Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб
Камаль засмеялся:
— Он уже намного миль впереди меня…
— Может быть, ты невольно возьмёшь да женишься. Уж поверь мне. У меня в планах тоже не было вступать в брак, однако я женат уже больше десяти лет…
Камаль равнодушно пожал плечами и сказал:
— Лучше расскажи мне, как тебе жизнь там, ведь ты провёл столько лет во Франции?
— После оккупации жизнь там была не из самых лёгких, здесь легче, чем там…, - он добавил с ностальгией… — Однако Париж… Где же, где тот Париж?!
— Почему ты не остался во Франции?
Хусейн досадливо сказал:
— Жить полностью за счёт тестя?! Ну уж нет. Из-за условий военного времени не осталось никакого оправдания, чтобы не уехать. Потом мне просто пришлось уехать!
«Интересно, был ли то отголосок его былого высокомерия?» Почувствовав, что его так и тянет встать на опасный и вместе с тем мучительный путь приключений, Камаль лукаво спросил:
— А какие новости от нашего друга Хасана Салима?
Хусейн посмотрел на него в замешательстве на какой-то миг, и холодно ответил:
— Я ничего о нём не знаю!
— Как же так?!
Отведя взгляд через окно на улицу, Хусейн произнёс:
— Уже два года, как мы не поддерживаем с ним связь!
С нескрываемым удивлением Камаль спросил:
— Ты имеешь в виду…?!
И не закончил свою фразу от навалившейся неожиданности. Вернулась ли Аида в Аббасийю снова, на этот раз как разведённая женщина?!.. Но лучше отложить это и подумать обо всём позже. Он спокойно сказал:
— Последнее, что рассказал мне о нём Исмаил Латиф, была его поездка в Ирак!
Хусейн мрачно произнёс:
— Моя сестра пробыла с ним в этой поездке не больше месяца. Затем она вернулась одна…, - тут он понизил голос… — Да упокоит её Господь!
— Как?!..
Это слово вырвалось у Камаля нечаянно, но было слышно за соседними столиками. Хусейн с удивлением поглядел на него и спросил:
— Ты не знал?! Она умерла год назад!
— Аида?!
Хусейн утвердительно кивнул, и одновременно Камаль испытал стыд от того, что произнёс это имя вслух. Но длилось это чувство не более мига. Теперь, казалось, любые слова не имели значения. Он ощутил круговорот пространства, описывающего круги в голове. Но то было изумление и ужас, а не грусть и боль. В конце концов он заговорил:
— Какая печальная новость! Да будет долгой твоя жизнь!
Хусейн сказал:
— Она вернулась из Ирака одна и оставалась вместе с матерью месяц, затем вышла замуж за Анвара-бека Заки, инспектора отдела английского языка, но и с ним она прожила только два месяца, после чего заболела и скончалась в коптской больнице.
Как мог его ум следовать за всеми этими событиями с такой бешеной скоростью?!.. Но он же сказал — Анвар-бек Заки — а это главный инспектор преподавательского отдела Камаля. Он, видимо, много раз удостаивался чести встретиться с ним. И тот был мужем Аиды… Боже мой! Только сейчас он вспомнил, как шёл на похоронной процессии супруги главного инспектора год назад. Так значит, это и была Аида?! Но как же он тогда не встретился с Хусейном?
— Ты был здесь, когда она умерла?
— Нет… Она умерла ещё до моего возвращения в Египет…
Покачав головой от удивления, Камаль сказал:
— Я был на её похоронах, но не знал, что это твоя сестра!
— Как так?
— В тот день я узнал в школе, что супруга главного инспектора скончалась, и что похоронная процессия пройдёт, начиная с площади Исмаилийя, и отправился с несколькими своими коллегами-учителями, не прочитав в газетах траурного объявления. Мы шли вместе с другими провожающими до мечети Джаркас. Это было год назад…
Хусейн грустно улыбнулся и сказал:
— Да будут твои хлопоты вознаграждены…
Если бы она умерла в 1926 году, он бы сошёл с ума или покончил с собой. Сегодня же эта была для него обычная новость. Удивительно то, что он сам участвовал в её похоронах, не зная того. В тот момент он всё ещё оставался в плену горького опыта, вызванного замужеством Будур, и вероятно, покойная и приходила ему на ум, но вместе с образами Будур и её семьи. Он помнил день похорон, когда подошёл к Анвару-беку с соболезнованиями, затем сел среди других сопровождающих, и когда всем сказали встать по прибытии гроба, он посмотрел на красивый деревянный ящик, украшенный белым шёлком. Кто-то из коллег шепнул, что это вторая жена инспектора… Она пала жертвой воспаления лёгких. Камаль простился с гробом, не зная, что прощается со своим прошлым. Кто был её мужем? Мужчина, которому было за пятьдесят, уже имевший одну жену и детей. Как ангел прошлых лет мог согласиться стать его женой?
