Леонид Ефанов - Князь Василий Долгоруков (Крымский)
— Потеря полуострова и ногайцев для Порты равна самоубийству, — заметила Екатерина. — Турки будут упрямиться.
— Если мы хотим получить задуманное — то должны твердо идти намеченным путем… Даже если для этого потребуется лишняя кампания!
Екатерина, желавшая поскорее закончить войну, недовольно поморщилась.
Панин заметил это и убежденно добавил;
— Политический, военный и коммерческий барыш будет несравним с теми потерями, что мы понесем в результате затягивания войны.
— В таком случае в негоциации с татарами граф Петр Иванович должен везде и твердо подчеркивать, что мы не требуем от татар быть нашими подданными. Независимость от Порты — вот что надобно Крыму… Но при нашем покровительстве!
— Их следует обнадежить, что ежели они нынче отторгнутся от турок и подпишут с нами договор — мы не заключим с Портой мира, пока не утвердим с ней договором независимость Крыма, — повторил Панин.
— Хорошо бы решить дело полюбовно.
— Я надеюсь на это, ваше величество… Правда, некоторые наши генералы имеют другое мнение, — выразительно сказал Панин. — Но прибегать к силе оружия позволительно лишь тогда, когда нет возможности вести негоциацию.
Екатерина поняла, что он имел в виду Чернышева, предлагавшего в минувшем ноябре провести кампанию на Крым.
— Не будем их строго судить, — улыбнулась она. — Генералы на то и существуют, чтобы воевать.
— Надо бы им еще и думать, — едко бросил Панин.
Фраза прозвучала резковато — Екатерина раздосадованно поджала губы.
— Оставим в покое генералов! — властно взмахнула она рукой. И уже спокойнее добавила: — Я полагаю, что, требуя от Порты признания независимости Крыма и обещая последнему свое покровительство, мы и от татар имеем надобность потребовать взаимности… Свободу Крыма следует охранять!.. А для этого татары должны предоставить нам способы защищать их от любых неприятелей, кои могут посягнуть на земли ханства. Лучшим к тому способом является принятие наших гарнизонов в некоторые крымские крепости — скажем, Перекоп, Арабат, Кафу — и отдача нам одной гавани на берегу, откуда российский флот мог бы препятствовать турецким десантам…
(Позднее, читая протокол заседания Совета от пятнадцатого марта, она собственноручно напишет на полях:
«Не менее нам необходимо иметь в своих руках проход из Азовского в Черное море, и для того об нем домогаться надлежит».)
— При таком соглашении, естественно, должно быть поставлено условие о свободной сухопутной и водной торговле, — добавил Панин.
— Это приложится само собой!.. Граф Петр Иванович обещает скорый успех. И коли так произойдет уже в эту кампанию — надо быстро занять выговоренный порт Азовской флотилией Сенявина. Тогда — начав с турками негоциацию — будем прелиминарными пунктами выговаривать проход нескольких наших кораблей из Средиземного в Черное море именно в этот порт. Тем самым утвердим действительное основание нашего флота и, следовательно, всего мореплавания на Черном море… Я прошу вас, граф, изложить наши размышления на бумаге и зачитать на ближайшем Совете. Пусть господа обсудят и примут решение…
Никто из членов Совета не возражал против изложенных Паниным предложений. Тем более что он упомянул о беседе с императрицей. Споры вызвал вопрос о том, как трактовать независимость татар.
— Независимости добиваются тогда, — неторопливо рассуждал Григорий Орлов, — когда есть зависимость, от которой хочется избавиться. А желают ли такого избавления крымцы?.. Нет, не желают!.. Они с Портой единоверны, и те указы, что султан присылает для исполнения, не более суровы, чем в любом другом государстве… И потом, о какой независимости идет речь? Она ведь тоже бывает разная. Мы в это слово вкладываем свое понимание. А что подумают татары?.. Независимость — это возможность державы самой определять свою политику, выбирать друзей и союзников, объявлять войны недругам. И ежели Крым станет независимым, то он может выбрать себе в друзья опять ту же Порту, а Россию — в недруги.
Никита Иванович Панин, подивившись блестящей основательности и четкости суждений графа, поспешил пояснить:
— Мы действительно говорим о независимости Крыма. Но эта внешность — очевидная для всех! — будет внутренне подкреплена незаметными ограничениями.
