Джек Коуп - Прекрасный дом
— Танте, в ваших словах очень много правды, но как объяснить это Линде?
— Это ты сам должен решить, Том.
— Я верю в нее, я верю, что у нее есть воля и страстное стремление преодолеть все на своем пути.
— Дай-то бог, чтобы ты был прав, Том, но ей нужно помочь. А теперь иди, присмотри за ней.
В большой столовой был накрыт легкий ужин, и гости толпой хлынули туда. Вдоль стены выстроились черные лакеи; они поочередно подходили к буфету, где бармен, одетый в короткий красный пиджак, быстро разливал по бокалам шампанское. Линда тоже оказалась в этой медленно движущейся толпе в обществе Клайва Эльтона и Атера Хемпа. В дальнем конце комнаты она наконец увидела Тома. Как долго он не подходил к ней!
Весь вечер, как только удалялся Том, около нее немедленно оказывался Атер. Линда познакомилась с ним несколько недель назад в Ренсбергс Дрифте, куда она приехала в старой коляске вместе с оомом Стоффелем, — тот явился к судье. Атер пытался объясниться ей в любви там же, на месте, опершись локтями на поручни коляски и улыбаясь ей, в то время как солнце било ему прямо в глаза. Он был так уродлив, что она лишь расхохоталась, когда он заявил, что влюбился в нее с первого взгляда. Он тоже рассмеялся, а затем спросил как бы в шутку, не разрешит ли она ему навестить ее и поухаживать за ней. Линда только собиралась обидеться, как в дверях конторы появился дядя, и разговор сразу прекратился. В следующий раз она увидела его, когда вернулась в город. Она ехала через Александровский парк с тетушкой Анной Бошофф. Атер в своем синем капитанском мундире подскакал к их коляске, чтобы поздороваться, а затем присоединился к ним, когда они пили чай в павильоне. Он успел узнать о ее привязанности к Тому и назвал его «славным малым». И тут же, не спуская своих маленьких, колючих глаз с тетушки Анны, Атер посетовал на то, что Том филантроп, хотя, вероятно, он выглядел бы очаровательно среди зулусов в рясе проповедника. Тетушка Анна приняла его слова холодно. Он проводил их до коляски и, подсаживая Линду, шепнул ей: «Я всегда буду вас любить». В мундире он выглядел совсем по-другому, а в седле казался даже ловким и стройным. На балу он при каждом удобном случае говорил комплименты по ее адресу, а его приятель, капитан Клайв Эльтон, передавал их ей. Линду это приятно волновало, и она ничего не рассказала Тому. Внимание и восхищение окружали ее со всех сторон, и все это было похоже на сон, в котором улыбающееся лицо Атера как-то расплывалось и становилось мягче. Губернатор тоже говорил ей ласковые слова и даже назвал ее «остроумной маленькой женщиной», потому что она смеялась его шуткам.
Линда протянула Тому руку, когда ему наконец удалось пробраться сквозь толпу. Капитан Хемп демонстративно удалился, и она сейчас же сказала:
— А где Атер?
Том, очевидно, почувствовал какие-то новые нотки в ее голосе, краска постепенно залила его лицо, а вены на висках вздулись.
— А, вот и лейтенант Эрскин. — Клайв Эльтон шутливо подтолкнул его вперед. — Пожалуйста, развесели нас. Линда так удручена, что мы не в состоянии вынести этого.
Линда, улыбаясь, взглянула на Клайза. «Никому не удастся вывести меня из себя», — казалось, говорила она и взяла Тома под руку. Они вышли в освещенный фонариками сад, где Линда, вертя в пальцах бокал с шампанским, уселась в плетеное кресло, а Том стал рядом.
— Не знаю, за кого они меня принимают, — сказала она спокойно, но неожиданно горько. — Как будто я не вижу, что написано на их лицах и как они гордятся своими наградами за битвы при Коленсо, Ледисмите, Мафекинге. Почему они не надевают орденов за остров Святой Елены и Вентвортский концентрационный лагерь? Том, мне стыдно. Мне было так весело, я была так счастлива, я закрыла глаза на все это, но забыть я не могу. Просто не могу.
— Такая уж это страна, Линда. Ты не должна забывать. Сделанного не воротишь, и в конце концов для победителей все оборачивается в десять раз хуже, чем для побежденных.
