Джек Коуп - Прекрасный дом
Свадьба Коломба и Люси происходила на склоне холма, между Сионской церковью и дорогой. Епископ не разрешил танцевать возле церкви, но внизу у дороги пение незаметно перешло в танцы. Молодые люди, возвращавшиеся с работы, присоединялись к своим соплеменникам и танцевали в рваной рабочей одежде, и звуки мелодии и топот ног не прекращались до поздней ночи.
Церемония окончилась, и Коломб с Люси в темноте спустились в город. Когда их озарил блеск огней большого вокзала, они уже ничем не отличались от других зулусских супружеских пар, уезжавших из города. Он нес на плече жестяную коробку, а у нее на голове был символ домашнего уюта — большая вязанка хвороста, перетянутая так называемым инкомфом; из этого растения делаются веревки, которыми привязывают к хижине соломенную или тростниковую крышу. Внутри каждой охапки лежала винтовка, а четыре толстые охапки были аккуратно связаны в вязанку, закрученную и подрезанную на концах. Они целый час искали билетную кассу, несколько раз пересчитали сдачу и громко восторгались ездой по железной дороге. Оба они, конечно, не впервые пользовались поездом: они уже совсем привыкли к нему, но им казалось, что куда безопаснее прикинуться неопытными простаками. Вязанка была оставлена в багажном вагоне почтового поезда — Коломб сам отнес ее туда по указанию проводника. Они заняли свои места на деревянной скамье открытого вагона третьего класса, заполненного едущими на север людьми, которые надеялись найти работу в страшных ямах золотых рудников Трансвааля. Наступила ночь. Люди, закутавшись в одеяла, лежали на верхних и нижних полках и на полу. Одни храпели, другие сонно разговаривали между собой или смотрели в окно на огни столицы. Здесь были представители пондо, коса и других южных народов; их вагоны пришли раньше и были прицеплены к поезду прямого сообщения. Они освободили место молодой зулусской паре с таким видом, будто оказывали гостеприимство путникам в собственном доме; для Люси у них нашлись учтивые и звучные слова похвалы. Некоторые улыбались — им нравились ее зулусская речь и мягкая манера говорить. Раздался паровозный гудок, и вагоны дернулись. Коломб и Люси прижались друг к другу. Поезд медленно двинулся вперед, в темную, беззвездную ночь, оставляя позади свет и суматоху вокзала. Пять задних вагонов, в которых ехали белые пассажиры, были ярко освещены, но в вагонах третьего класса, мчавшихся в темноту, царил мрак.
Глава VIII
БАЛ У ГУБЕРНАТОРА
В доме губернатора не было комнаты, достаточно большой, чтобы служить залом для бала, и в саду выстроили деревянный павильон, разрисованный внутри, как храм Дианы. В саду были развешаны разноцветные фонарики, а в павильоне военный оркестр играл модный венский вальс. Бал, первый в новом, тысяча девятьсот шестом году, давался в честь офицеров колониальной милиции. Добровольцы походили на райских птиц в своих ослепительно сверкавших мундирах. Молодые фермеры, подтянув животы и выпятив грудь, с бравым видом разгуливали по залу. Черные шнуры на красном фоне, сочетания золотого и синего, серебряного и зеленого, широкие алые лампасы на узких брюках, серебряные шпоры, блестящие лакированные ботинки, золотые эполеты, звезды, ленты, дубовые листья и медали сверкали в мерцающем свете электрических ламп. От фермеров несло то нафталином, то запахами нового платья, то помадой для волос, то потом. Несколько офицеров Британской имперской армии во главе с губернатором бродили среди гостей, не выдавая своего презрения к ним.
У женщин в волосах торчали высокие гребни, а их платья с пышными, до пола юбками и даже шлейфами были низко декольтированы. Они помахивали голубыми программками, прикрепленными к веерам, болтали, смеялись, пили маленькими глотками разнообразные напитки, которые разносили на серебряных подносах черные лакеи губернатора, и ждали, когда молодые офицеры пригласят их на танец. В саду и на лужайках теплый воздух был насыщен запахом гелиотропа и еще каких-то цветов. В павильоне музыканты, наполовину скрытые от публики пальмами в кадках, раздували щеки и потели.
Том танцевал с Линдой де Вет. Глаза его не отрывались от ее лица, и он почти не различал плывущих им навстречу стен павильона, оркестра и туалетов кружащихся пар. Временами Линда, казалось, уносилась в страну грез. Ее волосы, падавшие блестящими светлыми волнами, были заколоты гребнем из слоновой кости, а белое платье с воздушной юбкой, усыпанной голубыми незабудками, так и плыло по воздуху, когда она кружилась. Он следил за выражением ее лица — вот она увидела знакомых, и в глубине ее больших темных глаз вспыхнул огонек. Потом она взглянула на него и улыбнулась. Она вся светилась счастьем и излучала радость, словно горькое одиночество и печаль внезапно покинули ее и никогда не вернутся вновь. Тело ее было мягким и податливым, а руки касались Тома естественными, бессознательно ласковыми движениями. Безмятежная и уверенная, она, казалось, не замечала блестящей позолоты офицерских мундиров. Но она бездумно включилась в эту игру воображения — эфемерную, как деревянные стены павильона, украшенные фальшивыми греческими пилястрами и расписанными под мрамор фризами, в то время как снаружи был все тот же мрак, а сверху смотрели все те же равнодушные звезды, которым все равно — убивают ли друг друга целые народы или какое-то одно сердце ликует от счастья.
Оркестр замолк. Том оглядел море лиц; пожилые женщины внезапно показались ему усталыми — краска на их щеках была слишком яркой, а губы посинели. Молодые люди раскраснелись от жары и напряжения, и фермеров можно было отличить по белой, оставшейся от шляпы полоске на лбу. Генерал имперской армии разглядывал толпу в монокль.
— На кого ты так смотришь? — шепнула Линда.
— На генерала Стефенсона. Клянусь богом, он и за людей нас не считает.
— Том, пожалуйста, не горячась!
— Я и не собираюсь. Я так счастлив и так люблю тебя.
Он повел ее по покрытой ковром аллее через сад в одну из гостиных с витыми, резного дерева колоннами, ярко раскрашенным лепным потолком и сверкающими люстрами. Желтый свет падал на алые с золотом мундиры, на украшенные драгоценными камнями булавки и гребни в волосах женщин, на лысые головы и раскрасневшиеся лица чиновников, членов законодательного собрания и местных магнатов. Губернатор, бывший офицер инженерно-сапёрных войск, стоял у стены, рассказывая что-то низким, ленивым голосом. Это был дородный мужчина с лицом, испещренным красными жилками, тяжелой челюстью и с пышными седыми усами, закрученными вверх, как рога буйвола. Когда говорили его чиновники, он слушал, не глядя на них, а затем, изливая поток банальностей, заставлял их умолкнуть.
— До процветания рукой подать, но все-таки еще нужно протянуть эту самую руку, — услышал Том его слова.
— У нас, возможно, будут и щекотливые моменты, — сказал достопочтенный мистер Уинтер, министр внутренних дел. Остролицый, с хитрыми глазами и маленькой бородкой, он напоминал лису.
— Слава дьяволу, я не боюсь щекотки. А вы? — фыркнул губернатор и жестом подозвал лакея с напитками.
Линда быстро стала центром внимания смеющихся молодых офицеров. Тому она казалась прекрасной белой птицей, окруженной темными и яркими пятнами театрально-декоративных джунглей, — она держалась чуть поодаль, как будто для того, чтобы ее легче было разглядывать со всех сторон. Адъютант из свиты губернатора пересек комнату и поклонился Линде. Он попросил ее подойти к губернатору, и она внезапно смутилась.
— Не покидай меня, Том, — шепнула она.
Губернатор принял ее с лестным вниманием и, понизив свой рокочущий бас, спросил Тома:
— Что поделывает ваш отец?
— Благодарю вас, ваше превосходительство, он принимает горячее участие во всех делах, — ответил Том, я его собственный голос показался ему фальшивым.
— Мисс де Вет, позвольте мне сказать вам без лести, — хриплым голосом обратился губернатор к Линде, — что вы тут всех покорили. Нет, в самом деле, вы царица бала, дорогая, и мы очень счастливы, что вы здесь, очень счастливы.
— Вы очень добры, — сказала она с изумлением.
— Вы явились сюда, чтобы покорить нас, и победа ваша — счастливое предзнаменование. В такие времена, как нынче, мисс де Вет, — славная у вас фамилия, — мы ценим дружбу, которая способна похоронить прошлое и с надеждой смотреть в будущее. — Он поднял бокал. — Позвольте мне предложить тост за царицу бала, за нашего дружественного противника и завоевателя, мисс де Вет.
Все выпили, сэр Генри посмотрел на нее своими покрасневшими глазками, улыбаясь поверх бокала, и его длинные седые брови метнулись вверх, как крылья, готовые к полету. Линда вспыхнула и не нашлась, что ответить. Губернатор поставил бокал и пригласил ее на очередной танец.
Том чувствовал себя зрителем, наблюдающим успех Линды со стороны. Возле него остановился полковник Эльтон, командир милиционной кавалерии. Тому Эльтон никогда не нравился, их беседы всегда ограничивались двумя-тремя фразами, но сейчас он был зажат в углу между креслом и окном-фонарем и не мог оттуда выбраться. У Эльтона были маленькие голубые глазки, жестокие и неумолимые. Он был опасным противником, и его боялись все подчиненные. Щеки у него были бледные, жесткие и неподвижные, как бока замороженного окорока, а губы его, когда он говорил, почти не двигались.
