Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб

Всех авторов-добровольцев, включая тех, кто, как и он сам, специализировался на исламской философии, Абдель Азиз радушно приветствовал. Хотя он и был выпускником Аль-Азхара, он отправился во Францию, где провёл четыре года, занимаясь исследованиями и читая лекции, но не приобрёл учёной степени. Получая ежемесячный доход от недвижимости размером пятьдесят фунтов, он был достаточно обеспеченным, чтобы зарабатывать себе на жизнь, однако в 1923 году учредил журнал «Аль-Фикр», и упорно продолжал выпускать его, несмотря на то, что доходы от него не превышали все его старания.

Едва Камаль занял своё место на стуле, как в комнату вошёл мужчина примерно одного с ним возраста: одетый в серый полотняный костюм, высокого роста, хотя и меньше Камаля, худощавый, но полнее него, круглолицый, со лбом среднего размера, толстыми губами, тонким носом и острым подбородком, придававшим особые черты его полному лицу. Он лёгкой походкой и с улыбкой подошёл и протянул руку господину Абдель Азизу, и тот, пожав её, представил его Камалю:

— Господин Рияд Калдас, переводчик из Министерства образования. Он недавно присоединился к коллективу авторов «Аль-Фикр» и влил свежую кровь в наш научный журнал своими ежемесячными обзорами мировых пьес и короткими рассказами.

Затем он представил Камаля:

— Господин Камаль ибн Ахмад Абд Аль-Джавад. Возможно, вы читали его статьи?!

Оба мужчины пожали друг другу руки, и Рияд с восхищением произнёс:

— Я читаю эти статьи в течение многих лет. Это ценные статьи во всех смыслах этого слова…

Камаль осторожно поблагодарил его за похвалу, и оба сели напротив друг друга на стулья перед столом господина Абдель Азиза, который продолжил:

— Господин Рияд, не ждите от него, что он ответит вам подобным образом, и скажет, что читал ваши ценные рассказы. Он вообще не читает рассказы…

Рияд очаровательно засмеялся, показывая ряд своих блестящих зубов с промежутком между средними резцами.

— Так значит, вы не любите литературу?.. Нет ни одного философа, у которого бы не было своей особой теории о красоте, которая появляется на свет только после исчерпывающего исследования различных видов искусства, в том числе и литературы, разумеется…

С некоторым беспокойством Камаль сказал:

— Я не ненавижу литературу. Долгое время я отдыхал, читая стихи и прозу, но у меня так мало свободного времени!

— Это значит, что вы читали те рассказы, что смогли осилить, поскольку современная литература почти целиком состоит из коротких рассказов и пьес…

Камаль продолжил:

— Я много прочитал за всю свою жизнь, но я…

Но тут Абдель Азиз Аль-Асьюти, многозначительно улыбнувшись, прервал его:

— Отныне и впредь вы, господин Рияд, должны убеждать его в истинности ваших новых идей, и с вас вполне достаточно знать, что он философ, и его мания — это мысль.

Затем он обратился к Камалю с вопросом:

— Вы принесли свою ежемесячную статью?

Камаль вытащил среднего объёма конверт и молча положил его перед редактором, который в свою очередь взял его и извлёк несколько страниц статьи. Внимательно изучив название, спросил:

— О Бергсоне?… Замечательно!

Камаль заметил:

— Идея состоит в том, чтобы дать общее представление о роли, которую философия сыграла в истории современной мысли. Возможно, я дам более детальный обзор в дальнейшем…

Рияд Калдас с интересом следил за разговором и, ласково взирая на Камаля, сказал:

— Я следил за вашими статьями в течение многих лет, с тех пор, как вы начали писать о философии древних греков. Это были разнообразные статьи, зачастую даже противоречащие друг другу с точки зрения представляемой ими философии. Я понял, что вы историк, хотя я напрасно пытался отыскать вашу личную позицию в этих статьях, к какой школе принадлежите именно вы.

Абдель Азиз Аль-Асьюти заметил:

— Мы новички в философских учениях, и должны начать с общего представления идей. Может быть, доктор Камаль породит свою собственную, новую философскую школу? А вы, господин Рияд, возможно, станете одним из приверженцев кемализма?!