«Ты считал, что она выше брака. И вот она получает развод, а затем довольствуется статусом второй жены!»
Пройдёт ещё много времени, прежде чем остынет пыл в этой груди, но не из-за грусти или боли, а из-за шока и изумления, из-за исчезновения в мире восторженных мечтаний, из-за потери прошлым своей очаровательной тайны навсегда.
«Если и была грусть, то из-за того, что ты не грустил так, как следовало бы тебе!»
— Но что изменило Хасана Салима?
Хусейн презрительно встряхнул головой:
— Этот подлец влюбился в сотрудницу полномочного представительства Бельгии в Ираке, и моя покойная сестра разозлилась из-за такого оскорбления её чести и потребовала развода…
«В такой ситуации для мужчины единственным утешением служит то, что даже очевидные аксиомы Евклида уже не кажутся такими уж полностью очевидными!»
— А как же её дети?
— Они у бабушки со стороны отца.
«А она? Где же она? Что стало с ней за этот год? Могло ли быть так, что она познакомилась с Фахми или господином Ахмадом Абд Аль-Джавадом или Наимой?»
Тут Хусейн Шаддад встал и сказал:
— Мне пора. Дай мне повидаться с тобой. Я обычно ужинаю в «Ритце».
Камаль тоже поднялся в свою очередь. Они пожали друг другу руки, и он пробормотал:
— Иншалла…
На этом они расстались, и Камаль почувствовал, что больше никогда не увидит его, да и не было ему нужды вновь видеть его, как и Хусейну не было нужды видеть его, Камая. Выйдя из кафе, он сказал про себя: «Мне так грустно, Аида, что я не скорбел по тебе так, как следовало бы…»
52
Ночью, перед самым рассветом в дом семейства Шаукат на улице Суккарийя постучали. За первым стуком раздался и второй, так что спавшие жильцы дома проснулись. И едва служанка открыла дверь, внутри раздалась тяжёлая поступь шагов, как эхо разнёсшихся по двору, лестнице и всем трём квартирам. Ибрахим Шаукат вышел в зал; его утомлённая старостью голова отяжелела от сна, и тут он увидел перед собой офицера полиции посреди группы полицейских и сыщиков. Изумлённый, он в тревоге спросил их:
— Да убережёт нас Господь от всяческого зла. Что тут происходит?
Старший офицер грубо спросил его:
— Вы разве не отец Ахмада ибн Ибрахима Шауката и Абдуль Мунима ибн Ибрахима Шауката, что проживают в этом доме?
Изменившись в лице, Ибрахим ответил:
— Да…
— У нас есть приказ обыскать весь дом…
— Зачем, ваша честь?
Тот не обратил внимания на вопрос и повернулся к своим подчинённым, отдавая приказ:
— Обыщите…
Полицейские бросились в комнаты, исполняя приказ, тогда как Ибрахим Шаукат спросил:
— Зачем вы обыскиваете мою квартиру?
Но чиновник проигнорировал его. Хадиджа, вынужденная покинуть спальню, в которую ворвались сыщики, набросив на себя чёрную шаль, в гневе закричала:
— У вас разве нет уважения к женщинам?! Мы что, воры, господин начальник?!
Она гневно посмотрела ему в лицо, и внезапно почувствовала, что уже видела это лицо раньше, или, если говорить более точно, впервые видела оригинал ещё до того, как начала стареть. Но только где и когда? «Боже мой, это же он, несомненно! Он не так уж сильно изменился. Как там его зовут?»
Она без колебаний сказала:
— Вы ведь были офицером в полицейском участке в Гамалийе двадцать лет назад, нет, тридцать? Я уже точно не помню…
