелай живет в мире с Еленой в Спарте. Интересно, она сейчас такая же прекрасная, как и прежде?

Телемах недоверчиво улыбнулся.

– Мой отец добивался ее однажды, – заметил он, – но это было почти двадцать лет назад.

Ментор заерзал и потуже запахнулся в плащ.

– Солнце садится, – сказал он. – Давайте выльем наш последний кубок вина в песок в честь Посейдона, прежде чем мы с Телемахом вернемся к нашему кораблю.

– Боги не позволят вам спать на палубе, словно вы приплыли навестить человека, у которого нет ни кровати, ни одеяла! – поспешно воскликнул Нестор. – Никогда, пока я жив или живы мои дети, сын Одиссея не отвернется от моего дома. Завтра я дам вам колесницу и лошадей, а Писистрат с удовольствием проводит вас ко дворцу Менелая, который находится в глубине страны.

– Я слишком стар для тряской колесницы, – согласился Ментор. – Пусть Писистрат поедет с тобой, а я вернусь на корабль и успокою матросов. Не удивляйся, если я исчезну до твоего возвращения, ведь я наставил тебя на путь поисков твоего отца, а у меня еще полно других дел.

Он встал, и закатное солнце упало на его белую голову, превратив ее в ослепительное серебряное сияние. Собеседники зажмурились от слепящего света, а когда открыли глаза снова, Ментор исчез. Лишь вдалеке огромный черный орел парил, раскинув крылья на ветру.

– Какой-то бог сопровождал тебя в этом путешествии, – сказал Нестор Телемаху в благоговейном страхе. – Соберись с храбростью, потому что теперь я знаю наверняка, что ты найдешь своего отца, поскольку сами бессмертные направляют тебя.

В доме свинопаса

Эвмей, царский свинопас, сидел в дверном проеме своего дома, деловито вырезая себе новые сандалии из куска хорошей, крепкой воловьей шкуры, наслаждаясь одиночеством и тихим полуднем. Трое его пастухов выгнали свиней на желуди под дубами Коракса, а четвертый в это время гнал в город жирных свиней для женихов Пенелопы, которые каждый день требовали новых поставок из стад Одиссея.