Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб

— Ты-то не плачь, довольно наших слёз. Они вернутся к тебе. Слышишь?

Хадиджа стонала:

— Не знаю… Не знаю… Мои сыновья в тюрьме!

Амина молчала, словно скорбь сделала её немой. Пытаясь внушить им спокойствие, Камаль заявил:

— Офицер нас знает. Он был другом покойного Фахми. Он и так невероятно сжалился над нами при обыске дома, и нет сомнений в том, что он будет обращаться с ними мягко!

Мать подняла голову и вопросительно посмотрела на Камаля. Хадиджа недовольно процедила:

— Это Хасан Ибрахим. Вы не помните его, мама?.. Я сказала ему, что я сестра Фахми, а он лишь сказал в ответ: «Мы выполняем приказ, госпожа!» Эти приказы у него в глазах!

Мать поглядела на Аишу, но нельзя было сказать, что она что-то помнила…

Затем Амина отвела Камаля в сторону и с явным волнением заговорила с ним:

— Сынок, я так ничего и не поняла. Почему их арестовали?

Камаль задумался над тем, что ему следует сказать, и ответил:

— Правительство ошибочно полагает, что они действуют против него!

Она лишь недоумённо покачала головой и сказала:

— Твоя сестра говорит, что они арестовали Абдуль Мунима потому, что он один из «Братьев-мусульман». Почему они хватают мусульман?

— Правительство считает, что они настроены против него…

— А Ахмад?!.. Она сказала, что он… Я забыла это слово. Как его там, сынок?!

— Социалист? Социалисты, как и «Братья» под подозрением правительства!

— Социалисты?! Это шииты, сторонники нашего господина, халифа Али?

Камаль спрятал улыбку и ответил:

— Нет, социалисты, а не шииты. Это партия, выступающая против правительства и англичан!

Озадаченная женщина лишь тяжко вздохнула и спросила:

— Когда их освободят? Погляди на свою несчастную сестру! Правительство и англичане не нашли ничего лучше, кроме нашего дома, на который и так свалились все несчастья!

53

На рассвете среди полной тишины раздался азан на утреннюю молитву, когда начальник полицейского участка в Гамалийе вызвал к себе в кабинет Абдуль Мунима и Ахмада. Вооружённый полицейский привёл их, и начальник приказал ему выйти. Он внимательно поглядел на обоих, затем отдельно на Абдуль Мунима, и наконец спросил его:

— Ваше имя, возраст и профессия?

Абдуль Муним уверенно и спокойно ответил:

— Абдуль Муним ибн Ибрахим Шаукат, двадцать пять лет, следователь отдела расследований Министерства образования.

— Как же вы можете нарушать государственные законы, когда сами представляете закон?!

— Я не нарушал закон. Мы работаем открыто, пишем в газеты и выступаем с проповедями в мечетях. Тем, кто призывает к религии Аллаха, нечего бояться.

— Разве в вашем доме не устраиваются подозрительные собрания?

— Нет, это были обычные собрания друзей, на которых мы обмениваемся мнениями, советами и религиозными наставлениями…

— А входит ли сюда ещё и агитация против союзнических держав?

— Вы имеете в виду Англию, господин? Она же наш вероломный враг. Государство, которое попирает своими танками нашу честь, не может зваться союзническим…

— Вы образованный человек и должны были понимать, что у военного времени свои условия, накладывающие ограничения!

— Я понимаю то, что Британия наш первейший враг в этом мире!

Офицер повернулся к Ахмаду с вопросом:

— А вы?

С полуулыбкой на губах Ахмад ответил:

— Ахмад ибн Ибрахим Шаукат, двадцать четыре года, редактор в журнале «Новый человек»…

— У меня имеются серьёзные сообщения о ваших экстремистских статьях. И кроме того, ваш журнал, как известно, пользуется дурной репутацией…

— Мои статьи не выходят за границы защиты принципов социальной справедливости…

— Так вы коммунист?

— Я социалист. А большинство депутатов парламента призывают к социализму, да и сам закон не осуждает коммунизм за его идеи, пока он не прибегает к насильственным методам…

— Так значит, мы должны подождать, пока собрания, что вы устраиваете у себя в квартире, не превратятся в насилие?

