Еремей Парнов - Заговор против маршалов. Книга 2
«Человечество нуждается не только в войнах вообще, но в величайших ужасающих войнах, следовательно, и во временных возвратах к состоянию варварства». Ницше видел куда дальше, чем кроты, нажившие геморрой в штабах. Они собираются драться в белых перчатках. Но тотальная война не подчиняется математическим выкладкам.
Пределов, которые ставит опыт и разум, Гитлер не понимал. Инстинкт подчинялся не логике, а внушению. Его могла обуздать лишь превосходящая сила. Очутившись после попытки переворота в заточении, впрочем, не слишком обременительном, он раз и навсегда усвоил нехитрую истину: армия — олицетворение силы. В кратчайшие сроки ему удалось соединить вермахт с движением и в мирное время поставить под ружье целое государство. Подобного слияния сил история еще не знала. А портные из Цоссена кроили по прежним меркам. Их амбициозная фанаберия уже лезла из горла, но приходилось терпеть во имя высшей цели.
Фюрер наперед знал все, что могли сказать Бек, Гальдер и прочие.
Их страхи прямиком вытекали из ими же разработанных планов. На тот случай, если Франция и Россия выступят на стороне Чехословакии, генштаб намеревался основную мощь сосредоточить на Западе, оставив на Восточном фронте лишь минимально необходимое прикрытие: у СССР и Чехословакии общей границы нет. Более оптимистичный вариант исходит из расчета, что на первом этапе не только СССР, но и Франция ограничат свои действия флотом и авиацией. При таком развитии событий Чехословакия будет сокрушена массированным ударом по двум основным направлениям. Это автоматически приводит в действие «особую операцию «Отто» — военный аншлюс Австрии. И в том, и в другом случае Британия с ее могучим флотом как бы выносилась за скобки. Однако именно вмешательство англичан уже на начальном этапе плана «Грюн» (Чехословакия), да еще совместно с Польшей и Литвой, могло поставить рейх перед угрозой уничтожения. С этим нельзя не считаться.
Фюрер и не пытался оспорить очевидные истины. О содружестве с Англией в переделе мира он писал еще в крепости Ландсберг. Отличие его, провидческого, склада ума от генеральского, приземленного, в том и заключалось, что он умел видеть явление в динамике. То, что представляется неизменным сегодня, завтра может измениться до неузнаваемости. За годы, необходимые для подготовки к войне, в мире произойдут перемены, которые и не снились недалеким потомкам Мольтке и Клаузевица.
— Наши планы имеют прежде всего мобилизующее значение,— фюрер попытался умиротворить строптивого генерала.— Важно установить контрольные сроки и выполнить все то, что должно быть выполнено. А окончательное решение я приму сообразно с обстоятельствами. Неизменно одно — Германия всегда будет рассматриваться как основной центр западного мира при отражении большевистского натиска. Это наша судьба, от которой никуда не уйти.
В личном разговоре с вождем Бек не осмелился противоречить.
— Я принимаю твое предложение,— сказал Гейдрих Беренсу.— Но с маленькой поправкой. Вместо «Абвер- заграница» мы возьмем «Абвер I «Восток». Так будет правильнее по форме.
— Пожалуй... А кого из наших вояк ты наметил? Это можно сделать, не дожидаясь архивов. В принципе мы знаем всех, кто контактировал тогда с русскими. Манштейн, например, возглавлял оперативную группу. Он дважды посещал Москву, присутствовал на маневрах... Между прочим, высокого мнения о Красной Армии.
— Что ж, Манштейн так Манштейн. За остальными тоже дело не станет. Ведь это всего лишь спектакль. Тем не менее постараемся организовать режиссуру серьезно... Кстати, кажется, наши приятели основательно перегрызлись. Бек на ножах с Бломбергом. Повсюду трубит, что министерство присвоило себе функции генерального штаба. Он считает, что главнокомандующим по старой традиции обязательно должен быть начальник сухопутных сил.
— То есть Фрич? Интересно...
