Наталия Вико - Тело черное, белое, красное
– Ничего с ней не станется, пущай посидит, – спокойно проговорил тот, легонько подталкивая Ирину к выходу…
…К вокзалу шли молча, настороженно поглядывая по сторонам. Алеша, державший в одной руке винтовку, другой бережно поддерживал покачивавшуюся от слабости Ирину. Воинский эшелон пришел вовремя. Переговорив с кем-то, Алеша помог ей забраться в товарный вагон. Молчали всю дорогу до Петрограда, сидя друг напротив друга на пустых оружейных ящиках. Ирина спрятала лицо, подняв воротник шинели. Эшелон остановился, не доехав полверсты до перрона вокзала. Ждать не стали.
– На вокзале точно патрули, а, как говаривает моя матушка, "Береженого Бог бережет", – с улыбкой произнес Алеша, помогая Ирине выпрыгнуть из вагона на пути, присыпанные белым нарядным снежком…
У подъезда ее дома они долго стояли, словно заканчивая свой молчаливый диалог.
– Спаси вас Бог, Алеша! Вы мой ангел-хранитель. – Ирина прикоснулась губами к его щеке.
– Может, я и хранитель, да только с сегодняшнего утра уже не ангел, – смутился он, печально глядя на нее небесно-голубыми глазами.
– Кто знает, Алеша… Может быть, именно так должен вести себя белый ангел, когда встречается с… нечистью…
14
Софи Трояновская, полулежа на тахте с чашкой чаю в руках, наблюдала за сестрой, расхаживающей из угла в угол. Леночка, переболевшая воспалением легких, сильно похудела и осунулась за последний месяц. На все еще болезненном лице горел лихорадочный румянец.
– Пф-ф… Что ты мечешься, Элен, я не понимаю? Научись, в конце концов, принимать жизнь такой, какая она есть, и радоваться. Ведь другой у тебя не будет. Подумаешь, "крушение империи"! Оно было тысячу раз предсказано и вот – свершилось. Ну переворот. Ну новая власть. И что? Зато будет подписан мир с немцами. Пусть, как кричат некоторые, позорный, однако ж – мир.
– Как ты не понимаешь, Софи? – Леночка всплеснула руками. – Ведь в России начинается гражданская война! Русский убивает русского! Это ужасно!
– Ну, дорогуша, во-первых, насчет русских это ты погорячилась. – Убивают не только русских и не только русские. Некоторых, может, и надобно убить. А во-вторых… Война, как и все пороки, всего лишь страсть. Страсть тела, нервов, мускулов, созданных для напряжения и разряда, для борьбы и отдохновения. – Она потянулась и зевнула.
Леночка остановилась напротив, с возмущением глядя на сестру:
– Я отказываюсь тебя понимать! Как ты можешь оставаться спокойной, когда все рушится?
– Господи, да что рушится, девочка? – Софи посмотрела на нее с недоумением. – Одни мужчины забрали власть у других. Только и всего. Это лишь мужские игры. Но главное… самое главное, что все они просто муж-чи-ны! Можешь не волноваться, нас не обидят. Меня, кстати, папа уже познакомил с Троцким…
– Папа… С Троцким?! – Глаза Леночки округлились от изумления.
– Ну да. Кстати, его настоящая фамилия Бронштейн. У них почему-то почти у всех фамилии другие. Будто боятся чего. А ты разве не знала, что еще до переворота отец им помогал кое в каких финансовых делах? Думаешь, почему ему поручили проводить, – Софи наморщила лоб, – ин-вен-та-ри-зацию хранилища Государственного Банка?
– Подумаешь, Троцкий… – Леночка с плохо скрываемым интересом взглянула на сестру. – Ну и какой же он?
– Какой? – Софи прикрыла глаза и улыбнулась. – Любопытно все-таки? Если перестанешь бегать по комнате и присядешь, так и быть, расскажу. А то у меня уже голова кружиться начала.
Леночка, покашляв, опустилась на край тахты у ног сестры, которая, приподнявшись, накинула ей на плечи плед.
– Какой… Небольшого роста, сухощавый, чернявый… некрасивый. Кожа лица – желтоватая. Нос… такой клювообразный. Под ним, – она поморщилась, – мерзкие усики. Пронзительные недоразвитые глазки. Всклокоченные нечесаные волосы. И то сказать, дорогуша, когда вождю причесываться, коли революционных дел невпроворот! – ехидно добавила она. – Что еще? Тонкие губы. И знаешь, – Софи оживилась, – у него очень развиты лобные кости над висками, и это дает некое подобие зачатка… – рассмеявшись, Софи приложила два пальца к голове, – рогов. Да-да! Все это вместе с козлиной бородкой делает его похожим на… черта. Да, представь, именно на черта! Я это только сейчас поняла!
– Фу! – Леночка торопливо перекрестилась. – Все тебя тянет на нечистую силу! То– Распутин, то – Троцкий… Надеюсь, с ним-то у тебя ничего не было? – она строго посмотрела на сестру и снова закашлялась.
– Не успела еще, – с беззаботным видом махнула рукой Софи.– Недосуг. Но непременно, непременно будет. Это я тебе обещаю. Мне, видишь ли, интересны все эти мужские типы, обладающие властью. В них что-то есть… манящее. Хотя, в данном случае, не думаю, что этот большевистский козел, прости меня, Господи, – она небрежно перекрестилась, – в постели окажется так же силен, как покойный Григорий Ефимович. Впрочем… В тихом омуте… – Она задумалась. – Правда, ну очень похож на черта.
– Прости, Софи, – Леночка возмущенно поднялась с места, – но это уже слишком. Посмотри на себя, в кого ты превращаешься? Ты же…
Звонок в дверь прервал их разговор и заставил переглянуться. Софи быстро поднялась с тахты и выглянула за дверь комнаты.
– Тимофей! – позвала она старого слугу. – Просто так не открывай, спроси кто.
Тимофей, кряхтя и ворча что-то себе под нос, отправился к входной двери.
– Женщина какая-то! – донесся снизу его голос. – Вас спрашивают. Говорят, Ирина Яковлева.
– Ирэн?!
Сестры торопливо спустились по лестнице. Тимофей открыл дверь. В прихожую, стряхивая снег, в платке и солдатской шинели до пят, из-под которой выглядывали валенки, вошла Ирина. Узнать ее было трудно – неестественно бледное осунувшееся лицо, глаза, прежде необыкновенного изумрудного цвета, стали теперь почти черными, под ними залегли черные круги.
– Ирэн, Господи, откуда ты? – охнув, бросилась к ней Леночка. – А где Николай Сергеевич?
Ирина молча развязала платок, сняла шинель, словно не заметив протянутых рук растерявшегося слуги, сама повесила ее на бронзовый крючок вешалки, вытащила ноги из валенок и обессиленно прислонилась к стене.
– Ирочка… миленькая… ты живая! – Леночка, опустившись на колени, обняла ее за ноги и, прижавшись лицом к разодранному серому платью с бурыми пятнами крови, заплакала. – Мы ж не знали, что думать… – Она зашлась в кашле, судорожно хватая ртом воздух. Приковылявший Тимофей протянул ей чашку с теплой водой. Сделав несколько глотков, Леночка, все еще сидя на полу, подняла глаза на Ирину:
– Тебе ведь согреться надо…
Не отвечая, Ирина смотрела перед собой отсутствующим взглядом.
– Тимофей! Неси одежду да воду согрей для ванны! – приказала Софи, до того молча глядевшая на гостью. – Пойдем, Ирэн. – Она крепко взяла Ирину за руку и повела в столовую.
Вскоре вернулся Тимофей, держа в руках теплые вязаные носки и платье, впопыхах оставленное Ириной в день поспешного отъезда из дома Трояновских.
– Тимофей, что за умница! – воскликнула Леночка. – Ирэн, милая, пойдем – умоешься, переоденешься… А там и чай поспеет.
– Элен, подожди. – Софи решительно направилась к буфету, открыв дверцу, достала с полки небольшой хрустальный графинчик и, взяв две стопочки, налила в них водки.
– Что ты, Софи… Ирэн не пьет эту гадость… Она шампанское-то… – пробормотала Леночка, наблюдая за действиями сестры.
Софи подошла к Ирине и протянула ей стопку:
– Давай! Пей! За возвращение с того света! И я с тобой выпью. – Она сделала глоток.
Леночка с изумлением наблюдала, как подруга, не поморщившись, по-мужски, одним глотком выпила водку и молча вернула стопку Софи, которая сразу же подлила еще.
– Лена, пойди глянь, что на кухне. Ей поесть надо, – произнесла Софи тоном, не терпящим возражений.
Поняв, что сестра хочет остаться с гостьей наедине, Леночка нехотя вышла и, сделав поспешные распоряжения Тимофею на кухне, на цыпочках вернулась к закрытой двери, ведущей в столовую. До нее доносились еле слышные обрывки фраз:
– Бологое… Ники убили… подвал… Ангел-хранитель… поезд… добралась… дверь заколочена, опечатано… что с рара?..
Леночка тихо отошла от двери.
– Видишь ли… – Софи прикурила папироску.
– Он жив?
– Его арестовали. Вместе с членами Временного правительства… – она скрыла свое лицо за струйкой дыма. – Поместили в Петропавловскую крепость. Там он тяжело заболел. Воспаление легких. C двумя другими министрами – Кокошкиным и Шингаревым – попал в госпиталь и…
– Что?! – Прочитав ответ в глазах Софи, Ирина еще не могла в это поверить.
– Убили. Матросы. Прямо в госпитале. Так зверски, так мучительно… Весь Петроград был потрясен.
– За что? – подняв глаза, тихо спросила Ирина. Софи печально развела руками, с удивлением глядя на Ирину, глаза которой были сухи и непривычно жестки.
– Прости, ни тебя, ни твоего дядю отыскать не смогли, чтобы сообщить… Так что будешь снова жить у нас. Ты ведь теперь совсем одна осталась…