Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб

— Полагаю, его отец из простых людей?!

Абдуль Муним Шаукат снова ответил своим зычным голосом:

— Да. Один из его дядей по материнской линии погонщик ослов, а другой — пекарь. А дядя по отцовской линии — секретарь адвоката. — Но тут же поправился, заговорив менее категорично. — Но это не умаляет человеческое достоинство, ведь человек это то, кто он есть, а не из какой он семьи!

Камаль понял, что его племянник хочет утвердить сразу две истины, в которых был убеждён, несмотря на то, что одна противоречила другой: низкое происхождение Фуада, во-первых, и то, что оно не умаляло достоинств самой его личности, во-вторых. Он понял даже больше: в первой истине Абдуль Муним нападал на Фуада, а во второй каялся за свою несправедливую атаку на него из-за собственных сильных религиозных убеждений. Удивительным было то, что утверждение обеих этих истин избавляло его от необходимости выражать их самолично. Он, как и племянник, не верил в классовые отличия, и так же, как и он, был склонен нападать на Фуада и принижать его положение, которое, как он сам понимал, было более серьёзным и значимым по сравнению с его собственным. Амине, по всей видимости, были неприятны подобные нападки. Она заявила:

— Его отец хороший человек. Он всю жизнь прослужил нам честно и искренне.

Хадиджа, набравшись мужества, сказала:

— Но если такой брак состоится, то Наима будет жить с людьми, которые стоят ниже её. Нет, происхождение — это всё…

Подтверждение её словам пришло с той стороны, откуда она и не ожидала — от Занубы, которая заверила:

— Вы правы, происхождение — это всё!

Ясин забеспокоился и бросил быстрый взгляд на Хадиджу, словно спрашивая её о том, как она отреагирует на слова его жены и их подтекст: не вызовут ли они воспоминаний о музыкальном ансамбле и пении? Он даже про себя послал проклятие Занубе за её пустое бахвальство, и был вынужден заговорить сам, чтобы как-то скрыть замечание жены:

— Вспомни, что ты говорила об адвокате из прокуратуры…

Хадиджа, ободрённая молчанием Аиши, сказала:

— Адвокатом в прокуратуре он стал из-за моего отца. Это наше богатство сделало его тем, кто он есть!

С сарказмом, сверкавшим в глазах навыкате, которые так напоминали глаза его покойного дяди Халиля Шауката, Ахмад произнёс:

— Мы обязаны его отцу даже больше, чем его отец нам!

Показав на него пальцем, Хадиджа критическим тоном сказала:

— Ты постоянно бросаешь нам свои непонятные замечания.

Ясин был полон надежды положить конец этой теме:

— Отдохните уже. Последнее слово будет за отцом…

Амина раздала чашки кофе, и глаза юношей устремились на Наиму, которая сидела, прижавшись к матери. Ридван говорил себе: «Милая и красивая девушка. Если бы это было возможно, мы стали бы друзьями и даже парой. И если бы прогуливались пешком по улице, людям было бы сложно сказать, кто же из нас красивее!» Ахмад тоже отметил про себя: «Она очень красива, но слишком уж привязана к матери, да и к тому же не образованна». А Абдуль Муним думал так: «Она красавица, хорошая хозяйка и очень набожна. Единственный её недостаток — это худоба, но и он красит её. Слишком хороша для Фуада». Затем он прервал свой внутренний монолог и спросил её:

— А ты, Наима, что думаешь сама об этом? Скажи нам.

Бледное личико порозовело, затем нахмурилось, и наконец, улыбнулось. Она напряглась, и улыбка смешалась с хмурым выражением, чтобы избавиться и от того, и от другого. Затем она смущённо произнесла:

— У меня нет никакого мнения. Оставьте меня!..

Ахмад саркастически заметил:

— Ложная застенчивость…

Аиша оборвала его:

— Почему это ложная?!

Он поправился:

— Застенчивость уже давно не в моде. Если ты не будешь говорить, то жизнь твоя утрачена…

Аиша горько сказала:

— Мы не знаем таких слов.

Ахмад посетовал, не обращая внимания на предупреждающий взгляд матери:

— Держу пари, что наша семья отстала от современной эпохи как минимум на четыре столетия!

Абдуль Муним насмешливо спросил его:

— А почему ты определил, что именно на четыре?

