Фаина Гримберг - Хей, Осман!
- А почему он должен умереть? - залюбопытствовал мальчик. - Потому что эта женщина отпустила на волю его птиц? Это ловчие были птицы, ястребы, кречеты?.. А женщина кто? Его жена?..
Толмач сдержал улыбку.
- Нет, женщина - знатная красавица, хорошего рода. У нас такой обычай: знатные красавицы держат в клетках в своих покоях певчих птиц в холодное время года, а весной отпускают их на волю. Эта песня поётся от имени храброго воина, который поклоняется красоте этой женщины...
- Она - его жена или невеста?
- Может быть и такое, но вернее всего будет предположить, что он просто-напросто восхищается её красотой.
- Я тоже знаю песню про человека, который любит свою жену. Хочешь, спою тебе?..
Один из франков что-то сказал толмачу.
- Ложитесь, - отвечал толмач на языке франков. - А я ещё побеседую с этим принцем, меня занимает эта беседа; я, пожалуй, опишу все происшествия сегодняшнего дня в моей хронике нашего путешествия...
Франки оставили лишь одну свечу и легли спать. Один лишь толмач при свете одной франкской свечи беседовал с мальчиком.
- Спой мне песню, - согласился толмач, - только я попрошу тебя петь потише, потому что мои спутники устали и скоро заснут...
- Я спою тихо...
И Осман пропел такую песню:
Моя жена, счастье моей головы, опора моего жилища!
Когда выходишь ты из юрты, как деревце высокое ты!
Чёрные, смоляные волосы твои подобны гриве кобылицы,
До самых лодыжек достигают, достают.
Брови твои подобны натянутому луку.
Губы твои, как миндалинки.
Щёки твои, как плоды на дикой яблоне.
Ты моя красавица, кавун, вирек, дюлек...[142]
- Хорошая песня?
- Очень красивая нежная песня. Я только не понял последние слова.
- Я тоже ни разу в жизни не видел тот плод, который эти слова означают; он - дыня! А ты теперь расскажи мне ещё слова песен, которые пропел тот молодой...
- Ну, слушай...
Горько плачет знатная красавица.
Она говорит своим подругам:
Ваши возлюбленные мужья — в плену,
Никто не знает, когда они выйдут на свободу!
Но моё несчастье тяжелее вашего несчастья!
И не затем, чтобы принизить вас
Или прогневить ваши души,
Я говорю с вами.
Высказать я хочу всё, что гнетёт меня.
Высказать я хочу всё, что терзает мою душу.
Постыдная история моя,
Что слёзы вызывает
Не из-за потери и несчастья,
А чувства горького стыда.
Я слышала, одна из вас сказала:
Мол, её несчастье больше моего, - Оплакивает она того, кто,
Как я полагаю, лучше, чем тот,
Кого я больше всех любила.
О нём вы просто позабыли.
Ведь он бежал, как трус,
И этим спасся,
Но лишился чести.
И говорят: зачем живёт на свете
Он и подобные ему,
Коль такая трусость,
Предательство и бегство
Обрекают на смерть
Тысячи отважных воинов,
Коль при этом гибнут храбрецы,
служившие опорой для франков,
- Их, как быков, проводят под ярмом
В застенок страшный,
Полный смрада с грязью?
Коль это малодушье многим жёнам
Приносит столько горя,
Их обрекая на тоску и скорбь!
А сколько слёз пролило
Немало достойных знатных красавиц,
Что остались совсем одиноки,
Так же, как вы.
Ведь вы тоже сочтёте негодяями
Беглецов за их преступление,
Которое никогда им не простится.
Когда гневаются добрые люди,
Которых задел поступок
Того, кто прогневил моё сердце
- Я могу его упрекнуть за то,
Что я его любила,
И почитала его своим любимым,
Бесчестного наглеца и труса,
Покрывшего себя позором,
В блестящих доспехах, в крепких латах
Бежавшего с поля брани,
Предав товарищей.
Ах! Что за день!
Безумный день, отмеченный позором;
Увы! Зачем я родилась в этот день,
Чтобы после полюбить его?
Из-за этой ошибки
Глаза, виновники моей глупости,
Наполняются горем и слезами...
Увы! В этом мне некого упрекнуть,
Кроме себя самой!..[143]
- Эту грустную песню я понимаю! Страшно это - выказать себя трусом! Лучше умереть! А вы, как мы, я понял! У вас тоже так ведётся, что лучше умереть, чем оставаться в живых и жить трусом!..