— Какими же?
— Подписанием договора, в коем отдельными артикулами необходимо утвердить обязательства татар: во-первых, об отступлении от Порты навсегда, а во-вторых, о тесном и постоянном союзе Крыма с Россией.
— А что, есть договор? — спросил Орлов, поднимая дугою бровь. И сам же он ответил: — Бумажка!.. Татары из всех наших неприятелей всегда были наивреднейшими. И впредь таковыми могут быть, если у них совсем не будут отняты к тому способы… Они и мир-то с Россией заключали только тогда, когда он им был надобен.
— И всякий раз нарушали, — ворчливо вставил Кирилл Разумовский.
Орлов хотел продолжить монолог, но Панин решительно перебил его:
— Вы, граф, видимо прослушали, когда я изъяснял способы, кои помогут нам держать независимых татар в жестких руках. Для вас я повторю еще раз… Размещение наших гарнизонов в тамошних крепостях! Гавань на Черном море для флота вице-адмирала Сенявина! Крепости, что охраняют пролив между Черным и Азовским морями!.. Вот три наиполезнейших способа, что дадут нам твердую, но неприметную власть на полуострове.
— Власть? — усмехнулся Орлов.
— Править будет, конечно, хан. Но мы станем присматривать. И коль попробует вернуться под руку Порты или России каверзы чинить — внушим ему благоразумие силой.
Совет единогласно принял предложенное Паниным решение.
Общий смысл постановления, утвержденного затем Екатериной, был изложен одной фразой:
«Совсем нет нашего намерения иметь сей полуостров и татарские орды к нему принадлежащие в нашем подданстве, а желательно только, чтоб они отторглись от подданства турецкого и остались навсегда в независимости…»
Это решение имело огромное значение, так как окончательно определяло основание всех последующих действий России по отношению к Крымскому ханству.
Слово «желательно» было вставлено не только по соображениям дипломатическим. Оно отражало неуверенность Екатерины и Совета, что татары захотят стать независимыми.
9
В конце холодного и дождливого марта из Ясс в Харьков приехал разведчик «Тайной экспедиции» секунд-майор Анатолий Бастевик. Петр Панин немедленно потребовал его к себе и около получаса расспрашивал, стараясь понять нынешние настроения ногайцев.
— Я, ваше сиятельство, — говорил Бастевик, стоя навытяжку перед командующим, — все более укрепляюсь во мнении, что главное препятствие для их отторжения — боязнь турецкого возмездия. Орды могут оставить Порту, но у них нет никаких гарантий, что после окончания войны их земли не отойдут назад под власть султана. А тогда, без сомнения, последует жестокое наказание за предательство!
— По военному праву эти земли наши! Турки их не получат, — безапелляционно сказал Панин, как будто именно он, а не Петербург, станет диктовать туркам условия будущего мирного договора.
— Тогда крайне желательно и необходимо скорое вторжение в ногайские пределы и в Крым. По причине невозможности сопротивления доблестному русскому оружию ордам легче будет перейти под протекцию империи. Они уже писали султану, что если не будет дано сильное турецкое защищение, то все примут покровительство России.
— Кампания на Крым нынче не планируется. Уговаривать надо… Хана и прочих знатных.
— Новый хан Каплан очень нелюбим ногайцами за свою строгость и необщительность. Между ним и мурзами есть сильные разногласия.
— Воевать не хотят?
— Не хотят!.. Хан старается принудить мурз к повиновению, но те его мало слушают.
— Кто ж у них наиболее почитаем из Гиреев? На кого следует опереться?
— Сейчас — сераскир Бахти, старший сын отравленного Крым-Гирея… Он, как и отец, пользуется широкой поддержкой буджаков и едисанцев и при желании может поднять орды на отторжение. На Бахти надобно ставить!..
Пока Панин ждал, когда агенты «Тайной экспедиции» переговорят с Бахти-Гиреем, и гадал, как поведет себя хан Каплан, последний в апреле неожиданно отозвался длинным письмом, явившим собой ответ на тайные послания ногайским мурзам, которые вез едисанец Илиас.
Хан писал, что русский начальник пытается убедить его и все крымское правительство, что Порта склонна к завладению землями других государств, что заключенные ранее договоры она коварно нарушала и что за эту войну должен ответствовать султан Мустафа.
