Владимир Малик - Князь Кий
Небо было чистым, звездным. Месяц сыпал на землю холодные серебристые лучи, и от этого свежая роса на густом поникшем ковыле переливалась и сверкала.
Проехали мимо Кремневой горы, одинокой скалы, которая мрачно темнела на синем фоне неба по левую руку. Боривой поднялся на стременах — оглянулся. Ну, кажется, спаслись! Гуннское стойбище осталось далеко за холмами, поле боя — тоже. Теперь, не боясь топота копыт, можно пустить коней быстрее, чтобы за ночь, как можно дальше, отъехать от того страшного места.
Юный княжич немного успокоился и пустил коня рысью. Но он не мог отогнать грустных мыслей, которые черной тучей налегли ему на душу, острой болью пронизывали сердце. Снова и снова они возвращались к событиям последнего дня.
Уличи, что жили в степи, неподалеку от теплого моря, не ждали беды. Люди на буйных весенних травах выпасали скот, ловили в реках рыбу, радовались будущему урожаю, который обещал быть щедрым.
Но налетели, как черный вихрь, гунны. Нападение их было внезапеным, неожиданым. Князь Добромир сумел собрать лишь часть дружины. Силы оказались далеко не равными, и почти все его воины положили головы в кровавой сече.
Что теперь будет с улицкими женами, девушками, стариками и детьми? Что будет с землей уличей, их нивами, весями, степными и речными угодьями? Что будет с табунами коней, отарами овец и коз, поголовьем скота?
А что будет с ними — горсточкой беглецов? Куда ехать? Где приклонить голову? У кого просить защиты?…
Неясный шорох, который донесся из-за большого темного куста, прервал ход Боривоевых мыслей. Там промелькнула какая-то тень, послышался слабый мелодичный звук туго натянутой тетивы… Княжич порывисто пригнулся к гриве коня — и в то же мгновение над ним резко просвистела стрела, оперением черкнув по спине.
«Гуннский дозорный! Как далеко забрался в степь! Или же он здесь один»?
Боривой распрямился, выхватил из колчана стрелу, наложил на лук. Но неизвестный всадник, который, по-видимому, пристально следил за беглецами из-за куста, вскочил на коня и помчался в мерцающую ночную мглу. Пущеная вдогонку стрела не попала, и за какую-то минуту он исчез в затянутой туманом долине. Все переполошились.
— Надо догнать его! — вырвался вперед Всеслав. — Уничтожить! Иначе — горе будет нам!
Его остановила княгиня:
— Ради бога! Куда? Сейчас ночь — где ты его найдешь в темноте? А мы останемся одни…
Ее поддержал князь Добромир:
— Плохо, конечно, что нас обнаружили. Теперь гунны кинутся за нами. Но догонять беглеца бесполезно: вскоре он будет среди своих… А вы можете потеряться…
— Что же нам делать?
— Убегать!
— А может, погони не будет?
— Будет!.. Вы не знаете гуннов — им лишь бы охотиться… На дичь или на людей — все равно!.. Будут гнаться по следам и день, и два, пока не догонят или убедятся, что догнать не смогут…
— Тогда не будем тратить попусту время! В путь! — воскликнул Боривой. — Отец, ты выдержишь? Ведь поездка будет нелегкой!
— На меня в расчет не берите, — тихо ответил князь. — Лишь бы вы спаслись… А если боги захотят — спасусь и я…
Боривой, молча, подал знак рукой — и небольшой отряд, приминая конскими копытами густой бурьян, помчался на север, в противоположную от месяца сторону.
* * *Убегали целую ночь и половину наступившего дня. Гнали коней изо всех сил, давая им и себе отдых только для того, чтобы из реки или ручья, которые попадались по пути, напиться воды. А когда солнце поднялось в зенит, увидели погоню.
Гуннов были шестеро. Шестеро против семи уличей. Дозорный, по-видимому, не добрался до стойбища, а натолкнулся на сторожевой разъезд и с ним кинулся преследовать беглецов. Но как это много — шестеро, если принять во внимание, что только трое из семи уличей — опытные взрослые воины! Потому что, чем могли помочь в бою, тяжело раненный князь, княгиня Искра и княжна Цветанка? Да и Боривой только-только начал по-настоящему осваивать военное ремесло.
Гунны издали закричали, замахали копьями, давая знать, что и они увидели беглецов и вот-вот догонят их. Острый глаз Боривоя даже заметил, как передний хищно оскалил зубы.
— Вперед! — и княжич поднял нагайку.
Измученные кони слушались нехотя и, понукаемые криками и ударами всадников, медленно переходили на рысь.
Теперь все зависело от них — выдержат гонки с конями преследователей или нет?