Ахмад равнодушно сказал:

— Да из чувства сострадания!

Тут Хадиджа задала вопрос Камалю:

— А ты?!.. Когда ты женишься?!

Её вопрос застал Камаля врасплох, и он попытался уклониться от ответа:

— Это уже старая история!

— Но одновременно с тем и новая. Мы не оставим это как есть, пока Аллах не даст тебе достойную девушку из хорошей семьи…

За последними словами Амина следила с удвоенным интересом, ибо брак Камаля был самой большой её мечтой. Как же она надеялась, что он воплотит в жизнь её заветное желание увидеть своего внука от единственного оставшегося в живых сына! Она сказала:

— Его отец предлагал ему девушек из лучших семейств, но он постоянно находил то одну отговорку, то другую…

— Это всё слабые оправдания. Сколько вам лет, господин Камаль?.. — спросил его со смехом Ибрахим Шаукат.

— Двадцать восемь!.. Время упущено…

Амина с удивлением прислушалась к этой цифре, словно не желая верить, а Хадиджа вспылила:

— Ты очень уж увлекаешься тем, что завышаешь свой возраст!

Да, он был её младшим братом, и выдать свой возраст означало косвенно намекнуть и на её возраст. И хотя её мужу уже исполнилось шестьдесят, она ненавидела упоминания о том, что самой ей было тридцать восемь. Камаль же не знал, что и сказать. Тему разговора, по его мнению, нельзя было решить одним словом, ибо он постоянно ощущал, что ему требуется прояснить свою позицию, и потому оправдывающимся тоном заявил:

— Днём я занят на работе в школе, а вечером — в своём кабинете!

Ахмад воодушевлённо заметил:

— Великолепная жизнь, дядя. Но человеку следует также жениться.

Ясин, который знал Камаля больше всех остальных, сказал:

— Ты сторонишься забот, чтобы они не отвлекали тебя от поисков «истины», однако истина как раз и заключена в этих заботах. Ты не познаешь жизнь, сидя в своём кабинете. Истина — в доме и на улице…

Пытаясь увернуться, Камаль парировал:

— Я привык тратить всё своё жалованье вплоть до последнего миллима. У меня нет сбережений, как же я женюсь?!

Хадиджа заблокировала ему все пути для увёрток:

— Решись хоть раз жениться, и будешь знать, как подготовиться к браку.

Ясин засмеялся:

— Ты будешь тратить всё своё жалованье вплоть до последнего миллима только до тех пор, пока не женишься…

«Они оба словно сговорились», подумал Камаль. Но почему он не женился, несмотря на то, что и условия все тому соответствовали, и родители этого так хотели?.. Да, в его жизни был период, когда он любил, но сама мысль о браке казалось тщетной. Вслед за тем последовал период, когда любовь была заменена мыслью, что жадно поглотила всю его жизнь. Величайшей радостью для него было наткнуться на какую-нибудь замечательную книгу или добиться публикации своей статьи. Он сказал себе, что мыслитель не женится и не должен делать этого. Глядя вверх, он думал, что брак заставит его спуститься на землю. Как прежде, так и теперь он получал удовольствие от позиции вдумчивого наблюдателя, избегающего, насколько это возможно, подключения к механизму самой жизни. Он не распоряжался со всей щедростью своей свободой, дорожа ей, как скупой рыцарь дорожит своим богатством. К женщинам у него не осталось никаких иных чувств, кроме похоти, которую легко можно было удовлетворить. Но несмотря на всё это, его молодость не была растрачена напрасно, поскольку у него не проходило и недели без интеллектуальных забав и телесных удовольствий. Он был смущён и сомневался во всём, а брак казался ему чем-то, во что следует верить. Он сказал:

— Успокойтесь. Я женюсь, когда захочу того.

На лице Занубы появилась улыбка, вернувшая ей лет десять. Она спросила:

— А почему вы не хотите жениться?

Камаль с заметным раздражением ответил:

— Брак — это зёрнышко, а вы делаете из него целую гору…

Но в глубине души он всё же верил, что брак это целая гора, а не просто зёрнышко. Им владело странное ощущение, что в один прекрасный день он покорно женится и тогда непреложный рок занесёт над ним свой меч. Его вывел из потока мыслей голос Ахмада, который обращался к нему: