Михаил Петров - Румянцев-Задунайский
Прошло несколько дней. Тотлебен словно в воду канул. И вдруг письмо главнокомандующего: Тотлебен арестован, поскольку оказался прусским шпионом…
Между тем обстановка на подступах к Кольбергу быстро обострялась. Сначала Румянцеву противостоял кавалерийский отряд генерала Вернера, а когда сей отряд был разбит, прусский король направил к Кольбергу более сильный корпус под командованием генерала Платена.
Первый удар Платена пришелся на Керлин, гарнизон которого состоял всего из восьмидесяти мушкетеров, сорока гусар да двух пушек. Русские в течение шести часов удерживали противника, но в конце концов вынуждены были прекратить сопротивление. После взятия Керлина Платену уже ничто не мешало соединиться с принцем Виртембергским.
С приходом Платена соотношение сил в Померании изменилось. Прусских войск стало около тридцати пяти тысяч. Правда, на помощь Румянцеву Бутурлин прислал дивизию князя Долгорукова. И все же перевес оставался за неприятелем, имевшим к тому же сильные долговременные укрепления.
22 сентября Румянцев собрал военный совет. Он хотел, чтобы его генералы и бригадиры правильно оценили сложившуюся обстановку.
Сообщение Румянцева на совете сводилось к следующему:
по добытым сведениям, прибывший корпус генерал-поручика Платена имеет в своем составе четырнадцать пехотных батальонов, двадцать пять эскадронов драгун, до тридцати эскадронов гусар;
имея достаточное количество пехоты в ретраншаменте и обладая превосходством в кавалерии, неприятель восстановил коммуникацию со Штеттином, получил возможность совершать вылазки, доставлять в свой стан все необходимое, тогда как обеспечение русского осадного корпуса продовольствием и фуражом серьезно затруднилось из-за недостатка транспорта;
начавшиеся осенние дожди, холода вызвали в полках и батальонах много заболеваний, настроение людей пало…
Слушая командира корпуса, члены совета прятали глаза, не смотрели в его сторону. И Румянцев вдруг понял, что эти смертельно уставшие люди знают обстановку не хуже, чем он, и уже давно приняли свое решение…
— Я ничего не скрыл от вас, господа, — сказал в заключение Румянцев. — Как изволили слышать, положение тяжелое. И все-таки Кольберг надо взять. Обсудите, как это сделать. Буду ждать вашего решения у себя утром.
С этими словами Румянцев покинул совещание.
Моросил дождь — холодный, неприятный. Румянцев шел между мокрыми провисшими палатками, чувствуя себя одиноким, разбитым.
Из одной палатки, курившейся слабым дымком, доносился дружный смех. Подойдя поближе, Румянцев услышал чей-то насмешливый тенорок:
— Подумаешь, Платен! Русские и не таких платенов бивали! Аль забыли, как гнали его от магазейна, на который хотел покуситься?
— Драпал, аж пыль столбом летела, — подхватили голоса.
— Напусклив, что волк, а труслив, что заяц.
Румянцев вошел в палатку. В ней было тесно от народа — кто сидел, кто лежал на соломенной подстилке. Увидев командира корпуса, всполошились. Словно из-под земли вырос щупленький, неказистый с виду офицер. Представился:
— Подполковник Суворов[18].
Румянцев внимательно посмотрел ему в лицо, припоминая, где видел этого человека.
— Из дивизии князя Долгорукова?
— Так точно, ваше сиятельство. Кавалерия господина Берга.
Разрешив солдатам сесть, Румянцев опустился на корточки, чтобы удобнее было разговаривать.
— Жалобы есть?
— Пока сыты, грех жаловаться.
Солдат, сушивший у огня шинель, сострил:
— Было бы счастье, да одолело несчастье.
Его поддержали:
— Больше недели ситечком льет — надоело!
— Ничего, хлопцы, авось не растаете, — пошутил Румянцев. — Не все ненастье, проглянет и красно солнышко. Сами-то вы как? Слышал я, кого-то от сырости обратно на Вислу, на зимние квартиры потянуло.
— Зачем на Вислу? — возразил тот, что сушил шинель. — Не затем столько отмахали, чтобы с пустыми руками обратно…
— Кольберг возьмем, там и зазимуем, — решительно сказал Суворов. — На другое мои ребята не согласны. Верно, братцы?
— Верно, ваше благородие, — раздался в ответ хор голосов.
Румянцев невольно заулыбался.
— Крепость от нас, конечно, не уйдет. Только повозиться придется крепко. Трудновато будет.
