Уилбур Смит - Троя. Падение царей
Царица сидела, прикованная к резному деревянному трону и, как делала каждую ночь, пыталась отвлечься от того, что творилось вокруг.
Она была измучена, но высоко держала обритую голову и не сводила глаз с противоположной стены, на которой висел всеми забытый огромный раскрашенный щит отца Одиссея. Царица пыталась не думать о боли в сломанных пальцах, о пульсации в связанных запястьях и об усиливающемся зуде из-за вшивых тряпок, которые ее принуждали носить.
Она сосредоточилась на счастливых днях, когда она и Одиссей были молоды, и мысленно представила себе лицо их сына Лаэрта.
В первые годы после его смерти Пенелопа могла видеть его лишь таким неподвижным, каким он был после смерти, но теперь обнаружила, что может точно вспомнить оттенок его глаз, ощущение его мягкой щеки, прижатой к ее губам, и доподлинно вспомнить выражение лица мальчика, когда его отец входил в комнату. Не проходило и дня, чтобы она не вспоминала своего сына, но мысли о нем теперь были спокойными и спасали ее на несколько драгоценных мгновений от бесконечной пытки.
Однако, как всегда, разум продолжал ее предавать, подавая беспочвенные надежды, что Одиссей войдет в двери мегарона, размахивая мечом, прорубая к ней путь; потом освободит ее от уз и спасет в надежном убежище своих огромных рук. Мысль об этом походила на одну из его историй, рассказанную ночью в этом зале с высоким потолком, когда горел высокий огонь и Пенелопу окружали любимые люди. Но потом холодный рассудок гасил ее мечты.
Теперь Одиссей был старше, ему почти исполнилось пятьдесят. Дни его огромной силы и неиссякаемой выносливости остались в прошлом. Зимой его суставы ныли, и после дневных трудов он опускался в удобное кресло с тяжелым благодарным вздохом старца.
Время, этот вор, медленно похищало жизнь любимого ею мужчины, и Пенелопа знала, что если Одиссей придет, его стареющее тело предаст его. А собравшиеся здесь молодые люди упивались мощью своей юности.
Потом ударило отчаяние, и она взмолилась: «Не приходи, Уродливый! Хоть раз в жизни соверши разумный поступок и останься в стороне. Подожди до весны и приведи с собой армию, чтобы отомстить за меня. Пожалуйста, не приходи ко мне сейчас».
Но он придет. Пенелопа не сомневалась в этом. При всей свой хитрости, уме и изворотливости из-за любви к ней Одиссей будет глух к голосу разума.
Ее мысли мрачно обратились к самоубийству. Если Одиссей будет знать, что она мертва, он все равно придет, но с ясным рассудком, думая только о мести. Он выждет, собирая флот до тех пор, пока не будет в силах убить каждого пирата на Итаке десять раз подряд.
Если Пенелопе удастся схватить нож или острую палку, она сумеет мгновенно пронзить свою грудь. Но как раз когда к ней пришла эта мысль, она почувствовала, как в ней шевельнулся ребенок, и глаза ее затуманились слезами.
«Я могла бы убить себя, не могу убить тебя, малыш».
— Ну, царица, окажешь ты нам честь поесть и выпить с нами нынче ночью? — спросил ненавистный голос.
Взгляд Пенелопы нехотя сосредоточился на осунувшемся, жестоком лице Антиноя, взявшего ее в плен, ставшего ее палачом, а сейчас с преувеличенным почтением склонившегося перед ней. Он был молод, не старше двадцати, но умен и безжалостен.
Намек на безумие в его зеленых глазах мог быть притворным, думалось Пенелопе, но заставлял пиратов постарше обращаться с ним с опаской. У него были темные длинные волосы, с правого виска свисала одна тонкая коса, украшенная золотым кольцом.
За девятнадцать бесконечных дней после нападения — дней, которые царица помнила так же ясно, как помнила движения ребенка в своем животе — Пенелопа узнала многое о пиратах и их обычаях. Большинство из них были жестокими тупыми людьми, верившими, что зверства и убийства делают их сильными. Они не ведали дисциплины и были подвержены внезапным вспышкам ярости и насилия. Из пяти предводителей пиратов, собравшихся под началом Антиноя, чтобы напасть на Итаку, трое уже погибли от руки самого Антиноя. Еще один был убит в драке из-за пленницы.
— Ну, моя госпожа? Я развяжу твои руки и принесу еды?
Ухмыляющееся лицо Антиноя было всего в нескольких дюймах от лица Пенелопы. Она ощущала запах мяса в его дыхании, но не вина — он никогда не пил.
Пенелопа притворилась, что не заметила его. Его рука взметнулась, сильно ударив ее по лицу, так что лязгнули зубы. Пенелопа ощутила на языке вкус крови.
— Или мне отдать тебя этой ночью своим людям? — тихо спросил Антиной, жестом показав на пьяный сброд. — Они заставят тебя визжать.
