Фаина Гримберг - Хей, Осман!
Воийы улыбаются в усы и кивают с неба улыбчиво мальчику. И странно-неслышно и отчего-то слышимо произносит каждый из них, будто отвечая на любопытство ребёнка:
- Осман!..
- Осман!..
- Осман!..
- Осман!..
Красавицы то опускают глаза стыдливо, то вскидывают горделиво головы, убранные в прекрасные уборы...
- Элена!.. - Зовёт мальчик невольно. Он никакого иного имени женского неверных не знает!..
Первая красавица делает мальчику лёгкий знак отрицания, поведя своей головой, убранной прекрасно... Мальчик видит, как шевелятся её нежные губы, слышит её имя, произнесённое нежным звонким голосом; неведомое ему имя, выговоренное странно...
- Феодора!.. Феодора!..[148]
Как странно выговаривает она своё имя! Никогда прежде не слыхал мальчик-Осман такого выговора, неведомого...
И все другие красавицы - одна за одной - произносят ему свои нежные неведомые имена - нежными голосами... Произносят, выговаривая различно, по-разному, и так странно, странно... И голоса их нежные звучат-поют лукаво, нежно-нежно, упоительно...
- Ирини!.. Ирини!..
- Тамара!.. Тамара!..
- Оливера!..
- София!.. София!..
- Чечилия!..
- Роксана!.. Роксана!.. Роксана!..
- Эме!.. Эме!..[149]
И каждый воин, идущий об руку с прекрасной красавицей, произносит как бы неслышимо, но ясно, отчётливо:
-Осман!..
- Осман!..
-Осман!..
- Осман!..
И необычайная яркость, отчётливость этого движущегося видения медленно вводит лежащего^ мальчика в забытье... Глаза его тихо и сонно закрываются, веки смежаются... Забытье... Или просто-напросто здоровый детский сон...
* * *
Эртугрул и его ближние всадники едут вперёд, окружая группу, отставшую от посольского поезда...
- Я знаю, - говорит Эртугрул толмачу, - дорога идёт из Истанбула в Тырново, стольный город болгарского царя. Скоро догоним ваших!..
Более, нежели намерения императора Латинской империи и планы царя болгар, занимают Эртугрула возможные действия правителей княжеств небольших - тюркских бейликов. Однако всё же он хотел поддерживать беседу и потому вспомнил:
- Тому назад лет семь прошли, я знаю, чьи-то разбитые войска по землям болгарского царя. Иные воины из этих войск, сбившись с дороги прямой, в отряды разбойничьи сбивались и нападали на наши становища. Били мы их тогда! Но это не франкские воины были, нет, не франкские...
Толмач легко понял желание ясное Эртугрула поддерживать беседу без обиды собеседнику; и принял такой же тон.
- Это были войска маджарского короля Андре[150], - начал говорить франк, умолчав о том, что эти войска, наголову разбитые в Сирии, возвращались из крестового похода, правоверные разбили их! Но об этом толмач умолчал.
- Через болгарские земли они прошли, эти маджары, - сказал Эртугрул...
Они ехали рядом. И нельзя было понять, осуждает ли вождь кочевников болгарского царя... Но всё же толмач заметил:
- Болгарский царь Иоанн Асен пропустил войска Андре только после того, как тот обещал ему свою дочь в жены. Приданым принцессы Анны-Марии пошли земли с городами Белград и Браничево...
Эртугрул ничего не знал об этих городах и не думал, чтобы они ему на что-то занадобились, однако слушал...
- Елена - невеста нашего императора Балдуина - первородное дитя Иоанна Асена и Анны-Марии. Теперь мы заключим договор с Иоанном-Асеном. Это сильный царь. Теперь император Никеи и деспот Эпира не страшны Латинской империи. А король Жан де Бриэн[151] должен сделаться опекуном нашего императора Балдуина, покамест Балдуин не достигнет совершенных лет...
Толмач засомневался: не сказал ли чего лишнего... Но глянув искоса на вождя кочевников, увидел, что тот слушает спокойно и равнодушно...
- Этим распрям конца не будет, - равнодушно бросил Эртугрул. И продолжил: - Пальцев на обеих руках не хватит для пересчёта!.. Ментеше-бей, гермиянский бей, бей Сарухана[152], правитель Коньи... Да ещё ваш император, никейский император, эпирский правитель... Этому конца не будет... Только наши становища стоят в стороне! Мы ни на кого не нападаем. А кто на нас нападёт, того побьём! Время такое... Сыновья мои будут жить в другое время... - Эртугрул замолчал.
- Какими же видишь ты, вождь, эти иные времена? - осторожно спросил толмач.