— А мы легкой жизни не ищем, — заметил Суворов. — На все согласны, ваше сиятельство. Как говорится, лучше себе досадить, да недруга победить.
Встреча с Суворовым и его солдатами приободрила Румянцева. У него не осталось ни капли сомнения в правильности своей позиции: какое бы решение ни принял военный совет, корпус останется у стен Кольберга.
Вернувшись к себе, Румянцев выпил чаю, затем развернул карту и — в который уж раз! — принялся изучать окрестности Кольберга. Собственно, все уже давно было изучено, он помнил на карте каждую точечку, да и местность была изъезжена вдоль и поперек, и все же с картой мысли работали яснее. Карта была немым советчиком, добрым помощником.
Место неприятельского ретраншемента на карте было отмечено чернилами. Именно за этим ретраншементом хоронились сейчас полки и эскадроны Платена. Здесь и за стенами самой крепости Платен был неуязвим. Чтобы вновь овладеть инициативой и восстановить превосходство над противником, нужно было изменить тактику — прекратить атаки на ретраншамент, оставить против него лишь небольшие силы, основную же часть корпуса перевести на запад, за реку Презанту, где проходили коммуникации к Штеттину.
То, что с Платеном придется столкнуться за рекой, на открытой местности, у Румянцева не вызывало сомнения. Более половины неприятельского корпуса состояло из конницы. Для лошадей требуется фураж, а его, по показаниям пленных, в городе не хватало. К тому же кавалерии нужен простор. Платен волей-неволей должен выйти из города, а сделать вылазку он мог только в западном направлении.
На следующий день от имени военного совета к нему явились генерал-лейтенант Леонтьев, генерал-майор Еропкин и бригадир Брандт.
— С чем изволили явиться, господа?
— Военный совет единогласно проголосовал за снятие осады и отвод корпуса на зимние квартиры, — сказал Леонтьев, подавая Румянцеву бумагу. — Мотивы нашего решения изложены здесь.
Приняв бумагу, Румянцев повертел ее в руках и положил на стол, не читая.
— Вы хотите ретироваться, но делать этого я не буду. Корпус останется здесь.
Леонтьев тяжело засопел, подыскивая в мыслях веские аргументы. Направляясь к командиру корпуса, он рассчитывал быстро склонить его в пользу решения военного совета, но это оказалось не так-то легко. Румянцев был упрям, как всегда.
— Поймите, Петр Александрович, — переходя на дружеский тон, заговорил он, — позиция принца Виртембергского неприступна. Атакой с фронта его не возьмешь, фланги же его защищены с одной стороны рекой, с другой — непроходимым болотом.
— Это сейчас непроходимым, а когда ударят морозы, положение изменится, — возразил Румянцев.
И Леонтьев, и Еропкин, и Брандт с удивлением уставились на него.
— Вы что, собираетесь воевать и зимой?
— А почему бы и нет? Разве зимой порох не так же горит, как летом? Мы будем воевать до тех пор, пока не возьмем Кольберг.
— Олень с дубом бодался, да рог сломал, — проворчал Леонтьев.
— Благодарю, что напомнил об этом, — метнул на него недобрый взгляд Румянцев. — Но я знаю и другую поговорку: «Волков бояться — в лес не ходить». Мы пришли сюда, чтобы овладеть крепостью, и мы это сделаем, какие бы угрозы нас ни подстерегали.
Члены совета ушли. Спустя некоторое время они передали через адъютанта рапорты с прощением предоставить им отпуска по болезни. Румянцев понял: это протест, но наложил резолюции, не задумываясь.
— Пусть уезжают. И без них обойдемся.
К осуществлению своего плана Румянцев смог приступить только 11 октября. Оставив против укрепления принца Виртембергского отряд пехоты под командованием князя Долгорукова, он с большей частью корпуса перешел на западный берег реки и атаковал стоявшие здесь неприятельские посты. Один пост в составе двух офицеров, восьмидесяти семи унтер-офицеров и рядовых сдался в плен, другие бежали в Кольберг под прикрытие крепостных пушек.
От пленных Румянцев узнал, что несколько опоздал со своим маневром: Платен уже успел уйти из Кольберга в сторону Штеттина, оставив для защиты коммуникаций отряд под начальством генерал-майора Кноблоха. Пленные утверждали, что в Кольберге совсем не осталось фуража, продовольствия же могло хватить только на месяц.
— Где Кноблох?
— Засел в Трептау.
До крепости Трептау было всего несколько верст. Не теряя времени, Румянцев взял с собой два пехотных полка с батареями, несколько эскадронов гренадер и двинулся на неприятеля.