Толмач был достойным человеком. Маленький принц дикарей, живущих в палатках, пришёлся ему по душе. И толмач подумал, как бы огорчился мальчик, если бы узнал, что возлюбленный песенной красавицы бежал с поля битвы, где франкские рыцари-христиане бились насмерть с маврами-мусульманами![144] Да, люди равно презирают трусость, поклоняются красоте, сострадают женским слезам; но веры, во имя коих люди сражаются насмерть друг с другом, - разные! И быть может, это даже и глупо! Быть может, это даже и глупо, да простит Господь кощунственные мысли! Быть может, это даже и глупо... Но едва ли возможно переменить подобный порядок!..
- Осталась ещё одна песня, - тихо говорил мальчик. - Скажи мне и её слова...
- Это песня о том, как наш великий франкский правитель прежнего времени, а звали этого правителя Карлом Великим[145], хоронил своих ближних воинов, погибших в битве...
Толмач снова подумал, что это была снова битвы христиан с мусульманами; но об этом ничего не сказал мальчику. А говорил лишь о том, что равно может тронуть сердце любого из почтенных и преданных чести людей:
- Карл рыдает и рвёт свою седую бороду...
«В большой печали Карл! - сказал Немон, приближенный его, -
- Аой!
«Вы не должны так горю предаваться,
Могучий Карл, - сказал другой приближенный, Джефрейт д’Анжу. —
Прикажите, чтобы тела убитых воинов Собрали бы теперь, чтобы положить в могилу!»
«Труби в свой рог!» - ответил император.
- Аой!
Джефрейт д’Анжу трубит в свой зычный рог:
Сам Карл велит, - с коней сошли воины храбрые
И вот, собрав друзей погибших трупы,
Их всех сложили в общую могилу.
Довольно было в славном войске Карла
Священнослужителей достойных.
Они погибшим отпущенье дали,
Затем они, как должно, трупы их
Священною травою окурили.
И отошли. Что делать больше им?
- Аой!
Велел великий Карл стеречь тела убитых.
Затем велел их вскрыть перед собою.
В парчовый плащ сердца их завернули
И положили в белый саркофаг.
Омыв вином и перечным настоем,
Тела вождей покрыли шкурой лося.
И вот великий Карл зовёт всех воинов храбрых:
«Тедбальт, Милон, Одон и Джебоин,
Везите их тела на трёх повозках!
Покройте трупы шёлковым ковром...»
-Аой!..[146]
Мальчик подумал, что это, конечно же, песня о неверных!
Вот каковы воины неверных!.. Вырезают у своих мертвецов сердца из груди... Может, они и бились, и погибли в битве против правоверных?!. Но внезапный гнев погас тотчас. «Этот человек так хорош со мной! И я не должен оскорблять, обижать его!..»
Осман поблагодарил учтиво толмача и тихо выскользнул из юрты. И угодил прямиком в жёсткие сильные руки своего воспитателя...
- Долго же ты гостевал у неверных! - проворчал старик.
- А ты подкарауливал меня? Выслеживал?
- Я за тебя в ответе перед отцом твоим. Ты не знаешь, чего ждать возможно от этих неверных!
- Они - гости нашего становища! Я их нашёл!
- Какими бы они тебе ни были гостями, а всегда нужно помнить о том, что они - неверные!..
Осман не стал дальше спорить. Воспитатель взял мальчика на руки и понёс...
Ночью мальчик спал плохо. Его мучили мысли о вере.
«Ведь отец рассказывал слова из Корана, из священной книги; слова о том, что восхищающие нас неверные - на самом деле хуже самых последних рабов, исповедующих правую веру! Ведь так говорил отец? Но был учтив и хорош с этими гостями... Он ведь не притворялся!.. И я не притворялся... Но я во весь день сегодняшний не вспоминал о правой вере в Аллаха!.. А если бы всё время ясно помнил, что я — правоверный...»
Он раскрывал широко глаза, вглядывался в темноту... И не мог найти равновесие, не мог отыскать ответ...
«Отец должен знать!» - наконец засверкала мысль спасительная... Да, отец помнил, знал на память многие и многие слова Корана, священной книги... «Но если бы в нашем становище жил такой человек, который умел бы прочитать священную книгу... Отчего у нас нет такого человека?..» И на этой мысли вопросительной мальчик заснул крепким сном...
