Степан Суздальцев - Угрюмое гостеприимство Петербурга
Это произошло в воскресенье, 24 сентября.
Мундир Дмитрия был готов, и он как раз стоял перед зеркалом, поглаживая усы, которые перестал брить после бала у Шаховского. Завтра в полдень ему предстояло уехать в Сувалки.
Вдруг в комнату вошел Аркадий и доложил, что в гостиной его дожидается Константин Болдинский. Дмитрий вскинул брови, удивленный странным визитом, оправил мундир и с самым надменным видом устремился в гостиную.
Когда он вошел, Константин мерил шагами комнату.
— Не ждал тебя. Здравствуй! — произнес Дмитрий звучным раскатистым голосом, который начал тренировать тому три недели назад.
Константин поднял взгляд от ковра и смущенно посмотрел на хозяина.
— Здравствуй, — произнес он сдавленным голосом.
— С чем пожаловал? — осведомился Дмитрий, по-гусарски вздергивая ус.
— Я пришел говорить о Софье, — сконфуженно ответил Болдинский.
— Так.
— Ты знаешь о моих чувствах к ней, — начал Константин. — Я люблю ее. Я безуспешно добивался ее сердца, когда тебя не было, и питал надежду, что когда-нибудь она мне ответит взаимностью. Но ты вернулся, и она… она полюбила тебя.
— Нет, Костя, это не так, — закачал головой Дмитрий с тем лишь, чтобы Константин начал увереннее утверждать обратное и полностью признал свое поражение.
— Если бы у меня была хоть какая-то надежда, что это не так, я бы не стоял теперь здесь, — возразил Болдинский. — Но она смотрит на тебя теплым любящим взглядом. Когда ты рядом, она всегда счастлива, она всегда улыбается. Помнится, давеча я пытался поговорить с ней наедине.
— И что же? — грозно спросил Воронцов.
— Она была холодна. Ей было скучно. Но стоило мне заговорить о тебе, как она оживилась, — Константин отвернулся, — и тогда я понял, что ее сердце навсегда принадлежит тебе. — Он сделал пару шагов от Дмитрия, а потом обернулся к нему и произнес: — Я люблю ее и никогда не посмею вставать на пути ее счастья. Я пришел к тебе с тем, чтобы сказать, что я больше не буду донимать Софью Михайловну своими назойливыми визитами. Я пришел пожелать вам счастья. Так забудем былую вражду. — И он протянул Дмитрию руку, сделав шаг вперед.
Воронцов ликовал. Наконец-то! Он завоевал сердце княжны. И даже его соперник признает поражение и молит его о снисхождении. Дмитрий оставался стоять на месте. Он неожиданно осознал, что теперь, когда Константин выбросил белый флаг, он, граф Воронцов, по законам чести обязан просить руки Софьи. Но это никак не входило в его планы. Он всего лишь корнет, ему всего двадцать лет — ему еще рано жениться. Да он и не любит Софью. Внезапно ему стало страшно.
— Костя, видишь ли, — начал он своим обычным тоном, — завтра я отправляюсь в армию. Я буду служить в Павлоградском полку. Я не могу сейчас делать Софье предложение, жениться на ней. Я должен уехать, надолго уехать.
— Но как же она? — в удивлении спросил Константин.
— Она молода и еще найдет себе достойного мужа.
— Но она любит тебя! — воскликнул в негодовании Болдинский.
— Но я же сказал: мне сейчас никак невозможно жениться. Костя, ты любишь ее?
— Конечно, но…
— Вот ты и женись на ней! — радостно решил все проблемы Дмитрий. — Я уеду, месяц-два она погорюет, уронит несколько слез, а затем обо мне забудет. И тогда ты сможешь жениться на ней. Я больше не встану у тебя на пути.
— Скажи, но зачем ты так добивался ее, если не собирался на ней жениться?
— Костя, это была игра…
— Что?! — гневно произнес Болдинский.
— Я поступил дурно, теперь я понимаю это, — стал оправдываться Дмитрий. — Я добивался ее сердца из праздного интереса — чтобы удаль не потерять. Теперь я осознал, что был немного не прав. Я думал, я уеду, и все решится само собой.
— Ты мерзавец, Дмитрий Григорьевич Воронцов, — яростно произнес Болдинский.
— Согласен: жалкий мерзавец, — подтвердил Дмитрий.
— Ты очаровал сердце молодой девушки, она полюбила тебя, ты вскружил ей голову и заставил думать, что ты единственный мужчина на земле. И все это — чтобы тонус не потерять?! — Болдинский был в таком бешенстве, что Дмитрий невольно попятился.
— Костя, прости меня…
— Ты оскорбил Софью, — яростно сказал Константин, — и это оскорбление можно смыть только кровью. Граф Воронцов, я вызываю вас на дуэль.
Константин снял с руки перчатку и бросил ее в лицо Дмитрию.
