Иван Фирсов - Головнин. Дважды плененный
Корфу всегда им была приятна… После взятия Корфу зависть их к нам еще умножится… Ежели осмелюсь сказать — в учениках Сир Сиднея Смита я не буду, а ему от меня что-либо занять не стыдно».
Минули века, но бездушная бумага запечатлела и сохранила для истории занимательные психологические нюансы невидимой схватки умов, характеров, личностей.
Действия союзников на юге Европы, на суше и на море, отвлекли основные армии Франции и содействовали активным операциям на севере. В разгар лета, в Палермо, на Сицилию, для помощи Ушакову прибыл отряд вице-адмирала Петра Карцова. Доложив перипетии перехода, Карцев среди других новостей сообщил Ушакову:
— Нынче затевается десантирование аглицких и наших войск на голландский берег для очищения от французов. Британцы задумали вновь своего принца штатгальтером в Голландию определить.
Ушаков усмехнулся:
— И там каштаны таскать нанялись…
Почта из Петербурга на эскадру Макарова поступала через русского посла в Лондоне графа Семена Воронцова.
В срочных случаях он посылал нарочного, а так обычно за ней время от времени приезжали адъютант или секретарь канцелярии Макарова. Естественно, прежде чем отсылать почту, Воронцов каждый раз просматривал все документы. Полномочный представитель России должен быть в русле всех событий, касающихся россиян в метрополии.
Вскоре после Пасхи курьер доставил документ, известия о котором он заждался. Собственно, посол и являлся главным дирижером в его оформлении. Зимой английские генералы и адмиралы, пользуясь отсутствием в Европе Наполеона и узнав о предстоящем наступлении Суворова в Италии, задумали ниспровергнуть французов в Голландии. Своих солдат они сохраняли для защиты метрополии. В Ирландии давно орудовали повстанцы, которых все время поддерживала Франция, да и боялись англичане высадки французов, поэтому берегли войска.
Воронцов сразу поставил условия — англичане оплачивают все расходы по содержанию и обеспечению и перевозят не меньше половины войск на своих кораблях. Посол знал, что в Петербурге всякому сближению с англичанами противодействует восходящий фаворит граф Федор Ростопчин. Но Воронцов надеялся на поддержку Безбородко и своего брата. Расчет его оказался верным. Царя они уговорили, и соглашение с английским послом в Петербурге Витвортом подписал сам Ростопчин…
Теперь, перечитывая соглашения, Воронцов довольно ухмылялся. Все было сыграно по его нотам.
С почтой пришел и Указ Адмиралтейств-коллегии о производстве офицеров в очередные звания. Среди незнакомых фамилий Воронцов увидел Головнина, его пожаловали чином лейтенанта. С молодым мичманом у посла сложились вполне дружелюбные, не по чину, отношения. Чопорного графа, англомана, прожившего в Англии более десяти лет, привлекало в адъютанте Макарова прежде всего безупречное знание английского языка и уважительное отношение к британцам. Начитанный не по годам, мичман был любознателен и достаточно самостоятелен в суждениях.
Передавая Головнину пакет с почтой, Воронцов вышел из-за стола:
— Не по этикету, но меня Макаров простит, а ты не выдашь. — Посол протянул Головнину вдруг руку. — Поздравляю тебя, братец, с очередным чином и всех благостей желаю…
Раньше Головнин, прежде чем возвращаться на эскадру, обходил в Лондоне книжные лавки. На этот раз он поспешил в Ширнесс, где стояла эскадра.
Приняв поздравление от Макарова, флаг-офицер через сигнальщиков вызвал Рикорда со «Святого Петра». Обычно все свободное время Василий проводил на корабле, зачитывался книжками, которые уже не умещались на полках в каюте и лежали навалом на столе. Не разделяя интересов своих сослуживцев-сверстников, он и на берегу избегал все злачные места и таверны, посвящая редкий досуг театру и библиотекам. На этот раз не обошлось без шампанского. Расположились в каюте, где Головнин жил вместе с флаг-секретарем. Тост произнес Рикорд:
— Позволь твой славный чин приветствовать, дабы он был у тебя и командирским.
Друзья чокнулись, выпили до дна. Головнин хотя и не частил в трактиры, но ханжой не слыл.
— Добро бы так, Петр Иванович, — вздохнул он, глаза его заблестели, — сам ведаешь, сколь мало познал я науку морскую многосложную.
— Тебе ли об этом толковать, Василь Михалыч, вряд на эскадре, кто тебя более спознал по сей части.
Головнин слегка зарделся, сердито сказал:
— Начал меня нахваливать. Далее Немецкого моря носу не высунул, который год здесь пробавляемся.
— Поспеем, погоди. Аглицкие-то везде снуют, авось и наших прихватят, — ответил Рикорд, разливая шампанское, — напервое твой лейтенантский чин тебе путь-дорожку отворяет.
