Эдмон Лепеллетье - Сын Наполеона
Мальчишка показался восставшим и помахал кепкой, затем проскочил вперед, открыл дверь, ведущую к лестнице, и крикнул изо всех сил: «Да здравствует Хартия! Да здравствует свобода!»
Швейцарцы, толпившиеся на первом этаже перед дверью и ожидавшие наступления, пришли в ужас от идущего сверху голоса. Раздались голоса:
— Народ в Лувре! Спасайся кто может!
И, побросав оружие и боеприпасы, бедняги швейцарцы, вконец потерявшие голову (им показалось, что их преследуют призраки всех убитых в этом дворце), ринулись в ужасе через галереи, кулуары, лестницы, огромный двор Лувра и остановились только на площади Карусель.
Их отступление сопровождалось топотом ворвавшихся во дворец. Сигнал мальчишки был понят. Восставшие рванулись вперед и на этот раз на самом деле заняли Лувр. Они взламывали двери, срывали запоры, крича, стреляя из окон и галерей в сторону улицы, давая понять, что Лувр у них в руках. Несколько пуль попало в солдат, охранявших двор Тюильри, что напрочь деморализовало резервные батальоны Мармона. Солдаты метались, не зная, что делать.
— Парижане — хозяева Лувра, лучшей позиции им не найти, — шумели они. — Мы пропали…
В тот же момент, надеясь хоть как-то избежать паники, Мармон отдал приказ к отступлению. Принимались меры по эвакуации Тюильри.
Не успели последние солдаты выйти из ворот в направлении площади Людовика XV и добраться до Елисейских полей, в соответствии с приказом герцога де Рагуза, как на вершине центрального купола в старом дворце Валуа взвилось водруженное тремя смелыми и сообразительными горожанами Жубером, Тома и Гинаром, гордое и прекрасное знамя. Ветер развернул его, и все увидели трехцветное знамя Революции и Наполеона. Правящая монархия Франции низложена.
Во время сражения произошли события, которые изменили его характер. Массы вооружившегося народа, готового пойти в огонь и воду, не имели головы. Им ее дали. События разворачивались благоприятно, огонь на улицах усиливался, огромное число людей, не щадя жизни, чтобы опрокинуть монархию, клялись не складывать оружия, пока не добьются своего. Восставшие представляли реальную силу. И вот тогда-то в Париже снова зашевелились те, кто возбуждал народное движение. Их руководящая роль закончилась, как только они, почувствовав опасность, решили до поры до времени унести подальше ноги.
29 июля состоялось собрание у Лафита. В большой зал на первом этаже особняка пришли пятьдесят человек.
Лафит заявил, что событиями необходимо управлять, чтобы поддерживать дух у населения, и предложил назначить командующего восстановленной национальной гвардией.
Кричали Лафайета, который обратился к собранию:
— Волей моих многочисленных сограждан на меня возложено командование национальной гвардией. В этих обстоятельствах я выступаю не как депутат, а как человек, участвовавший в событиях 1789 года. В поисках выхода мы должны защищаться. Генерал Лафайет остается в семьдесят три года таким же, каким был в тридцать два. Долг велит мне ответить на народное доверие и посвятить себя защите общества.
Бартен де Во воскликнул:
— Если с нами нет достопочтенного мэра Парижа 1789 года, всем известного Байи, поздравим себя с тем, что вернулся его славный командующий национальной гвардией!
Была сформирована комиссия из пяти человек, чтобы наблюдать за защитой и снабжением столицы.
Пока шло совещание, снаружи не утихало волнение. Народ желал знать, согласился ли Лафайет командовать национальной гвардией. Оставалось еще решить вопрос о командовании войсками.
Собрание постановило, что возложит это на генерала Жерара.
Внезапно раздались выстрелы, казалось, что стреляют со двора и около особняка Лафита. Это войска! Мы окружены! Все пропало!
Разом прекратились разговоры, собравшиеся, отталкивая друг друга, кинулись к дверям. Началась паника: «Нас предали! Нас арестуют!»
Как же они были похожи на швейцарцев, охранявших Лувр! Обыватели, возомнившие себя мятежниками, холодели от страха перед расстрелом и лихорадочно соображали, как вывернуться из сложившейся ситуации. В головах многих уже созрел план — клясться, доказывать, что они пришли сюда только для того, чтобы расстроить планы мятежников и вернуть порядок. Это было еще то зрелище! Толстопузые и тыквозадые члены собрания тщетно пытались просочиться в узкие двери шкафов, ползали на четвереньках между креслами, трясясь, как желе на блюдце, — вот-вот явятся жандармы. Те, кто полегче, вскакивали на подоконники и через открытые окна прыгали вниз, на розовые кусты и клумбы гелиотропа.