Царица посмотрела в его слишком спокойные глаза — глаза, которые будут сниться ей, пока она жива.
— Делай, что хочешь, пират, — холодно сказала она. — Я — Пенелопа, царица Итаки. Мой муж — великий Одиссей, и он придет сюда, чтобы тебя убить. Слушай слова своей смерти, Антиной.
Антиной пренебрежительно засмеялся и выпрямился.
— Мы с нетерпением ждем появления твоего мужа. Я слышал, что он и еще несколько стариков вроде него идут тебя спасать. Я жду, что скоро об этом заговорят по всему Зеленому морю.
Он снова обвел жестом зал.
— Мои бойцы молоды, сильны и бесстрашны. Они с наслаждением перережут глотку жирному Одиссею.
Потом Антиной придвинулся к ней сбоку и прошептал на ухо:
— Но сперва я заставлю его смотреть, как ты умрешь. Он увидит, как тебя изнасилуют мои люди, потом будет наблюдать, как я выдавлю тебе глаза и вырежу из твоего живота его грязного ублюдка.
Несмотря на ужас, сжавший ее сердце, Пенелопа сумела улыбнуться.
— Твои слова ничего не значат, хвастун. Ты уже мертвец. Это я тебе обещаю.
В дверях в дальнем конце зала возникло движение, и Пенелопа увидела, как в мегарон входит группа новых людей. Она жадно рассматривала лица. Среди вновь прибывших был мускулистый гигант, которого она сперва приняла за Леукона, но, когда тот повернулся к ней, царица увидела жестокость в его глазах и поняла, что это простой убийца.
Потом она увидела знакомое лицо. Секундос! Старый негодяй, с которым Одиссей знался в более счастливые дни, но все равно пиратское отребье. Тут ей не на что было надеяться.
За Секундосом вошли члены его команды, оборванные, в изношенных туниках. Они походили скорее на нищих, чем на пиратов.
— Ищешь спасения, Пенелопа? — спросил Антиной. — Старый Секундос не спаситель. Он мягок, как щенячье дерьмо, и почти дряхл, но он сказал, что хорошо знает остров. Все потайные места, где твои крестьяне и их женщины съежились в страхе.
Пенелопа закрыла глаза, пытаясь на несколько биений сердца освободиться от присутствия Антиноя, но не могла выбросить из памяти его лицо… И снова увидела тот ужасный день, когда Антиной пришел на Итаку.
Его восемь галер выплыли из утреннего тумана, и две сотни воинов ринулись на берег. Тридцать защитников острова доблестно бились весь день, но, когда сгустились сумерки, все здешние воины, большинство из которых были мальчиками или стариками, лежали мертвыми. Тела этих храбрых людей насадили на копья и оставили торчать на берегу, чтобы Одиссей увидел их по возвращении. Вонь гниющей плоти, которую доносил ветер, была ужасной.
Пиратский главарь снова заговорил, и Пенелопа открыла глаза.
— И Секундос покажет нам, где прячется черный дикарь. Я приведу его сюда и медленно разрежу на куски. Ты будешь смотреть на его страдания и слушать его вопли.
Когда напали пираты, однорукий Биас защищал Пенелопу весь долгий день, убив и ранив больше дюжины захватчиков, пока не угасла последняя надежда — тогда, повинуясь ее суровому приказу, он нехотя отступил и исчез в ночи, словно призрак. Каждый день Пенелопа слышала, как пираты шепчутся о черном демоне, который убивает часовых и отбившихся от остальных пиратов. Антиной обшарил весь остров в поисках Биаса, но так и не нашел его.
Пенелопу в тот день притащили в ее дворец и швырнули на пол перед молодым пиратским главарем. Он пнул ее в лицо и вздернул за волосы вверх. Когда она попыталась его ударить, пират сжал ее пальцы и вывернул, сломав их. Потом пинком послал ее на пол. Почти потеряв сознание от боли, Пенелопа услышала его холодный голос:
— Я — Антиной, сын человека, убитого Одиссеем. Я здесь для того, чтобы отомстить.
— Одиссей не убийца, — ответила она, выплюнув кровь.
— Грязная ложь. Он был на корабле с Нестором и Идоменеем в морской битве против моего отца.
— Три царя в морском сражении? А, да, — сказала Пенелопа, глядя снизу вверх на его длинное угловатое лицо. — Одиссей часто говорил об этом, и теперь я вижу сходство. Твой отец — тот, кого называли Ослиной Мордой.
Он снова ударил ее, сломав нос, потом схватил за волосы и стал бить по лицу снова и снова. Наконец, она без сознания осела на пол, а очнулась в крошечной камере.
Теперь Пенелопа наблюдала, как Секундос Критянин идет к ней; на его плече болтался старый щит. Секундос казался испуганным, на его лысой голове блестел пот.