— Поэтому Фрич везде, где только может, поддерживает Бека. Вместе с Редером и Кессельрингом. Они поперли против самого Геринга. В оценке испанского опыта — тоже полный разброд. Гудериан, Неринг и Мецш все надежды возлагают на прорыв танковых корпусов, объединенных в один ударный кулак. Бек, Гальдер и Эрфут, напротив, полагают, что прорыв глубоко эшелонированной обороны будет столь же медленным и затяжным, как и в прошлой войне. Я тут не слишком подкован, но, по-моему, полнейший разнобой.
— У русских примерно такая же ситуация. Стенка на стенку. И это, как у них говорят, льет воду на нашу мельницу.
— Тем лучше... Остается выбрать момент для операции «Спецотдел». Я думаю провернуть ее с помощью парней из крипо. Небе посодействует.
— Как это понимать: «выбрать момент»?.. Охраняется одинаково и в будни, и в праздники.
— Охрана меня волнует меньше всего,— Гейдрих задумчиво пососал зубочистку.— Я выжидаю, когда эти беки и бломберги выкинут очередной фортель. Думаю, что долго скучать нам не придется. Они у фюрера в печонках сидят.
— А Кейтель оказался неплохим малым!
— Вот он ведет себя правильно. Бломберг еще вспомнит своего Рейхенау.
— Главное, своими руками отправил его на повышение!.. Нет, близкого человека лучше держать при себе.
— Поэтому я тебя и не отпускаю. Будешь расти здесь.
— Я никуда не рвусь, Рейнгард.
— И хорошо делаешь.
— Хочешь развеселю?.. Оказывается, у меня в России отыскался в некотором роде однофамилец.
— Мало ли там немцев...
— Это — грузин или что-то похожее.
— Грузин? И тоже Беренс?
— Некто Лаврентий Берия. Партийный лидер Закавказья, бывший начальник местного НКВД. Наша агентура в Баку сообщает удивительные вещи. Эти люди умеют работать. Никаких сантиментов.
— Берия и Беренс,— Гейдрих прислушался к звучанию.— Действительно, похоже.
— У него кличка такая — Беренс. Образовано из двух имен: Берия и Реденс. Реденс — бывший шеф Закавказского НКВД и, между прочим, родственник Сталина. Сейчас работает в Москве.
— Так чем же он замечателен, этот твой Берия?
— Идет по трупам. Перерезал всех мало-мальски сильных соперников. Если и в центре те же порядки, то мы на верном пути. Осечка исключается.
С помощью приятелей из крипо Науйокс напал на след некоего Франца Путцига, художника-гравера, у которого в районе Берлин-Панков была превосходно оснащенная мастерская. Путциг увлекался графологией и хиромантией. Его готические экслибрисы с чертями, привидениями и скелетами пользовались большим спросом среди библиофилов известного круга. Проверили по картотеке — порочащих связей не оказалось. Местный блоклейтер охарактеризовал мастера, как человека законопослушного и набожного. Заручившись рекомендацией одного из ветеранов «Общества Туле», Науйокс, понятно в штатском, отправился на рекогносцировку.
Он застал Путцига за работой, когда тот прокатывал на станке листы «Плясок смерти» Гольбейна.
— Подделка? — приятно удивился хауптштурмфюрер.
— Что вы, господин! Как можно?.. Печатаю с оригинальных досок по заказу музея. На каждом оттиске будет выдавлен специальный штамп.
— Выгодная работа?
— Вообще-то да, хотя и не разжиреешь. Тут главное доверие, почет. Доски, которые резал великий мастер, дадут не каждому!.. И вообще в таком деле возможны всякие злоупотребления.
— Например?
— Как изволите видеть, я печатаю на бумаге современного производства. Будь на моем месте какой- нибудь мошенник, а таких в Берлине немало, он мог бы раздобыть десяток-другой старинных листков, накатать и пустить в продажу как подлинники. Риск, скажете вы. Да, риск. Но не всякий ведь остановится перед риском. Соблазн велик. Одно дело выручить десять марок и совсем другое — тысячу.
— Значит, вы получаете десять марок?
— Десять получит музей. Мне платят по три марки за экземпляр. Но я не жалуюсь... Так какой у вас будет заказ, господин?..
— Мюллер, инспектор государственной тайной полиции Мюллер.
— Мюллер-гестапо? — Путциг от неожиданности выронил валик.— Я хотел сказать: сам господин Мюллер — начальник гестапо? — смущенно поправился он.