Боривой вырвался вперед и, зорко всматриваясь в даль выбирал направление. Обходил холмы, избегал крутых склонов, направлял беглецов по тропам, протоптанным дикими обладателями степи — рогатыми турами, буйногривыми тарпанами и тонконогими пугливыми сайгаками.
Гунны не отставали. Напротив, их кони оказались свежее и более выносливыми. Расстояние между беглецами и преследователями медленно сокращалось.
Видя это, князь Добромир проговорил:
— Оставьте меня! Я не хочу быть обузой для всех!.. Гунны задержатся около меня на некоторое время — и вы оторветесь от них! Тогда, может, спасетесь… Оставьте меня!
Боривой отрицательно покачал головой, крикнул на ходу:
— Что ты, отец! Как можно? Нет, нет, мы не покинем тебя!.. Если придется погибать, то погибнем все вместе! — и вдруг радостно прибавил:
— Вон впереди — яр! Туда! Мы спрячемся в нем! Там, в его узких и глубоких ущельях, нам будет легче защищаться от нападающих! Они не смогут окружить нас!
И он круто завернул к подножию горы, разрезанной пополам темной пропастью яра.
Ехать стало сразу тяжелее, потому что дорога пошла вверх. Взмыленные, запыхавшиеся кони замедлили бег. В устье яра под их копытами зачавкала топкая тина, зашелестела осока. Над яром с ржавой застоялой водой понависали ветви кустов — продирались сквозь него с силой.
Боривой и Горицвет, пропустивши всех, остановились под защитой лапчатого сплетения ветвей лощины. Осторожно выглянули — далеко ли гунны?
Те тоже остановились и озадачено смотрели на отвесные стены яра и зеленую пену зарослей в нем. Видно, боялись засады.
Горицвет сначала злорадно улыбнулся, потом сказал:
— Вы поедете дальше, а я останусь здесь. Клянусь Перуном, хоть один из них попробует моей стрелы!
— Погибнешь!
— Все может быть… Но кому-то же надо задержать их!
— Я тоже останусь с тобой!
— Нет, Боривой, ты не останешься… Твое место — во главе отряда! Спасай князя! — и Горицвет ударил коня Боривоя. — Прощай!
Когда Боривой исчез в чаще кустов, молодой воин слез с коня, взял в руки лук и стрелу — выглянул в степь. Гунны медленно приближались к яру.
Горицвет ждал. Пусть приближаются! Ближе! Ближе!.. Чтобы не ошибиться! Чтобы поразить хоть одного прямо в сердце!
Они осмотрительны — у каждого в руках тоже лук с наложенной на тетиву стрелой. Готовы каждое мгновение ответить выстрелом на выстрел.
Вот уже хорошо видны их лица — широкие, темные, обожженные солнцем, ветрами и огнями степных костров. Из-под островерхих войлочных колпаков на плечи спадают тонкие косички плотных черных волос. Один из них, видно, старший, потому что все учтиво прислушивались к его словам, щеки и нос повреждены оспой, а острый взгляд так и рыщет, так и стреляет, будто хочет заглянуть под плотный шатер кудрявых зарослей. Хорошо было бы избавиться от него, обезглавить враждебный отряд. Но он, будто чувствуя опасность, все время держится так, что его закрывают собой другие.
Горицвет натянул тетиву — прицелился. Стрела щелкнула, словно кнут, и ударила ближайшего гунна в грудь. Даже не вскрикнув, тот взмахнул руками и упал с коня наземь.
— Есть один! — радостно воскликнул Горицвет и потянулся к колчану еще за одной стрелой. — Боги помогают мне!
Но гунны тоже были опытными воинами. Заметив, где всколыхнулась веточка ивняка, они, сразу же, выпустили туда пять стрел, и те холодно и угрюмо пропели песню смерти. Две из них попали в храброго улицкого воя — одна в руку, вторая — в горло.
Как подсеченный колосок упал Горицвет навзничь в желтоватую остролистую осоку и, хотя был еще жив, не мог сделать малейшего движения. Только туманящимся взглядом смотрел вверх, где сквозь зеленые листья пробивался лоскуток голубого неба.
Потом кусты расступились — и к нему подъехало несколько всадников. Что-то быстро быстро заговорили между собой. Но он ничего не понимал. Лежал молча, бесстрашно наблюдая за тем, как один из них достал из ножен блестящую саблю и, наклонившись с коня, ударил ему прямо между глаз.
* * *Тем временем Боривой вывел свой небольшой отряд из устья яра, где остался Горицвет, в его среднюю часть. Заросли здесь стали реже, более низкие, бурьян более плотный, зато вокруг возвышались желтые отвесные стены, поврежденные дырами, в которых гнездились быстрокрылые ласточки поднимались в небо острыми шпилями, а из глубоких темных обрывов веяло гнетущей прохладой.
