Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб

Юноша ненадолго задумался, словно не поняв, что она имеет в виду, а затем ответил:

— Что вы имеете в виду?

— Эссе, поэзия, рассказы, пьесы.

— Не знаю. Статьи и эссе — первое, что приходит мне на ум…

Она многозначительным тоном заявила:

— Да, но в нынешней политической ситуации это непростая задача. Поэтому либералы вынуждены выражать свои мнения через подпольные издания. А статья — это откровенный и прямой способ для этого, потому и весьма опасный, особенно когда мы находимся под прицелом стольких глаз сразу. Зато рассказ является изощрённым произведением, которое невозможно ограничить рамками. Это хитроумное искусство стало распространённой формой, которая в скором времени завоюет лидерство в мире литературы. Разве вы не замечаете, что нет ни одного видного деятеля в литературе, который бы не пытался доказать своё существование в этом жанре хотя бы одним произведением?

— Да, я читал многие произведения. Вы знакомы с рассказами мастера Рияда Калдаса, который пишет для журнала «Аль-Фикр»?

— Он один из многих, и не самый лучший!

— Возможно. Моё внимание обратил на него дядя, мастер Камаль Абд Аль-Джавад, который пишет для того же самого журнала…

Она улыбнулась:

— Он ваш дядя? Я много раз читала его, но…

— ?

— Извините, но он один из тех писателей, которые блуждают в дебрях метафизики!

Он в волнении спросил:

— Он вам не нравится?

— Нравится или нет — к делу не относится. Он много пишет о древних понятиях: о духе…, абсолюте…, теории познания. Всё это прекрасно, но за исключением интеллектуального удовольствия и умственного обогащения это никуда не ведёт. Писательский труд должен быть инструментом, служащим для чётко поставленной цели, а конечной его целью является развитие этого мира, восхождение человека вверх по лестнице прогресса и освобождения. Человечество ведёт непрерывную борьбу, и писатель, поистине достойный называться этим словом, должен стоять во главе борцов. Что же до жизненного подъёма, то давайте оставим это Анри Бергсону…

— Но ведь сам Карл Маркс начинал как философ, странствующий по метафизике.

— И закончил научной социологией. Начнём отсюда, а не оттуда, откуда начал он.

Ахмаду было неприятно, что его дядю критикуют в подобной манере. Он сказал, главным образом, в его защиту:

— Истина всегда достойна познания, какой бы она ни была, и каким бы ни было мнение о её последствиях…

Сусан пылко возразила:

— Это противоречит тому, что вы пишите. Держу пари, что на вас повлияла лояльность по отношению к вашему дяде!.. Когда человеку больно, он сосредотачивает своё внимание на устранении причин боли. Так и наше общество сильно страдает, и нам прежде всего следует устранить причины этих страданий, а потом уже развлекаться и философствовать! Представьте себе человека, который занимается философией ради развлечения, когда его раны кровоточат, а он не уделяет этому ни малейшего внимания! Что вы скажете о подобном человеке?!

Неужели его дядя действительно такой? Но следует признать, что её слова нашли полный отклик в его душе, и что глаза её красивы, и несмотря на свою «странную» серьёзность, она привлекательна… очень привлекательна…

— На самом деле мой дядя не придаёт таким вещам большого внимания. Я много беседовал с ним об этом, и понял, что он из тех людей, что изучает нацизм так же, как и демократию или социализм, и ему от этого ни горячо, ни холодно. Я не могу выяснить его позицию…

Она с улыбкой заметила:

— Её у него и нет. Писатель не может скрывать свою позицию. Он подобен буржуазным интеллигентам, которые читают, наслаждаются и задаются вопросами. Когда они сталкиваются с «абсолютной реальностью», то приходят в такое замешательство, которое может быть даже болезненным, однако встретив на пути тех, кто по-настоящему страдает, равнодушно проходят мимо…

Ахмад засмеялся:

— Мой дядя не такой…

— Вам виднее. Рассказы Рияда Калдаса — не то, что нам нужно. Они представляют собой описание и анализ реальности, но не продвигают нас ни на шаг вперёд. Не направляют и не проповедуют!