— Мои секунданты свяжутся с вашими, если вы соизволите назвать их имена.
— Костя, но это невозможно, — залепетал Дмитрий, — я завтра уезжаю в Сувалки.
— Стало быть, будем стреляться завтра на рас свете.
— Костя, одумайся, это безумие.
— Безумие — шутить с чувствами молодой девушки, — холодно ответил Болдинский. — А это называется честь. Можете не извиняться, граф. Ваши извинения все равно не будут приняты.
Он направился к выходу и уже у самых дверей произнес:
— Мой брат заедет сегодня к вам обсудить подробности дуэли, если вы не сообщите ему имя своего секунданта.
— Имя моего секунданта Борис Курбатов.
— Увидимся завтра на рассвете, — сказал Константин и хлопнул дверью.
Дмитрий почувствовал, как холодок пополз по его спине. Константин явно был настроен решительно и не собирался отменять дуэль или же стрелять в воздух. Дмитрий был неплохой стрелок, к тому же последние три недели усиленно тренировался, и все же ему было не по себе. Он выпил бокал вина, немного успокоился и поехал в дом князя Демидова, где после смерти отца жил Борис.
Поручик Курбатов внимательно выслушал всю историю от начала и до конца. Когда Дмитрий закончил, он произнес:
— В общем-то поступок твой вполне в гусарском духе. В нем нет ничего предосудительного. Константина не слушай, он еще мальчишка, хоть и старше тебя. Я сейчас поеду к его брату, и мы все обсудим. Кстати, ты уже решил, кто станет твоим вторым секундантом?
— Я об этом думал, — сказал Дмитрий, — если бы Ричард был здесь, я попросил бы его об этой услуге. До того как я уехал во Францию, моим лучшим другом был Константин. Я практически уверен, что его вторым секундантом станет князь Шаховской Алексей Иванович. Остаются только два человека: князь Петр Андреевич — но он откажется, едва узнает о причинах дуэли, — и Роман Балашов.
— Стало быть, ты поезжай к Балашову.
Роман выслушал Дмитрия так же внимательно, как и Борис, однако действий Воронцова не одобрил.
— Вы поступили дурно, — сказал он, — однако если вам нужен секундант и у вас совсем не остается времени, я к вашим услугам.
Всю ночь Дмитрий не смыкал глаз. Ему хотелось выпить вина, однако он не позволял себе этого перед дуэлью.
«Как же так вышло, — думал он, — что я стреляюсь с человеком, который год назад был моим лучшим другом? Что должен я делать? Если я буду стрелять в воздух, Костя убьет меня. Как много ярости было давеча в его взгляде. Он готов был на месте стереть меня в порошок. Он будет целиться наверняка. Но как могу я выстрелить в своего друга? Тем более что это я не прав, что это я оскорбил его. Ах, если бы теперь я мог извиниться, умолять его о прощении. Умолять? Но как можно — я ведь граф Воронцов. Что сказал бы мой дядя, узнай он, что я молил соперника о прощении? Нет, уж лучше смерть. Буду лелеять надежду, что он промахнется. А если он не промахнется? Что тогда? Я погибну. Я не хочу умирать. Я хочу жить, я хочу служить в армии, стать генералом, я хочу доказать всем, что я достоин своего дяди, достоин отца.
А быть может, — продолжал думать Дмитрий, — я могу выстрелить и ранить его? Не сильно. Я хорошо стреляю. Нет, это слишком опасно — я могу убить Костю. Но если он убьет меня? Ну что ж, пусть убьет, в конце концов, я заслужил это.
Я не буду стрелять в своего друга, пусть он и собирается сразить меня насмерть».
* * *Дмитрий вышел из дому за два часа до рассвета и приказал конюху запрягать дядину карету. Внезапно из дому вышел Аркадий с фонарем в руке.
— Ваше сиятельство, куда же вы? — взволнованно спросил он.
— Не волнуйся, Аркадий, я скоро вернусь, — как мог, весело ответил Дмитрий. — В конце концов, последняя ночь перед армией — нужно и повеселиться.
— Да уж утро почти на дворе, барин, — покачал головой Аркадий.
— Места надо знать, — подмигнул Дмитрий. — Утром вернусь. Дяде не говори.
— Хорошо, барин, — успокоившись, ответил Аркадий и вернулся в дом.
Проводив дядьку взглядом, Дмитрий с тяжелым сердцем сел в карету.
«Ах, доверчивый, добрый Аркадий! Как жаль будет тебя, если я погибну сегодня».
Дмитрий прибыл на место за четверть часа до рассвета. Это было поле в нескольких верстах от Петербурга. Уже все были на месте: Роман, Борис, Николай и Алексей, сын князя Шаховского, лейб-гвардии корнет, пылкий мальчишка, который боготворил Константина. Константин курил и о чем-то усиленно думал. Был здесь еще один человек в темно-сером сюртуке и с саквояжем — это был доктор.