— Быть может, — задумавшись ответил Головнин, — у британцев-то такой чин за деньгу покупают или через протекцию. У нас, слава Богу, государь жалует, была бы охота да прилежная служба отечеству…
Лето 1799 года для адъютанта Макарова выдалось беспокойным. Еще весной из Петербурга поступило распоряжение отправить отряд кораблей в Средиземное море. После ноябрьских штормов отряд Карцова только-только привел себя в порядок. На «Изяславе» не успели заменить сломанную стеньгу и реи, часть судов стояла в доках, ремонтировали подводную часть. Англичане не всегда шли навстречу, самим не хватало добротного леса. Головнин половину времени тратил на разъезды по поручению Макарова в разные ведомства Адмиралтейства.
Едва успели проводить корабли Карцова, навалились новые заботы. В Лондоне задумали высадить десант в Голландию, изгнать оттуда французов. Россия обязалась помочь и флотом, и войсками. В Ревеле готовилась эскадра контр-адмирала Павла Чичагова к перевозке двух дивизий.
Пять лет как заняли французы Голландию, изгнали принца Оранского, образовали Батавскую республику. Голландцы охотно приняли новые порядки, а у Англии появилась головная боль. Под боком стояла наготове голландская эскадра. В любое время она могла выйти в море, содействуя французам в высадке десанта на Британские острова. Англичане торопились поскорее начать наступление.
В эти дни в Лондоне у всех на устах звучало имя Суворова. В театрах читали в его честь стихи, газеты писали восторженные отзывы о победах русского полководца в Италии, помещали дружеские шаржи. Вошли в моду суворовские пироги, суворовская прическа. В эти дни великий полководец получил восторженное письмо от Нельсона: «Меня осыпают наградами, но сегодня удостоился я высочайшей награды; мне сказали, что я похож на вас».
В середине августа наступили решающие дни перед высадкой десанта на голландский берег.
Для успеха десанта вначале, как обычно, потребовалось уничтожить неприятельскую эскадру. Вместе с англичанами в бой пошли и русские моряки. Поначалу случилась заминка. Опять не повезло шведскому пленнику, на этот раз 64-пушечному линкору «Ретвизан». Как все это происходило, красочно описал Василий Головнин: «В августе 1799 года английский флот, вспомоществуемый союзной ему нашей эскадрой, высадил войска на голландские берега, между местечками Кин-доуном и Кампер-доуном, и овладел укреплениями мыса Гелдера. На рейде перед сим мысом находилась тогда голландская эскадра, состоявшая из восьми линейных кораблей, трех фрегатов и одного шлюпа. Чтоб взять эту эскадру, надлежало атаковать ее морской силой. Исполнение сего предприятия было возложено на вице-адмирала Митчеля, которому для того поручено было в начальство восемь английских линейных кораблей; главнокомандующий всего ополчения адмирал Дункан предписал командующему союзной эскадрой вице-адмиралу Макарову назначить из оной два корабля для содействия англичанам. Вице-адмирал избрал корабли „Ретвизан“ и „Мстислав“, под начальством капитана Грейга и Моллера, которые тотчас вступили под команду вицеадмирала Митчеля.
19 августа был день, назначенный вице-адмиралом Митчелем для нападения на неприятеля, и союзная эскадра в 5 часов утра, при попутном ветре и течении, пошла так называемым большим проходом к острову Тексель. Но как в этом проходе голландцами сняты были все баканы и направление течения между мелями англичанам неизвестно, то путь сей подвергал эскадру большой опасности. Передовым кораблем в боевой линии был «Глатон», который при одном изгибе прохода коснулся мели, но, по малому своему углублению, прочертил только по ней килем и избежал опасности, а корабль «Ретвизан», второй по линии, шедший непосредственно за «Глатоном», будучи грузнее его, стал плотно на мель; прочие же корабли, увидев опасность, легко могли уже миновать ее, вышедши на настоящий фарватер, кроме корабля «Америка» и фрегата «Латон», которые поблизости «Ретвизана» также стали на мель.
В следующую ночь ветер усилился, и «Ретвизан» находился на краю гибели».
Головнин довольно подробно нарисовал картину бедствия, и не без основания. «Я тогда находился флаг-офицером при вице-адмирале Макарове, следовательно, имел случай знать состояние каждого корабля, бывшего во вспомогательной эскадре, а будучи употребляем к переводам и в сношениях главнокомандующего с английскими адмиралами, я знал также хорошо и их мнение о каждом из наших кораблей и капитанов. И я к тому могу утвердительно присовокупить, что корабль „Ретвизан“ обязан своим спасением присутствию духа и искусству своего начальника, твердости и непоколебимому усердию офицеров, расторопности нижних чинов и вообще редкому порядку и дисциплине, существовавших на сем корабле во всю кампанию. При сем случае особенно содействовали капитану Грейгу и отличились: капитан-лейтенант Быченский, первый лейтенант Миницкий и лейтенант Хвостов».
