Кристиан Жак - Сын Солнца
Рамзес впервые был допущен в кабинет фараона. Обстановка его удивила — он ожидал увидеть необыкновенную роскошь, а обнаружил почти пустую комнату без каких-либо украшений. Фараон сидел, перед ним лежал развернутый папирусный свиток. Не зная, как себя вести, Рамзес застыл в нескольких метрах от отца, который не предлагал ему сесть.
— Ты слишком рисковал.
— И да и нет. Я хорошо знаю эту лошадь, она не злая. Наверное, просто перегрелась на солнце.
— И все же ты зря рисковал. Моя охрана усмирила бы ее.
— Я думал, что поступаю правильно.
— Желая отличиться?
— Ну…
— Будь искренним.
— Усмирить бешеную лошадь — задача не из легких.
— Должен ли я отсюда заключить, что ты сам подстроил это происшествие, чтобы извлечь из него выгоду?
Рамзес покраснел от негодования:
— Отец! Как вы можете…
— Фараон обязан быть хорошим стратегом.
— Разве вам понравилась бы такая стратегия?
— Учитывая твой возраст, я увидел бы в ней знак двуличности, не предвещающий ничего хорошего в будущем. Но твоя реакция убеждает меня в твоей искренности.
— Но, однако, я искал повод поговорить с вами.
— О чем?
— Когда вы отправлялись в Сирию, то упрекнули меня в том, что я не способен сражаться, как воин. Во время вашего отсутствия я заполнил этот пробел, и у меня есть свидетельство военачальника.
— Приобретенное нелегкой борьбой, как мне доложили?
Рамзес плохо скрыл свое изумление.
— Вы… вы знаете?
— Итак, ты военачальник.
— Да, я умею ездить верхом, сражаться с помощью меча, копья и щита и стрелять из лука.
— Тебе нравится война, Рамзес?
— Без нее нельзя обойтись.
— Война порождает много страданий. Ты желаешь увеличить их число?
— Разве существует другой способ обеспечить свободу и процветание нашей страны? Мы ни на кого не нападаем, но когда нам угрожают, мы должны дать отпор.
— Будь на моем месте, ты разрушил бы крепость в Кадеше?
Юноша задумался.
— Как я могу решать это? Я ничего не знаю о вашем походе, кроме того, что мир сохранен и египетский народ дышит свободно. Высказать мнение, лишенное оснований, было бы проявлением глупости.
— Ты хочешь поговорить со мной о чем-нибудь еще?
Еще недавно дни и ночи напролет Рамзес размышлял, с трудом сдерживая свое нетерпение, должен ли он говорить отцу о своем столкновении с Шенаром и открыть ему, что его официальный наследник хвалится победой, которую не одерживал? Рамзес смог бы найти нужные слова и высказать свое негодование так, чтобы отец понял, кого он пригрел у себя на груди.
Но сейчас лицом к лицу с Фараоном, подобный поступок показался ему мелочным и подлым. Нет, он не станет выступать в роли доносчика, воображая, он видит вещи яснее, чем Сети!
Однако он не стал лгать, это было бы проявлением малодушия.
— Действительно, я хотел поговорить с вами…
— Откуда эти колебания?
— То, что исходит из наших уст, может испачкать нас.
— Больше ты мне ничего не скажешь?
— То, что я мог бы сказать, вы уже знаете, если же это не так, то мои измышления канут в небытие.
— Не бросаешься ли ты из одной крайности в другую?
— Отец, меня терзает огонь, какая-то потребность, которую я не могу определить. Ее не могут удовлетворить ни дружба, ни любовь.
— Какие категоричные слова для твоего возраста!
— Усмирит ли меня тяжесть лет?
— Не рассчитывай ни на кого, только на себя, к тогда жизнь будет время от времени щедрей к тебе.
— Что это за огонь, отец?
— Задай вопрос лучше, и ты получишь ответ. Сети склонился над папирусом, который лежал перед ним — встреча была окончена.
Рамзес поклонился. Когда он уже выходил, низкий голос отца остановил его:
— Ты вовремя появился, так как я сам собирался вызвать тебя сегодня. Завтра, после утренних ритуалов, мы уезжаем на рудники, где добывают бирюзу, на остров Синай.
Глава 24
На восьмом году царствования Сети Рамзес отмечал свое шестнадцатилетние по пути в западную пустыню, ведущую к знаменитым рудникам Серабит-Эль-Кадим[8]. Охранники все время были начеку. Эта бесплодная местность, населенная страшными духами и бедуинами-грабителями, которые ничего не боясь, в открытую нападали на караваны, пересекающие полуостров Синай, была опасной.
