Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб

Он засмеялся и пояснил:

— Извини, что я привёл пример с пророком. Я ведь почти что забыл, что ты… Ну да ладно, не будем спешить. Ты больше не тот старый атеист, что прежде. Сейчас ты сомневаешься даже в самом атеизме, а это уже полезный шаг на пути к вере…

Камаль спокойно ответил:

— Давай не будем философствовать. Тебе это не нравится. Скажи-ка мне лучше, почему ты сам всё ещё не женился, если у тебя такое мнение о холостяцкой жизни?

Он тут же почувствовал, что не должен был задавать ему этот вопрос, из страха, что Фуад расценит это как тонкий намёк на сватовство к Наиме! Но Фуад, казалось, и не думал об этом, более того, он даже громко рассмеялся, не выходя за рамки сохранения достоинства, и сказал:

— Ты же знаешь, что я поздно испортил свою жизнь, а не в раннем возрасте, как ты. Я ещё недостаточно нагулялся!

— А когда нагуляешься, женишься?

Фуад отмахнулся в воздухе тыльной стороной ладони, словно отгоняя ложь, и признался:

— Раз уж я терпел до сегодняшнего дня, то потерплю и ещё, пока не стану судьёй, например. И тогда смогу породниться хоть с министром, если захочу…

«О, да ты сын Джамиля Аль-Хамзави!.. Жених дочери министра, свекровь которой откуда-нибудь из рабочего района, вроде Аль-Мубайиды! Я брошу вызов Лейбницу, который доказал наличие зла в мире, чтобы доказать это!»

— Ты рассматриваешь брак как…

Фуад, посмеиваясь, оборвал его, прежде чем он успел закончить свою фразу:

— Это лучше, чем вообще не рассматривать его!

— Но как же счастье?..

— Не философствуй!.. Счастье — это субъективное искусство. Ты можешь найти счастье с дочерью министра, тогда как не найдёшь ничего, кроме горя, если женишься на ком-то из твоей среды. Брак — это договор, вроде того, что подписал вчера Ан-Наххас. Это и торг, и оценка, и сметливость, и дальновидность, и выгоды, и недостатки. В нашей стране высокое положение можно приобрести только таким путём. На прошлой неделе один человек, которому нет ещё и сорока, был назначен старшим судьёй, тогда как я всю жизнь служу этой системе, выполняя кропотливый труд, так достигнув этого высокого поста!

Что мог сказать учитель начальной школы?.. Вся его жизнь проходила на государственной службе шестого класса, хотя философия переполняла его голову до краёв…

— Твоё положение освобождает тебя от ввязывания в такие авантюры…

— Если бы не эти авантюры, ни один премьер-министр не смог бы собрать кабинет!

Камаль засмеялся через силу и сказал:

— Тебе нужна всё же доля философии, глоток Спинозы…

— Ты лучше пей её сам. Ну да хватит об этом. Лучше расскажи мне, где можно хорошо поразвлечься и выпить. В Кене я должен был делать это потихоньку, осторожно. Наше положение требует от нас скрываться от людей и избегать их в таких местах. Вечная борьба между нами и полицией требует ещё большей осторожности. Государственный прокурор это серьёзная и утомительная должность…

«Мы снова возвращаемся к разговору, угрожавшему разорвать меня на части от горечи. В таком свете по сравнению с твоей моя жизнь кажется дисциплинированной и культурной, но также и величайшим испытанием для моей философии, вечно ставящей меня в тупик…»

— Представь, что обстоятельства сводят меня со множеством знатных персон, которые затем приглашают меня в свои особняки, и я чувствую себя вынужденным отказаться от этих приглашений, чтобы это не отразилось на исполнении мной своих обязанностей по службе. Но их менталитет не приемлет и не понимает этого. Все местные вельможи обвиняют меня в высокомерии, тогда как моей вины здесь нет.

«Да нет, ты надменен, заносчив и ревностно заботишься о своём положении».

Однако вслух Камаль этого не сказал, а просто согласился с Фуадом:

— Да…

— И по тем же причинам я лишился доверия полиции. Я не доволен их непрямыми методами работы, и потому устраиваю им засаду. За мной стоит закон, а за ними — средневековое варварство. Все ненавидят меня, но право на моей стороне…

«Ты прав, и я давно это знаю. Ум и честность есть в тебе, но ты их не любишь и не можешь любить, ведь ты не держишься за то, что правильно просто потому, что это правильно, ты делаешь это из тщеславия, высокомерия и чувства неполноценности. Таков уж человек. Я сталкиваюсь с подобными тебе, которые занимают даже самые низкие должности. Человек, который одновременно и мил, и влиятелен, не более чем миф. Однако каков же тогда смысл любви?.. И идеализма?.. И вообще чего-нибудь?!»

Их долгий разговор длился в таком ключе, и когда Фуад хотел уже уходить, он склонился к уху Камаля и спросил:

— Я новичок в Каире. А ты, конечно же, знаешь одно такое заведение, или даже несколько, и разумеется, тайное?..

Камаль улыбнулся:

— Учитель, как и прокурор, постоянно соблюдает осторожность…

— Прекрасно. Мы встретимся в скором времени. Сейчас я занят приведением в порядок новой квартиры. Нам обязательно надо будет как-нибудь хорошо провести время вечером!

— Договорились!

Они вместе вышли из комнаты, и Камаль не покидал его, пока не проводил до входной двери. Когда он проходил мимо первого этажа, возвращаясь назад, то встретил мать, ожидающую его у входа. Она с волнением спросила его:

— Он не говорил с тобой?

Он понял, о чём она его спрашивает, и испытал от этого невиданное прежде мучение. Однако он притворился, что ничего не знает, и в свою очередь спросил её:

— О чём?

— О Наиме!..

Камаль возмущённо ответил:

— Нет…

— Странно!..

Они обменялись долгим взглядом. Затем Амина снова заговорила с ним:

— Однако Джамиль Аль-Хамзави разговаривал с твоим отцом!

Камаль, скрывая, насколько возможно, свою ярость, сказал:

— Возможно, он говорил с ним не от имени сына…

— Это недостойно… Разве он не знает, кто он сам, и кто — она? Твой отец должен был дать ему понять его истинное положение.

— Фуад здесь ни при чём. Возможно, его отец поторопился и не задумался над этим, даже несмотря на лучшие побуждения…

— Но он, без сомнения, разговаривал с сыном. Неужели тот отказался?… Тот самый Фуад, который при помощи наших денег стал государственным служащим!..

— Не стоит говорить на эту тему…

— Сынок, это просто уму непостижимо. Разве он не знает, что принятие его как члена нашей семьи не делает нам чести?!..

— Ну тогда и не сожалей об этом, если этого не будет…

— Я не сожалею, я в гневе от такого оскорбления…

— Нет никакого оскорбления. Это только недоразумение…

И он грустный и смущённый вернулся в свою комнату, и принялся разговаривать сам с собой: «Наима — это прекрасная роза. Но я как человек, у которого из всех добродетелей только и осталось, что любовь к истине, должен спросить себя: действительно ли она ровня государственному прокурору?.. Несмотря на своё скромное происхождение, он может найти себе в спутницы жизни более образованную, богатую, да ещё и красивую девушку. Его добрый отец поторопился, хотя это не его вина. Но в разговоре со мной он был бестактным, да, без сомнения, он нахал, хотя и умный, честный, достойный, и в то же время бессовестный и высокомерный. Виноваты в том факторы, что разделяют нас и заражают нас этими недугами».

15

Журнал «Аль-Фикр» занимал первый этаж дома номер двадцать один по улице Абдель Азиз. Зарешёченные окна комнаты его владельца, господина Абдель Азиза Аль-Асьюти, выходили на затенённый переулок Баракат, и потому свет в ней горел и днём, и ночью.

На самом деле, каждый раз, как Камаль приходил в редакцию журнала, расположение её у самой земли и обветшалая обстановка напоминали ему о положении «мысли» [82] в его собственной стране и о его собственном положении в этом обществе.

Господин Абдель Азиз встретил его с приветливой дружеской улыбкой, что было совсем не удивительно, ибо они были знакомы ещё с 1930 года, то есть с того момента, когда Камаль начал отправлять ему свои философские статьи. По прошествии шести лет между ними было искреннее, хотя и неоплачиваемое сотрудничество; да по правде говоря, все авторы журнала способствовали развитию философии и культуры абсолютно бесплатно, ради царствия небесного!..