Еремей Парнов - Заговор против маршалов. Книга 2
— Признаюсь со всей откровенностью, господин Мастный,— Траутмансдорф помедлил, будто собираясь перед прыжком, и, отчетливо выделяя каждое слово, сказал: — Многое, если не все, будет зависеть от ответа на один-единственный вопрос: как поведет себя Чехословакия в случае вооруженного столкновения между Германией и Францией? Советско-чехословацкие обязательства волнуют нас значительно меньше. Мы не имеем ни общей границы с Советами, ни территориальных споров.
— Наши отношения с Парижем целиком и полностью определены двусторонним договором,— посланник мог дать только такое разъяснение. Нацисты определенно прощупывали почву. Едва ли Гитлер собирался в скором времени развязать войну на Западном фронте. Просматривалась иная цель: подорвать союзные договоры Чехословакии, оставив ее в полном одиночестве. Президент Бенеш и министр Крофта ожидали, что перед прыжком вермахта обострятся бои на дипломатическом фронте. Помощь русских увязана с выступлением Франции. Немцам достаточно парализовать этот узел, и оба договора утратят действенность.
Зловещий признак.
— Несмотря на немалые трудности, мне все же представляется, что шансы нормализовать обстановку далеко не исчерпаны,— Траутмансдорф всем видом давал понять, что ему есть что предложить чехам.— Возможно, нам удастся выработать обоюдовыгодные условия для соглашения. Если понадобится, я готов посетить Прагу.
— Ваша позиция, граф, подкрепляет присущий мне оптимизм. Смею заверить, что мое правительство окажет вам или любому другому германскому представителю теплый прием.
43
Получив приглашение министра иностранных дел, Уильям Додд решил взять с собой советника Майера. Пусть видит и слышит, как посол Соединенных Штатов пособничает большевикам. От инсинуаций и низкопробных интриг все равно не уберечься.
Войдя в приемную, он обратил внимание на портрет Гитлера в тяжелой раме черного дерева, водруженный в центре большого ампирного стола, за которым обычно собирались иностранные дипломаты. Примечательная новинка. Особенно на фоне картин в золоченых рамах эпохи Бисмарка. Ровно в час пополудни Дикгоф пригласил в кабинет к министру.
— Я рад, что вы нашли время принять меня,— улыбнулся Додд. Он не забыл, как в конце сентября его чуть ли не час продержали перед закрытой дверью.
Нейрат сделал вид, что не понял намека, и без лишних слов вручил копию договора между Германией и Японией.
Додд пробежал глазами преамбулу и первую статью:
— Надеюсь, что это будет способствовать предотвращению войны?
— В этом суть пакта, хотя он и направлен против русского Коминтерна.
— Вот как? Вы, кажется, собирались положить конец пропаганде?
— Здесь нет ни грана пропагандистской риторики, господин посол,— глядя куда-то в сторону, отчеканил министр.
Додд живо припомнил последний разговор в этих стенах.
«Мы не можем иметь дела с русскими коммунистами»,— напыщенно изрек тогда Дикгоф.— «Трудно не согласиться с тем, что русские совершают глупость, распространяя по всему свету свою пропаганду, но ведь ваше правительство делает то же самое. Так на что же вы жалуетесь?» — «Наша пропаганда касается только немцев, живущих за границей. Мы имеем полное право рассматривать их как часть нашего народа».— «В Канаде проживает несколько миллионов американцев. Почему бы и нам не потребовать аннексии?..»
Ни тогда, ни тем более сейчас не имело смысла пререкаться. И Нейрат, и Шахт, и Дикгоф — все они в один голос твердят, что пора покончить с пропагандой. С большевистской, с еврейской, с масонской — словом, со всякой, кроме, конечно, своей собственной.