Многочисленный вооруженный отряд обеспечивал охрану Фараона и рудокопов. Присутствие Сети придавало путешествию исключительный характер. Двор узнал об экспедиции только накануне, перед вечерним ритуалом. В отсутствие правителя руль государственного корабля оставался в руках царицы Туйи.
Рамзес получил свою первую значительную должность: командующий пехотой под началом Бакхена, ставшего главным руководителем экспедиции. Их встреча при отправлении была ледяной, но ни тот ни другой не мог позволить себе спровоцировать столкновение. Все время экспедиции им пришлось приспосабливаться к характеру друг друга. Бакхен сразу же указал Рамзесу его место, приказав разместиться в обозе, где, по его словам, «новичок подвергнет своих подчиненных наименьшему риску». Отряд, включающий более шестисот человек, должен был привезти бирюзу — камень небесной Хатор, избравшей себе такое воплощение в этой скупой и бесплодной земле.
Хорошо проложенная, благоустроенная, дорога сама по себе не представляла никакой трудности. Вдоль нее регулярно попадались крепости и источники воды. Она пересекала враждебную местность, где возвышались красные и бурые горы, высота которых смутила новичков: некоторые испугались, как бы злые духи не выползли из расщелин и не унесли их душу. Но присутствие Сети и Рамзеса в какой-то степени успокаивало их.
Рамзес надеялся на тяжелое испытание, в котором он сможет доказать отцу, на что способен. Поэтому он был разочарован легкостью задачи. Без особого труда он завоевал доверие трех десятков пехотинцев, которыми командовал. Все они, наслышанные о его таланте лучника и о том, что он усмирил бешеную кобылу, надеялись, что служба под его началом обеспечит им продвижение.
По настоянию Рамзеса, Амени не принял участия в этой поездке. С одной стороны, его здоровье не позволяло ему такой физической нагрузки, с другой — он только что обнаружил на одной из свалок к северу от подозрительной мастерской обломок известняка со странной надписью. Утверждать, что он напал на верный след, было слишком рано, и юный писец утроил усилия. Рамзес умолял его быть осторожным. Амени оставался под охраной Дозора и мог при необходимости обратиться к Сетау, который начал богатеть, продавая яд жрецам-врачевателям и изгоняя из богатых поместий нежелательных гостей вроде кобр.
Сын Фараона был настороже. Хотя раньше он чуть не лишился жизни в пустыне, она нравилась ему. Но он не чувствовал себя уютно в пустыне Синая: слишком немые вокруг скалы, слишком много теней, тревожащих душу, слишком большой хаос. Несмотря на заверения Бакхена, Рамзес опасался нападения бедуинов. Конечно, из-за большой численности египтян разбойники не станут вступать в открытое столкновение. Но не пытаются ли они ограбить отставшего от каравана, или хуже того, пробраться в лагерь ночью? Озабоченный царевич усилил бдительность и раздавал многочисленные указания. После небольшой стычки с Бакхеном они порешили, что тот, учитывая замечания Рамзеса, будет следить за общей безопасностью.
Однажды вечером Сын Фараона отошел от обоза и направился вдоль колонны, чтобы раздать немного вина своим людям. Ему показали палатку начальника интендантской службы. Рамзес поднял кромку ткани, наклонился и застыл в изумлении при виде человека, сидящего, скрестив ноги в позе писца, и изучающего какую-то карту при свете лампы.
— Моисей, ты здесь?
— Да, по приказу Фараона. Мне поручена интендантская служба, а также составление подробной карты этой местности.
— А мне — командование обозом.
— Я и не знал, что ты тут… Очевидно, Бакхен не любит говорить о тебе.
— Мы стали лучше ладить последнее время.
— Давай выйдем, здесь тесно.
Оба юноши были одинаково широкоплечи. Благодаря фигуре и природной силе они были на вид старше своих лет.
— Это был приятный сюрприз, — признался Моисей, — я скучал в гареме, когда пришел этот вызов. Без глотка свежего воздуха я бы, наверняка, сбежал.
— Разве Мэр-Ур — не великолепное место?
— Но не для меня. Девицы раздражают меня, мастера очень неохотно раскрывают тайны своего ремесла, а должность управляющего мне не подходит.
— Ты выиграл на этом обмене?
— Тысячу раз! Мне нравится это место, эти горы, этот пейзаж, за которым что-то скрывается. Здесь я чувствую себя дома.
— Огонь, который сжигал тебя, угасает?
— Он, правда, стал не такой сильный. Я выздоровел от прикосновения к этим великолепным скалам и таинственным расщелинам.