Валентин Азерников - Долгорукова
— Что ж, было бы большим счастьем для Государя, если б мы получили новое продолжение реформ. Тогда никто бы не говорил ему боле, что он охладел к ним из-за новой семьи.
— Это для всех было бы счастьем. Тогда утихомирились бы и эти социалисты.
— Но разве они не знают, что правительство работает над этим? — удивился Адлерберг. — Вы же, помнится, объявляли об этом в газетах.
— У меня такое впечатление, что они ничего не читают кроме своих же собственных прокламаций. Это одержимые люди. Послушайте их выступления на судах. Невежественные и одержимые. Если факты в жизни противоречат их голой идее, они предпочитают их не видеть. Этим они и опасны — с ними просто невозможен диалог.
18 ноября 1880 года. Железнодорожный путь.
Вдоль насыпи с двух сторон шли солдаты. Они внимательно глядели по сторонам...
В это же время. Крым. Байдарские ворота.
За столом, накрытым прямо под деревом на свежем воздухе, сидели шесть человек: Государь с Катей, их старшие дети и Варя с Адлербергом. Прислуживал всего один слуга. Вдали виднелись экипажи царской свиты, адъютанты, обслуга.
Было по-осеннему тихо. Внизу плескалось море.
Александр поставил чашку, спросил у дам разрешения закурить.
— Как жаль, — меланхолично заметил он, что мы сюда, скорее всего, и не приедем боле.
— Почему, Ваше величество? — спросил Адлерберг.
— Тебе я могу, Саша, открыть — почему. Варвара Игнатьевна уже знает. Мы с Катей решили в скором времени покинуть Россию. Я, как только доведу до конца реформу власти, хочу отречься от престола в пользу Саши и уехать с семьёй куда-нибудь в тёплые края.
— Ваше величество, возможно ли это?
— Отчего же нет? Я хочу остаток дней, сколько мне отпущено, посвятить своей новой семье. Надеюсь, они будут более благодарны мне, чем мой народ, которому я отдал двадцать пять лет, а взамен получил травлю — как на охоте. Я вначале полагал это сделать сразу же после венчания, не дожидаясь Лорисовых новаций, но некоторые соображения, — он мельком взглянул на Катю и улыбнулся ей, — заставили меня отложить мой план на полгода. Надеюсь, за это время всё сложится. И со мной уедет не её светлость, а Её величество. Ну что ты молчишь? Осуждаешь?
— Что вы, Государь. Я задумался, потому что представил себе, как тяжело будет Екатерине Михайловне покидать подножие трона, только-только достигнув его.
— А я вот что сейчас подумала, — сказала Катя. — Если народ получит желаемые преобразования и будет даже допущен к власти, может, и опасность исчезнет?
— Ты помнишь, чем кончил Людовик XVI?
— У нас не Франция, — безапелляционно заявила Катя, — у нас революция невозможна.
— Отчего же, — вставил Адлерберг, — революционеры вон уже есть.
— Пересажать их всех — вот и вся революция, — отмахнулась Катя. — Это всё ваш любимый Лорис миндальничает с ними.
— Ты не права, — сказал мягко Александр. — Он как раз действует решительно. Поэтому-то уже пол года ни одного покушения.
Вечером этого дня. Железнодорожное полотно.
Вдоль полотна с факелами и керосиновыми лампами шли полицейские. Мимо них, сверкая в ночи огнями, пронёсся пассажирский поезд. Они смотрели ему вслед...
20 ноября 1880 года. Поезд.
Пассажиры поезда мирно спали. Спал Александр. Спала Катя. Спали дети. Только Варя не спала, — думала о чём-то...
В эту же ночь. Санкт-Петербург. Игорный дом.
X. играл в карты. Столпившиеся вокруг стола смотрели, как он бросил на стол пачку денег, потом медленно открыл свои карты и, побледнев, швырнул их на стол. Банкомёт сгрёб деньги к себе. Все смотрели на X., ожидая, что он сделает. Он сказал:
— Ещё кон. Я напишу расписку.
— Вы уже писали, — надменно сказал сдающий. — Расплатитесь — приходите.
— Последнюю сдачу.
— Ваш кредит исчерпан. — X. поднялся и под взглядами всех присутствующих медленно побрёл к выходу.
21 ноября 1880 года. Улица.
Небритый, помятый, X. шёл по Невскому, кутаясь зябко в плащ. У кофейни потянул носом, остановился. Достал из кармана мелочь, пересчитал её и толкнул дверь.
Тогда же. Кофейня.