Четверо или пятеро доблестных защитников народа, по счастью, не слишком толстые, заперлись в уборной и ни за какие коврижки не желали выходить. Они вопили, что их хотят схватить и зарезать.
Лафит оставался в кресле, один, — зал опустел. Когда к нему присоединился секретарь собрания Дени де ла Гард, Лафит пробурчал:
— Для политика, особенно во время революции, важно уметь быстро бегать.
И показал на ногу, после недавнего вывиха ему было больно ходить.
Именно к нему и явилась группа офицеров 5-го и 53-го линейных полков, которые потребовали пропустить их на собрание.
Армия тоже хотела участвовать в Революции и отправила своих делегатов. Офицеры рассказали, что получили приказ рассредоточиться на Ванд омской площади. Их окружила толпа горожан, среди которых находились женщины и дети, они умоляли не стрелять. Сначала солдаты оставались глухи к просьбам, но люди не отступали и просили, просили… Защитники короля оглядывались вокруг и видели тех, кто так напугал Его Величество, — женщин, девушек, детей. Солдаты призадумались: значит, если прозвучит приказ, им ничего не останется, как пробить кровавую брешь в этой толпе, ставшей им уже почти родной?!.
Кроме того, они буквально умирали от голода и усталости, да еще изнуряющая жара… Население подбрасывало им кое-что из провизии и то, чем можно утолить жажду. Постепенно солдаты начали разоружаться, дисциплина падала. Теперь было очень трудно заставить их стрелять в народ.
Узнав, что в особняке Лафита собрались временное правительство и муниципальная комиссия, а генерал Жерар назначен командующим войсками, офицеры, чином ниже полковника, переговорив между собой, решили присоединиться к этому новому правительству и предоставить в их распоряжение свои шпаги. Посланный к барону Жерару младший офицер Ришмон вернулся с известием о согласии.
Войска подтянулись к особняку Лафита. Пока офицеры разыскивали Лафайета, солдаты 5-го линейного полка разрядили во дворе свои ружья, стреляя в воздух, чтобы успокоить толпу и показать мирные намерения.
Эти-то выстрелы и посеяли ужас в рядах собравшихся и вызвали панику.
Понемногу все разъяснилось. Парламентарии вернулись в свои кресла. Толстопузые оставили шкафы, тыквозадые выползли из-за кресел, распахнулась дверь уборной. Лафит, так и не успевший покинуть своего места, спокойно произнес слова, которые вошли в историю:
— Господа, заседание продолжается!
Два полка, «обратившиеся», как говорили тогда, решили исход сражения. Не было больше за что бороться. Оставалось только собрать с кровавых полей красный урожай трех дней революции.
Само собой разумеется, жнецы-голодранцы, с беззаветной храбростью трудившиеся на полях-мостовых, проращивая победу, все те, кто, не жалея жизни, окрасили своей кровью знамя, чтобы оно получилось трехцветным, все они были отстранены от дальнейшего. Они прекрасно провели сев, вырастили урожай в тяжелых условиях, но оказались не нужны, когда настало время делить пирог.
Народ сделал свое дело. Ни единого представителя из народа не вошло в правительство, им созданное. Пирог достался буржуазии, представители которой, важные и напыщенные, подпирающие щеки крахмальными воротничками, с такой изобретательностью прятались в шкафы, уползали под кресла и запирались в уборной.
Буржуазия слопала его целиком, ни с кем не делясь, и не подавилась.
«Шарантонский сумасшедший»
Баррикады, даже во время сражения, то есть когда их поливал шквальный огонь, привлекали всеобщее внимание. Кроме их защитников всегда находились такие, кто пришел без оружия, просто посмотреть, раздумывая, стоит ли присоединяться к ним, или лучше подождать. На углу улицы Мандар в околобаррикадной толпе особенно выделялись двое, брызжущая энергия которых органично сочеталась с техническим талантом.
Как вы уже знаете, баррикада на улице Мандар сооружена под руководством мастера Лартига из булыжников, вывороченных из мостовой и сложенных так, чтобы между ними на трех уровнях были отверстия, на манер бойниц, дававшие возможность тройного залпа.
Огромную яму, откуда были выбраны булыжники, заполнили разбитыми бутылками, железными прутами и другими колющими и режущими предметами, чтобы остановить кавалерию.