Они все рассмеялись. Камаль снял очки и принялся полировать линзы. Он быстро включался в разговор, особенно если ему был приятен собеседник, а атмосфера казалась приятной и безмятежной. Он сказал:

— Я всего лишь турист в музее, в котором ему ничего не принадлежит, просто напросто историк. Я даже не знаю, где я стою…

С возросшим интересом Рияд Калдас произнёс:

— Другими словами, вы на перекрёстке дорог. Я раньше тоже стоял на таком же месте, пока не нашёл свой путь. Но предполагаю, что за этой позицией скрыта какая-то история, так как обычно конец одного этапа бывает началом другого. Разве вы до того, как достичь этой позиции, не познали различных оттенков веры?

Мелодия этого разговора вернула Камалю воспоминание о старинной мелодии, вросшей корнями в его сердце. Этот молодой человек и этот разговор… Эти бесплодные годы он был лишён духовной дружбы, пока наконец не привык разговаривать сам с собой каждый, раз когда ему требовался собеседник. Так давно никто не пробуждал в его груди этой духовной энергии: ни Исмаил Латиф, ни Фуад Аль-Хамзави, ни десятки учителей. Неужели пришло время, когда кто-то займёт место Хусейна Шаддада, опустевшее после его отъезда?!

Он вернул очки на место и улыбнулся:

— Конечно, за этим скрыта история. Как водится, у меня тоже были религиозные убеждения, затем я поверил в истину…

— Я помню как вы излагали материалистическую философию с пылом, наводящим на сомнение…

— То был искренний пыл, но я скептически отвернулся от неё…

— Тогда, может быть, рационалистическая философия?

— Затем я снова скептически отвернулся. Философия представляет собой прекрасный замок, который, однако, непригоден для проживания…

Абдель Азиз улыбнулся:

— Это заметил один из его обитателей!

Камаль равнодушно пожал плечами, а Рияд продолжал расспрашивать его:

— Есть ещё наука. Возможно, она спасла вас от сомнений?

— Наука это закрытый мир для нас, который знает лишь самые очевидные выводы. Я изучал мнения выдающихся учёных, которые сомневаются в соответствии научной истины реальности. Другие же отмечают существование теории вероятностей. Остальные не согласны даже с самой идеей о том, что есть абсолютная истина. И я скептически отвернулся от этого!

Рияд Калдас улыбнулся, но не произнёс ни слова, и его собеседник продолжил:

— Я даже погрузился в современный спиритуализм и вызов духов, и голова моя закружилась, да и сейчас ещё кружится в пугающем пространстве. Но что же есть истина?! Что есть ценности? Что есть что? Иногда я ощущаю угрызения совести при совершении добрых дел, словно творю зло!..

Абдель Азиз громко рассмеялся:

— Значит, религия взяла над вами реванш. Вы покинули её в преследовании высших истин, но вернулись с пустыми руками!

Рияд Калдас, в нотках которого прозвучала любезность, и не более того, отметил:

— Эта скептическая позиция великолепна! Вы наблюдаете, размышляете и при этом во всём у вас есть абсолютная свобода туриста!

Абдель Азиз обратился к Камалю:

— В своих идеях вы такой же одинокий холостяк, как и в жизни!

Камаль заинтересовался этой мимолётной фразой: был ли он одинок вследствие своих идей или всё как раз наоборот? Или и то, и другое это результат какого-то третьего фактора?

Рияд Калдас сказал:

— Холостяцкая жизнь это временное состояние. Может быть, он и в этом тоже сомневается!

Абдель Азиз возразил:

— Но он, кажется, вообще не намерен когда-либо жениться…

Рияд удивлённо спросил:

— А что стоит между сомнением и любовью? Что мешает влюблённому жениться? Что касается постоянного отказа от брака, то оно не оправдывается сомнением. А сомнению не знакомо упрямство!

Камаль спросил, не будучи уверенным в себе:

— Разве любви не требуется сколько-нибудь веры?

Рияд Калдас засмеялся:

— Нет, ведь любовь это своего рода землетрясение, что до основания сотрясает всё подряд: и мечеть, и церковь, и бордель…