Ахмад задумался и сказал:

— Но он часто описывает положение трудящихся, крестьян, рабочих, а это значит, что он делает главным героем своих рассказов рабочий класс!

— При этом ограничиваясь просто описанием и анализом. Это пассивный труд по отношению к истинной борьбе!..

«Какая, однако, смутьянка эта девушка! Выглядит слишком серьёзной. Где же в ней женщина?!»

— А как вы бы хотели, чтобы он писал?

— Вы читали современную советскую литературу? Максима Горького, например?

Ахмад улыбался и молчал. У него не было оснований, чтобы стыдиться: он учился на социологическом, а не литературном факультете. К тому же она была на несколько лет старше его. Интересно, сколько ей лет? Может быть, двадцать четыре или даже больше?!..

Она снова заговорила:

— Вот какой жанр литературы вам необходимо читать. Могу вам одолжить кое-что, если захотите…

— С удовольствием…

Она улыбнулась ему:

— Однако «свободный» человек не должен ограничиваться тем, чтобы быть читателем или писателем! Принципы относятся прежде всего к воле. Воля — превыше всего.

Вместе с тем в его глазах она казалась ему изящной. Она не использовала косметику и украшения, однако следила за своей внешностью, как и другие девушки. Эта живая грудь производила такое же впечатление на него, как и остальные не менее соблазнительные груди. Но не так быстро! Разве те принципы, которыми он обладал, не отличают его от других мужчин?

«Какой странный у нас класс — я ещё отрицаю, что смотрю на женщину лишь с одного угла зрения!..»

— Я рад знакомству с вами и вижу, что перед нами откроется ещё немало возможностей трудиться рядом в деловой обстановке…

Она улыбнулась — а её улыбка была весьма женственной — и произнесла:

— Приятный комплимент!..

— Я и в самом деле рад познакомиться с вами…

Да, так и было на самом деле. Но не следует доходить до недоразумений, которые бы разволновали его: вероятно, то была естественная реакция такого молодого человека, как он. «Будь бдителен, не кидайся вновь в подобное тому, что произошло тогда в Маади, ведь следы печали в твоём сердце ещё не стёрлись…»

35

— Добрый вечер, тётушка.

Джалила проследовала к своему излюбленному месту в гостиной. Едва они оба уселись на диване, как женщина позвала служанку, и та принесла напитки. Джалила принялась смотреть, как та расставляет их и готовит столик, пока служанка не закончила и не удалилась. Тут она повернулась к Камалю и сказала:

— Племянничек, клянусь тебе, я больше ни с кем, кроме тебя не пью вечером в четверг. Мне так нравилось выпивать на пару с твоим отцом в старые времена. Но в то время я пила также и со многими другими…

Камаль сказал про себя: «До чего же мне нужно выпить! Не знаю, какой бы была жизнь без алкоголя!» Затем он обратился к ней:

— Однако виски исчез, тётушка, как и множество других благородных напитков. Говорят, что во время последнего налёта Германии на Шотландию был разгромлен склад известнейшей во всём мире винокурни, так что потекли самые настоящие реки виски…

— Душу бы отдала за такой налёт! Но скажи-ка мне, прежде чем захмелеешь, как поживает господин Ахмад?

— Не лучше и не хуже. Мне тяжело видеть его в таком состоянии, госпожа Джалила. Да смилостивится над ним Господь Бог наш…

— Я бы так хотела навестить его. Не найдёшь ли ты смелости, чтобы передать ему от меня привет?

— Что за новости!.. До Судного Дня не хватает только этого!

Пожилая женщина рассмеялась и сказала:

— Ты считаешь, что такой мужчина, как господин Ахмад, может себе представить, что любой человек невинен, особенно из его собственного семейства?

— А если и так, то что с того, прекраснейшая из дам?… Ваше здоровье!..

— И твоё… Атийя может припоздниться, так как её сын болен…

Камаль с интересом отметил: