Саймон Скэрроу - Месть
– А я все думал, встретимся ли мы когда-нибудь снова, сын Тита.
Поскольку теперь терять ему было нечего, Марку ужасно хотелось сообщить Дециму правду о своем настоящем отце. Но он понял, что этим лишь ухудшит положение своей матери, если она еще жива. К тому же если бы стало известно, что у Спартака был сын, это могло бы иметь далеко идущие последствия. Такая весть могла вызвать содрогание в сердцах римских рабовладельцев, и они начали бы еще хуже обращаться со своими рабами.
– Мне всегда хотелось отыскать тебя, – холодно произнес Марк. – И убить, как только освобожу свою мать.
– Ну, такому вряд ли суждено случиться, – хихикнул Децим. – Через два дня ты будешь мертв. И ты, и твои дружки. Разорваны в клочья. А я буду наслаждаться моментом, когда моя месть твоему отцу завершится. Много времени прошло с тех пор, когда он сделал со мной вот это. – Децим похлопал по ноге, раненной Титом, из-за чего Дециму пришлось покинуть легион, где они оба служили. – Кстати, мне бы стоило поблагодарить твоего отца. Если бы я остался в армии, меня вполне могли бы уже убить. А так для меня открылась новая жизнь. Я сделал состояние и сумел войти в число самых влиятельных людей в Риме. Но мне все равно хотелось отомстить. И теперь все вышло по-моему. Тит мертв, и ты скоро присоединишься к нему, а твоя мамаша будет влачить жалкое существование весь остаток своей жизни.
– Значит, она еще жива… – пробормотал Марк с облегчением.
– Само собой. Я бы ни за что не позволил так быстро положить конец ее страданиям. Прямо сейчас она томится в цепях в моем поместье в Лаконии. Я полюбовался на нее, когда был там месяц назад. – Децим изобразил на лице озабоченность. – Увы, она не слишком хорошо себя чувствует. Тощая, грязная, просто тень той особы, которую ты когда-то знал. Тебе бы пришлось хорошенько присмотреться, чтобы узнать ее. А жаль, ведь прежде она была такой симпатичной женщиной и, осмелюсь предположить, любящей матерью, да?
Марк попытался шагнуть к Дециму, из его горла вырвался яростный рев, но солдаты лишь усилили хватку. Децим весело посмотрел на Марка:
– Должен сказать, на меня произвело впечатление твое упорство, молодой человек. Ты давно уже для меня что-то вроде занозы. Сначала вмешался в мои планы в Риме, теперь явился сюда, чтобы поохотиться на меня. А я и понятия не имел, что ты подобрался так близко. К счастью, я плачу весьма многим слугам во дворце наместника. Так что было довольно просто организовать твой арест, как только я связал тебя с убийством в Страте. Полагаю, это и вправду твоих рук дело?
Марк покачал головой:
– Мы не убивали Пиндара. Мы не убийцы вроде тебя.
– Я – убийца? – Децим изобразил горестное удивление. – Да я просто деловой человек, Марк! Я делаю деньги, много денег. И если это означает, что мне нужно устранить кого-то, кто встал у меня на дороге, это, конечно, плохо. Но в этом нет ничего личного, ты же понимаешь. Просто деловое предприятие. Однако с тобой и твоими родными было по-другому. Желание отомстить – это действительно очень личное чувство. И я не могу выразить, какое удовольствие доставляет мне зрелище твоих страданий.
– Но тебе не удастся просто так уйти от ответа. Цезарю известно, где мы. И если он узнает о том, что ты сделал, тебе конец.
– Но он не узнает! Ему будет известно лишь то, что ты путешествовал по Греции и исчез. А то, что не доедят дикие звери, будет брошено в общую могилу. Но начнем с того, что избавимся от твоего барахла.
Децим сунул руку под тунику и достал свиток. Он развернул его, чтобы Марк мог видеть подпись и печать Цезаря.
– Мой друг Эврай из предосторожности забрал это из твоей комнаты сразу после твоего ареста. А теперь пришло время уничтожить единственное свидетельство, которое подтверждает твою историю.
Децим снова свернул документ и шагнул к факелу. Когда он поднес свиток к пламени, Марк невольно судорожно вздохнул:
– Нет!..
Папирус загорелся, и Децим держал его перед Марком, пока желтые языки пламени облизывали свиток, пожирая его. Очень быстро папирус с легким потрескиванием почернел, а потом рассыпался. Децим отпустил его, когда огонь подобрался к кончикам пальцев, и остатки документа упали на пол и догорели дотла.