Со стаканом чая и ситником X. сел за столик. За соседним столиком, лицом к нему сидела Перовская. Он улыбнулся ей. Она не ответила на улыбку. Он взял свой стакан, чтобы пересесть к ней. Но она поняла его намерения и сказала:
— Здесь занято.
— Невидимкой? — снова улыбнулся ей X.
— Этот человек скоро придёт.
— А я скоро уйду. И мы вполне успеем побеседовать.
— А со мной не хотите? — услышал X. голос за спиной. Он обернулся — перед ним стоял Желябов.
— Отчего же, — усмехнулся X. — Мне сегодня положительно везёт. Хотите, поговорим о везении?
Желябов взглянул на Перовскую. Она покачала головой. Тогда Желябов сказал тихо X.:
— Шли бы вы, милостивый государь, своей дорогой.
X. улыбнулся им:
— Своей-то я как раз не хочу. Свою я уже прошёл. До конца, можно сказать... — Он кивнул им и пошёл к выходу.
Чуть позже. Площадь у Николаевского вокзала.
X. стоял на площади в толпе людей и смотрел, как от вокзала на рысях отъехала царская карета в сопровождении шести казаков. Ему показалось, что он увидел в окне Катин профиль. Он даже непроизвольно сделал шаг к карете, но тут его с двух сторон схватили за руки.
Адлерберг и Лорис-Меликов, стоявшие у вокзала в ожидании своих карет, смотрели вслед отъехавшей царской карете.
— Ну обошлось, кажется, — в сердцах сказал Лорис-Меликов. — Я как на иголках все эти двое суток.
— На иголках — не на минах, — поморщился Адлерберг.
— Это верно, я рисковал карьерой, а вы — жизнью. Как себя чувствовал Государь?
— По-моему, прекрасно. Весёлый, помолодевший. Строил планы. А как у вас тут, в столице?
— Всё тихо. Похоже, мы их напугали.
Чуть позже. Карета.
Генерал и штатский ехали в закрытой карете.
— Он в камере, — сказал генерал. — При нём нашли пистолет. Лорис, конечно, сейчас доложит об успешной операции по поимке террориста и получит очередной орден.
— А он, вы полагаете, не собирался им воспользоваться? Пистолетом?
— Он на вопросы не отвечает. Я потому и хотел, граф, чтоб вы поехали — может, нам он что-нибудь скажет.
— Вы пойдёте один. Я подожду вас. Чем меньше он будет знать лиц, тем лучше.
— Вы опасаетесь...
— Нет, но бережёного Бог бережёт. Учтите главное: у нас почти нет времени. Этот армянский шарлатан уже подготовил доклад. Поэтому действовать надо быстро. Эту стрелу надо выпускать как можно быстрее, предварительно как следует натянув тетиву и указав цель.
— То есть?
— Расскажите ему, что Государь женился.
— Он знает.
— Но объясните ему, что есть способ снова ей стать свободной.
— Вы хотите, чтоб он сам?..
— Нет, что вы... Желающих много и без него. Но они плохо осведомлены о перемещениях своей жертвы и, следовательно, затруднены в осуществлении своих планов.
— Судя по покушениям, осведомлены вполне.
— Как раз нет, везде следы поспешности. Им надо помочь избежать новой оплошности.
— Вы полагаете, он согласится на это?
— У них разные причины, но общий интерес. Намекните ему, да нет, объясните прямо, без затей, что вдова будет завидной невестой — богатой и склонной как можно скорее уехать из России. Тут ей не жизнь после этого. Как и ему, впрочем. Чем не мотив для него?
— Вы думаете, это не слишком грубо?
— Постарайтесь быть убедительным.
Чуть позже. Тюремная камера.
— А пистолет зачем? — спросил генерал у X.
— Затем.
— В Государя?
— Чушь. У меня другая цель, поближе.
— A-а... Опять проигрались?
— Вам-то что?
— Поможем.
— Такого рода помощь я принимаю только от друзей.
— А я вам друг.
— Неужто ль?
— Да. И вот доказательство: вы свободны.
— Могу идти?
— Я же говорю — вы свободны.
— Но я для вас всё равно ничего больше делать не стану.
— Для нас не надо — для себя. Скажем, верните то, что у вас отняли.
— Что у меня отняли?
— Ладно, идёмте, дорогой поговорим. Я уж и то закоченел тут...
22 ноября. Набережная канавки у Зимнего.
X. и Варя стояли у парапета. Дул сильный ветер. X. кутался в шинель.