Договор с Японией Додд предвидел еще два года назад. Он не сомневался в том, что Гитлер намеревается зажать Россию в клещи. Получив Австрию, Судеты, и Данциг, наци не замедлят выдвинуть притязания на прибалтийские государства. Это курс. Дипломатическими уговорами тут ничего не изменить. После многолетнего поношения всех рас, кроме арийской, они признали японцев равноправным партнером. «Желтой опасности» больше не существует,— мысленно усмехнулся посол.— Что бы сказал старый кайзер Вильгельм, доживающий век в Дорне? Впрочем, он ведь и сам не гнушался союзом с азиатами. С турками, например. Слова, слова, слова. Прав Шекспир. Мир определенно смахивает на балаган. Жаль лишь, что гала-представление закончится повальным избиением публики».
— Благодарю вас, господин министр, за своевременное оповещение о столь важном международном событии,— Додд предпочел за благо откланяться. Визит продолжался около пяти минут.
В приемной уже сидели, дожидаясь своей очереди, другие послы.
— Антикоминтерновский пакт? — тихо спросил Эрик Фиппс.
Додд утвердительно опустил веки.
— Сегодня они оповестят об этом весь мир,— понимающе кивнул англичанин.— Наших газетчиков уже вызвали в министерство пропаганды.
Устроившись на заднем сиденье, как положено по протоколу, справа от посла, советник Майер впервые нарушил молчание:
— Истинная направленность договора легко просматривается, сэр. Гитлер желает положить предел коммунистической деятельности за пределами СССР.
— По крайней мере, таково первое впечатление. Но, несомненно, есть и более глубинный аспект. В своих секретных статьях соглашение почти наверняка касается чисто военных вопросов.
— Вы имеете в виду действия, направленные против России? — оживился Майер.— Если на Дальнем Востоке начнется война, Гитлер способен оказать Японии серьезную помощь.
— Против любой страны, которая не признает притязания агрессора на чужие территории. Мне кажется, что помимо всего они пытаются лишний раз припугнуть западные державы.— Посол глянул в окно.
На Унтер-ден-Линден уже вывешивали флаги: белый с красным солнцем, красный со свастикой в белом круге и зелено-бело-красный с крестом на подкоронном щите Итальянского королевства. Отель «Адлон» украсился гирляндой дубовых листьев.
В министерстве пропаганды, куда для «важного сообщения» были вызваны журналисты, ждали появления Риббентропа. Все уже знали, что именно он подписал договор с германской стороны.
— Почему не фон Нейрат? — спросил Уолтер Ширер коллегу из лондонской «Тайме».— Ведь Риббентроп всего лишь посол.
— Всего лишь! А «бюро Риббентропа»? Фюрер всячески продвигает виноторговца. У нас, надо признать, он зарекомендовал себя не с самой лучшей стороны. Явившись в Букингемский дворец, начал с того, что отдал нацистский салют... Можете себе такое представить?.. На королевской аудиенции!.. Фигляр. Фрак сидит на нем, как на корове седло. А вот и он сам.
Риббентроп вышел из боковой двери и развинченной походкой направился к столу, сплошь заставленному микрофонами.
Первые пятнадцать минут он посвятил восхвалению пакта, всячески подчеркивая его значение для «судеб мира». Затем перешел непосредственно к содержанию. Стороны взаимно обязывались информировать друг друга о деятельности Коминтерна, вести с ним борьбу совместными усилиями и принимать все необходимые меры «против тех, кто внутри или вне страны, прямо или косвенно действует в пользу Коммунистического Интернационала ».
— Кроме всего прочего, господа,— под занавес Риббентроп внушительно погрозил пальцем,— этот шаг означает объединение Германии и Японии в целях защиты западной цивилизации.
Решив, что ослышался, Ширер недоуменно перемигнулся с соседом. Нет, кажется, все правильно: «западной».
— Неслыханная идея,— склонившись, шепнул он.— Особенно для японцев.
— О да! — с веселым изумлением откликнулся лондонец.— «Азия — для азиатов!»
Сидевший рядом корреспондент «Правды» Климов недовольно поморщился, не отрывая глаз от исписанного стенографическими знаками блокнота.
— Простите, ваше превосходительство,— журналист из «Таймса» первым задал вопрос.— Вы, кажется, сказали: «западной»? Я верно понял.
— Совершенно верно,— Риббентроп слово в слово повторил свое беспрецедентное заявление. До него так и не дошло, чем вызвано оживление зала.