Марк оторвал взгляд от маленькой горки черного пепла и увидел насмешливую улыбку Децима. Что-то как будто щелкнуло у него внутри, выпуская на свободу поток бешеной ярости. Марк зарычал и в то же мгновение изо всех сил ударил правой ногой, обутой в ботинок, по сандалию стоявшего рядом с ним человека. Солдат задохнулся от боли и сразу ослабил хватку. Марк выдернул руку и, развернувшись, изо всех сил ударил второго солдата кулаком в пах. Солдат со стоном согнулся пополам, а Марк ринулся на Децима, изогнув пальцы, как когти. Децим просто не успел отреагировать, он только разинул рот, чтобы закричать, но не успел, потому что Марк налетел на него и сжал ему горло обеими руками. Ростовщик попятился назад, налетел пяткой на каменный бордюр и рухнул на спину. Марк упал на него, оскалив зубы и пытаясь вышибить жизнь из человека, которому был обязан всеми мучениями последних двух лет своей жизни.
Но Децим быстро оправился от потрясения и схватил мальчика за запястья, стараясь оторвать руки Марка от своего горла. Он с трудом выдохнул:
– Ради всех богов, уберите от меня этого демона!
Первый солдат, хромая, шагнул к ним, сжимая кулаки. Но Марку было плевать на угрозу. Его безумный пылающий взгляд был сосредоточен на лице мужчины, лежащего под ним. А потом Марк почувствовал мощный удар в висок, и перед его глазами вспыхнуло море белых искр. Но он продолжал цепляться за своего врага. Он даже не почувствовал второго удара, просто все вокруг внезапно потемнело…
XVII
У Марка все еще слегка кружилась голова, когда дворцовая стража явилась на следующее утро, чтобы отвести пленников в клетку под ареной. Фест и Луп поддерживали друга с обеих сторон, вытаскивая его из камеры, а затем волоча вверх по лестнице и прочь из дворца. Улицы были заполнены народом, стремящимся к арене; всем хотелось присутствовать там в первый день игр. Семьи несли с собой маленькие корзинки с едой и кожаные фляги с водой, поскольку рассчитывали провести на стадионе целый день. Компании шумных молодых людей обсуждали сравнительные достоинства гладиаторов, которым предстояло сражаться в завершение празднества. Стражи и пленники миновали также нескольких философов, стоявших на ступенях домов вдоль их пути и взывавших к народу: философы умоляли жителей Греции не поддаваться дикарским соблазнам римских развлечений, не смотреть на ужасающую жестокость. Несколько человек даже прислушались к ним.
За городскими воротами людской поток устремлялся к огромному деревянному сооружению – стадиону, воздвигнутому наместником для увеселения народа. Вокруг него возвышались шесты с яркими красными флагами, развевающимися на ветру. Клетки для приговоренных преступников располагались под рядами сидений для зрителей. Еще там стояло много клеток со зверями, специально купленными для представления, и, когда Марк и его друзья очутились в своей новой тюрьме, они сквозь шум толпы услышали рычание хищников, а также лай и вой собак. Фест и Луп опустили Марка на пол железной клетки, прислонив его спиной к боковым прутьям. Телохранитель быстро проверил клетку, выясняя, нет ли в ней каких-то дефектов, но она оказалась крепкой, и Фест разочарованно опустился на пол рядом с мальчиками.
Клетка была вдвое больше их камеры во дворце наместника, но еще более неудобной. Над головой пленников тянулись балки, поддерживая спускающиеся ярусами ряды сидений для зрителей, с которых вниз все сильнее сыпалась пыль, по мере того как ряды заполнялись людьми. Под ареной почти не было движения воздуха, зато воняло зверями, и эта вонь смешивалась с тяжелым запахом людей – пленников здесь было предостаточно, так что дышать было тяжело. Но имелось и некоторое преимущество. Промежуток между самыми нижними рядами сидений давал возможность видеть часть арены, и пленники, вытянувшись во весь рост, могли наблюдать за происходящим.
Вокруг клеток стояли подпорки, державшие ряды, и лежали горы снаряжения и оружия, которое должно было использоваться во время представления. Кроме гладиаторских боев, намеченных на последние три дня как самая впечатляющая часть праздника, зрителям предстояло увидеть акробатов, мимическую комедию, схватки с хищниками, собачьи и петушиные бои, борьбу, а также публичную казнь преступников. Марк отлично помнил, что в Риме это событие обычно назначалось на полдень, когда зрители принимались перекусывать.
В голове у мальчика постепенно прояснилось, и он, морщась от боли, потрогал то место, в которое ударил солдат.
– Да, выглядишь ты что надо, – серьезно произнес Фест. – Как будто налетел физиономией на здоровенный молот.
– А оно вроде того и было, – ответил Марк. – Но в остальном я в полном порядке.