Ахмад задался вопросом, неужели им стала известна тайна их листовок и ночных выступлений?! И ответил:

— Я собираю у себя дома только близких друзей, и у меня бывает в день не более четырёх-пяти человек. Наши идеи весьма далеки от насилия…

Офицер перевёл взгляд с одного на другого, и немного поколебавшись, сказал:

— Вы оба образованные и… воспитанные. И к тому же женатые, не так ли? Ладно. Не лучше ли будет вам заняться своими личными делами и избегать неприятностей?..

Абдуль Муним ответил ему своим зычным голосом:

— Благодарю вас за совет, которому я никогда не последую…

Офицер не удержался от короткого смешка, вырвавшегося у него как будто помимо его воли, и сказал:

— Во время обыска мне стало известно, что вы внуки покойного Ахмада Абд Аль-Джавада, и ваш покойный дядя Фахми был моим близким другом. Полагаю, вы знаете, что он погиб… на заре своей юности, когда его товарищи выжили, чтобы потом занять высокие посты…

Ахмад, раскусивший секрет такой странной мягкости офицера, поразившей его, сказал:

— Позвольте мне спросить вас, господин, каким бы стал Египет, если бы не жертвы, принесённые моим дядей и другими, подобными ему?!

Офицер покачал головой и промолвил:

— Рассудительно подумайте над моим советом вам, и избавьтесь от этой губительной философии!..

Тут он встал:

— Вы останетесь гостями в нашей тюрьме до тех пор, пока не будет закончено расследование. Желаю вам приятного пребывания…

Они покинули комнату, где их взяли под стражу ефрейтор и два вооружённых полицейских, и все вместе спустились на первый этаж, затем свернули в тёмный и очень влажный зал и немного прошли вперёд, где их встретил тюремщик со своим электрическим фонарём, словно для того, чтобы показать им дверь камеры. Он открыл дверь и провёл их в камеру, направив фонарь на циновки, приготовленные для них. Фонарь осветил место, которое оказалось камерой средних размеров с высоким потолком и маленьким зарешёченным окошком в самом верху стены. Камера оказалась заселена постояльцами: двумя молодыми людьми по виду похожими на студентов, и тремя босыми мужчинами отталкивающей безобразной наружности.

Как только дверь за ними закрылась и опустилась темнота, проникший в камеру свет и движение шагов вновь прибывших разбудил спящих. Ахмад шёпотом сказал брату:

— Я не буду садиться сюда, иначе меня убьёт эта сырость, лучше давай дождёмся утра стоя!

— Мы вынуждены будем присесть рано или поздно. Ты знаешь, когда нас освободят из этой тюрьмы?

Тут послышался голос — они отчётливо осознали, что он принадлежал одному из юношей:

— Всё равно придётся вам сесть. Это неприятно, конечно, но это легче, чем простоять так несколько дней…

— Вы здесь давно?

— Уже три дня!

Наступила пауза, пока голос не спросил снова:

— Почему вас арестовали?

Абдуль Муним лаконично ответил:

— Очевидно, по политическим причинам…

Голос засмеялся:

— В последнее время большинство тех, кто сидит в этой тюрьме, попадали сюда по политическим причинам. До вашего прихода нас было меньшинство…

Ахмад спросил его:

— В чём вас обвиняют?

— Сначала скажите вы, вы ведь новички! Хотя нет смысла задавать вопросы, после того, как мы заметили у одного из вас такую же бороду, как у «Братьев»!

Улыбаясь в темноте, Ахмад спросил его:

— А вы?

— Мы оба — студенты-юристы, обвиняемые в распространении подпольных листовок, как они говорят…

Ахмад рассвирепел и спросил:

— Они поймали вас с поличным?

— Да…

— А что было в листовках?

— Отчёт о том, как перераспределяют сельскохозяйственные ресурсы в Египте…

— Газеты публикуют это даже на фоне законов военного времени!

— Плюс к этому немного восторженных увещеваний!

Ахмад снова улыбнулся в темноте и впервые почувствовал облечение от того, что он не один. Голос заговорил снова: