Дмитрий Колосов - Император вынимает меч
Сян Лян посмотрел на племянника. Тот пожал плечами. Он был юн и беззаботен, Сян Юй. У него еще не было прошлого и мысли о будущем покуда не тревожили его. Он предпочитал жить настоящим.
— Самое мудрое — жить настоящим! — согласился старик.
Сян Лян задумчиво побарабанил крючковатыми пальцами по столешнице.
— Но это стоит денег, а у нас их нет, — нерешительно вымолвил он. — Мы и так не сумеем заплатить тебе за твое гостеприимство, Позцын.
— Это неважно. Я не возьму с вас платы. Не так уж часто встретишь в наших краях князя из Чу. Вы редкие гости, и я погадаю вам бескорыстно.
Сян Лян вновь посмотрел на племянника, Юй вновь пожал могучими плечами. Тогда дядя решился.
— Хорошо, мы согласны, маг. Свое прошлое мы знаем, предскажи нам будущее. Кому ты принесешь жертвы?
Поцзын указал рукой на смутно виднеющееся за очагом изваяние из черного камня — фигуру со стертыми чертами лица, закутанную в глухой плащ.
— Это бэйчжи.[19]
При этих словах Сян Лян вздрогнул.
— Нет! — решительно воскликнул он. — Он покровительствует узурпатору Ин Чжэну!
Фанши усмехнулся.
— С чего ты взял? Может быть Ин Чжэн и впрямь считает Хэй-ди своим покровителем, но значит ли это, что Хэй-ди действительно покровительствует Ин Чжэну? Порой воля богов не разделяет желание человека.
Говоря эти слова, маг возложил по краям алтаря финики и куски лепешки. Затем он плеснул на середину алтаря пахучей жидкостью и поднес к ней уголек от очага. Жидкость моментально вспыхнула ярким, чуть синеватым пламенем. Уставив взор в это самое пламя, фанши принялся бормотать заклинания. Словно повинуясь его словам, пламя стало играть язычками, принимая причудливые очертания. Огонь вдруг заплясал проворными змейками с извилистыми язычками, потом змейки обратились в причудливое животное — лошадь с длинным прямым рогом на морде, лошадь плавно перетекла в тигра, тигр рассыпался лепестками розы, которая сложилась в бутон, и из него объявилась прекрасная дева со струящимися золотом волосами. Фанши дунул на деву, и пламя исчезло. Тогда маг обернулся к гостям, взиравшим на невиданное представление широко открытыми глазами.
— Я знаю вашу судьбу, — негромко вымолвил он. — Ты, князь, начнешь великое дело, но не доведешь его до конца, ибо смерть остановит тебя.
— Когда это случится? — глухо вымолвил Сян Лян.
— Мне не дано называть сроки. Я знаю лишь грани судьбы, но мне неведома их протяженность. Еще более великое будущее ждет тебя, юный Юй… — Фанши ласково положил руку на плечо юноши, блеснув при этом диковинным перстнем. — Тебя ждет великое будущее, если…
— Если? — переспросил Сян Лян.
— Если только ты не свернешь себе раньше времени шею! Если…
— Если?
— Если только мир не свернет себе шею раньше тебя.
— Как это понимать? — воскликнул князь.
— Как хочешь, так и понимай. Я не буду рассказывать вам каждый поворот судьбы. Скажу одно: вас ждет слава. Великая слава! Вы заслужите ее, если не покоритесь судьбе.
— Как это понимать? — повторил Сян Лян, не замечая, что невольно повторяет свой предыдущий вопрос.
— Вы не должны сдаваться. Пора перестать сетовать на судьбу и тратить годы на пустые странствия. Вы оба должны вернуться в Чу и бороться за себя, бороться за свою власть.
Сян Лян с горечью усмехнулся.
— Как можно победить Ин Чжэна, тигра в человечьем обличье?
— Можно! — твердо ответил фанши. — Можно. Ин Чжэн — человек, и он не вечен, и он подвержен страху смерти. Надо лишь сыграть на этом страхе, надо лишь показать ему, что его власть некрепка, и тогда его царство рассыплется, словно карточный домик, и сильные обретут власть и богатство.
— Откуда ты знаешь это?
— Вижу, — просто ответил маг. — Я вижу… Вы непременно должны вернуться и сражаться за власть, и избрать своим знаменем Солнце…
Сян Лян и Юй проговорили с таинственным стариком весь день, а потом и всю ночь. Лишь поутру они покинули гостеприимный дом. Чусцы держали путь на юг — в родные края.
Как только они скрылись из виду в зарослях у Желтой реки, старик также оставил свой дом. Он держал путь в края, где засыпало солнце.