- Большая держава встанет когда-нибудь. Как-то сделается всё это... - уклончиво отвечал Эртугрул...
Оба всадника замолкли.
«Любопытно! - подумал франкский толмач. - Неужели этот дикарь предполагает, что в каком-то отдалённом будущем именно его потомки встанут во главе некоей великой державы? А похоже на то, что его мысли таковы! Чего только не выдумает дикарская голова с косами, от которых воняет прокисшим молоком!.. А парнишка у него славный! Этих маленьких дикарей, сыновей тюркских князьков, следует постепенно приручать, обращать в христианскую веру и приохочивать к утончённой жизни, разумной и благородной жизни христиан, исповедующих подлинную веру в Господа нашего Иисуса Христа, подлинную веру, на страже коей стоят великие понтифики Рима!..[153] Будущее - за Латинской империей, она - самое великое государство в этих краях, она объединит в себе все царства и княжества! Недаром согласие на брак Иоанна Асена с Анной Марией дал папа Гонорий...»
Ехали через возвышенность, большая утоптанная дорога пошла вниз. Эртугрул пустил коня своего быстрее и немного обогнал толмача...
- Вон они, ваши!.. Тянутся... - Он повернул голову к франку и вытянул руку, указывая вниз...
Там, внизу, тянулось по дороге посольство Балдуина, казавшаяся бесконечной, терявшаяся в далёкой дали вереница всадников и повозок...
Эртугрул показал франкам, отставшим от посольского поезда, удобный спуск вниз, на дорогу. Толмач придержал своего коня и обратился к Эртугрулу, франк был искренен:
- Я не простился с твоим сыном; мальчик, должно быть, сердит на меня! Я знаю детей, у меня два сына. Позволь мне передать юному текину - принцу маленький подарок. Я желаю ему долгой и славной жизни!..
Эртугрул принял из руки франка, обтянутой кожаной мягкой перчаткой, кожаный мешочек...
Отставшие франки соединились со своими спутниками. Длинный посольский поезд двигался по дороге. Посольство императора Латинской империи направлялось за болгарской принцессой, дочерью самого сильного за всю историю болгарских царств правителя, Иоанна Асена II. Вождь невеликого рода тюркских кочевников-кайы Эртугрул, окружённый своими всадниками, смотрел и видел дорогу сверху...
* * *
Проголодавшийся Осман сидел в юрте вместе со своим воспитателем и его женой, трапезовали...
- Ешь похлёбку с ягнятиной, - ворчал старик. - Весь день где-то бегал, бегал!.. Голодный бегал...
- Я не хочу похлёбку. Я лепёшки с творогом хочу!..
- Остыли, ягнёночек!.. - сказала серьёзно и жалостливо кормилица.
- Всё равно вкусные! - упрямо произнёс мальчик, не глядя на неё.
Старик посмотрел на них, повёл головой из стороны в сторону:
- Хей, старая! Балуешь его! Ты балуешь его, а эти франкские неверники голову ему закружили! Думает о себе много. Большим текином себя выдумал!..
Кормилица подала блюдо с лепёшками. Мальчик тотчас ухватил одну и прикусил белыми сильными зубами... Он помнил своё дневное видение, но никому бы не рассказал, ни за что! Даже отцу!..
- Почему ты вернулся, а отец - нет? - спросил мальчик, проглотив кусок жестковатой лепёшки.
- Отец твой поехал на охоту.
- Тебя почему не позвал? - Мальчик супился.
- Я старый. Моё дело - за тобой глядеть.
- За мной не надо глядеть! Со мной всё ладно будет...
Мальчик опустил руку с недоеденной лепёшкой, прислушался чутко... Приехали всадники!.. Осман кинул недоеденную лепёшку на блюдо, опрометью кинулся из юрты...
Отец поднял его в седло...
- Возьми меня в свою юрту! - Он потёрся затылком о кафтан отцов.
- Устал я, сын, голоден я.
- Поешь, а потом возьми меня к себе. Я тоже не ел ещё...
Надо было отца спросить. Ждал в нетерпении. Он всегда понимал, каким надо быть с отцом. Сейчас понимал, что не надо бежать в юрту отцову; надо ждать, пусть от отца придут звать...
Пришлось долго ждать. Или это казалось, будто долго... Наконец пришёл человек из отцовой юрты...
Мальчик прибежал к отцу. Хотелось подольше побыть в отцовой юрте.
- Ночевать оставишь меня? - спросил.
- Нет.
Отец ответил резко. Мальчик догадался, что Эртугрул уйдёт на ночь к одной из жён. Подумал о своей матери, к которой Эртугрул не пойдёт! Но не надо было думать об этом. О другом надо было думать. Надо было спросить...