Аристократы из рода Сян ликовали. Человек, именовавший себя Поцзын, улыбался. Цинь Ши-хуан собирался предпринять новую попытку победить море Ланье. Поднебесная пребывала в эпохе невиданного расцвета…
5.5
Мечте горшечника Патрокла из рода Апеев о тихой покойной жизни не суждено было сбыться. Едва он избавился от одной напасти — быть ополченцем в войне против могущественного Антиоха, как подоспела новая. Антиох, прослышав о том громадном войске, что собрал против него Птолемей, царь Египта, решил увеличить и свою собственную армию. И хоть он прекрасно знал, сколь мало толка от всех этих горшечников, кожевенников и золотарей, но лишнее копье, лишний шит никогда не помещают хотя бы лишь тем, что тысячи копий и тысячи щитов способны робость в сердце врага. А любому известно, что исход сражений нередко решается еще до первой стрелы. И потому тысяча с лишком обитателей Селевкии были призваны под антиоховы стяги, став в один строй с сирийцами, агрианами, даями, карманиями, киликийцами, мидянами, кадусиями и прочими, прочими, прочими.
Антиох вел на юг громадную армию, в которой одних фалангистов насчитывалось тридцать тысяч, а были еще и пельтасты, и лучники с пращниками, и отборные всадники: фессалийцы, арабы, лидийцы. А еще сотня слонов, один вид которых вселяет робость в неискушенное сердце!
Слоны трубили, лошади ржали, воины бряцали доспехами и оружием, воинственно восклицая:
— Славься, Антиох! Смерть Птолемею! Вороненок заклюет сонную жабу!
Бесконечная колонна шествующих вслед полков сороконожкой доползла почти до дельты Нила, где была встречена выдвинувшейся навстречу армией Птолемея, не менее разношерстной по своему составу, чем сирийское войско. Дурная слава юного повелителя Египта и оскудевшая казна не позволили набрать должное количество наемников-эллинов, умелых в обращении с копьем и мечом. Тогда Сосибий безнадежно махнул рукой.
— Будем брать всех!
В армию стали записывать ливийцев, а потом и египтян, уже не одно столетие вообще не бравших в руки оружие. Сосибий, муж хитрый и на язык искушенный, взывал к древней доблести предков.
— Вспомните времена великих Рамзесов и Тутмосов! Вспомните времена, когда вся Сирия была под властью правителей Кемта!
Временщик окружил себя жрецами древних культов, кстати, подсказывавших ему имена всех этих рамзесов и тутмосов, и всячески демонстрировал близость к тем, кого в прежние времена именовал не иначе, как грязные варвары.
Обольщенные громкими речами, привлеченные самой возможностью хоть в чем-то быть равным эллину, египтяне гурьбой повалили на сборные пункты. Сначала вербовщики брали всех, затем начали отбирать самых сильных. Рекруты попадали в руки наемников-офицеров, людей в ратном деле опытных. Очень скоро генералы доложили Сосибию, что армия сформирована. Временщик скорей удивился, нежели обрадовался этому обстоятельству.
— Не жди добра от рабов, получивших в руки оружие! — пробормотал он, и не подозревая, сколь провидческими окажутся эти слова.
Но выбирать, собственно говоря, не приходилось. Армия Антиоха уже маршировала к границам Египта, и было ясно, что укрепления дельты не задержат алчущих добычи сирийцев. Пришлось Птолемею и его фавориту облачаться в доспехи и вести войско навстречу врагу Египтяне разбили лагерь подле небольшого городка Рафия, куда вскоре подошли и полки Антиоха. Воинственные, заранее празднующие победу сирийцы сразу начали навязывать неприятелю стычки. Птолемеевы стратеги, как могли, от них уклонялись, так как не больно-то доверяли находящемуся под их командой сброду.
— Мы не Ганнибалы, — ворчали они, покрепче запирая лагерные ворота: дабы не ворвались враги, а заодно не разбежались свои, — чтобы вести в бой такую разноплеменную орду!
Глядя на это, сирийцы наглели все больше и больше.
— Эти вонючие дети Хапи боятся одного лишь блеска наших щитов!
— Они побегут от одного нашего крика!
— Мы опрокинем их одним лишь топотом наших слонов!
— Наши подвиги затмят славу самого Александра!
Более прочих дерзил Теодот, тот самый стратег, что первым отшатнулся от Птолемея, передав под власть Антиоха келесирийские города. По роду-племени Теодот был этолиец и, подобно своим соплеменникам, отличался наглостью и заносчивостью.
— Да не нужна тут никакая битва. Я просто прикончу этого недоноска, по недоразумению прозывающегося Птолемеем, после чего собранный им сброд разбежится!
— И как ты собираешься это сделать? — спросил Антиох. Дело было на пиру, и царю надоело выслушивать пьяные похвальбы. Дерзкий Теодот более прочих подходил для того, чтобы быть поставленным на место.