— Ты не веришь в борьбу?
— Я не верю в то, за что борется сильнейшая сторона.
Она отпила из бокала.
— Знаешь, губернатор очень мил. Он просил меня называть его оомом Генри. Как тебе это нравится? Он произносит «Ум-Генри», как будто это имя кафра.
— Ум-Таки — Человек, Застигнутый Врасплох. Так, наверно, его и прозвали зулусы.
— Хорошо, что здесь нет оома Стоффеля. Если бы он сейчас увидел меня, у него был бы разрыв сердца.
— Шестнадцать быков не смогли бы затащить его сюда. Он, должно быть, в Мисгансте с Оумой.
— Поставь на стол, Том, — попросила она, передавая ему бокал. — Я чувствую себя виноватой перед ним. Хотя мне все равно придется все рассказать Оуме.
Она встала, и они медленно пошли по лужайке. В темноте она повернулась к нему, и во взгляде ее ясных глаз было что-то необычное, вызывающее.
— Если ты такой, Том, то почему же ты надел мундир, почему стал офицером?
— Ты хочешь сказать: если я отнюдь не жажду начать драку?
— Нет, Том, я имею в виду твои мысли, как у миссионера.
Он помолчал минуту, задетый ее сравнением.
— Видишь ли, — начал он, словно она и не произносила этого слова, — у меня есть взвод легкой кавалерии. Это все ребята из Конистона. Они верят мне, и я знаю, что они все скромные, хорошие парни и пойдут за мной в огонь и воду. Если бы не я был их командиром, то, возможно, ими стал бы командовать какой-нибудь негодяй, вроде… Ладно, это не имеет значения. Одним словом, какой-нибудь мерзавец.
— Твой Конистонский взвод — настоящая маленькая армия. Странный ты, Том. Извини меня за то, что я сравнила тебя с миссионером. Ты хорошо стреляешь?
— Средне, — ответил он.
— Но ведь ты получил серебряную медаль за стрельбу.
— Это не такая уж большая заслуга. В конце каждой недели нас всех непременно заставляют тренироваться на стрельбищах. В Натале нет ни одного человека, который не сумел бы попасть в один из трех стогов сена на расстоянии в пятьдесят ярдов.
— Это хорошо, — мрачно заметила она. — Но говорят, что капитан Хемп — искусный стрелок.
— Верно. Он просто сверхъестественно меткий стрелок.
— Почему ты так говоришь?
— Потому что это так и есть. Он не способен промахнуться. Он может в шутку срезать из винтовки поля со шляпы. Он никогда не выстрелит в птицу просто, а непременно собьет ее с каким-нибудь фокусом. Я видел однажды, как он на пари, скача галопом по неровной дороге, всадил шесть пуль из револьвера в четыре лежавшие на земле дыни. Вот что можно услышать о нем, и все это чистая правда.
— Тебе это, кажется, не нравится.
— Я не люблю ничего сверхъестественного.
— Ты просто не хочешь признать, что в таком таланте есть нечто прекрасное.
Он почувствовал, что снова краснеет, дышать стало труднее, и он даже еле слышно засопел носом.
— Ты боишься признать это, — повторила она.
— В нем есть что-то нездоровое. Он просто с ума сходит по пушкам и стрельбе. Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом.
Она рассмеялась ему в лицо.
— Ты забываешь, Линда, что этот талант, которым ты восхищаешься, уже нашел себе применение. Им пользовались в Коленсо, Ледисмите и Иоганнесбурге.
— Как низко с твоей стороны говорить так! Ты бросаешь мне в лицо эти слова нарочно, чтобы обидеть меня и заставить страдать.
— Линда, как ты могла даже подумать об этом?
Он схватил ее руку, но она вырвала ее.
— Ты делаешь мне больно. Ты гордишься тем, что не участвовал в войне, и я должна, по-видимому, преклоняться перед тобой. Но что, если я не стану преклоняться? Возможно, было бы лучше, если бы ты дрался — хотя бы и на стороне англичан, даже против нас. Неужели ты думаешь, что мы намерены простить тех буров, которые бежали или отсиживались дома, как шакалы в своих норах?
— Так, — сказал он, — значит, я шакал.
— О боже мой!
Она разразилась слезами. Гости, расположившиеся на лужайках, услышав ее подавленные рыдания, уставились было на нее, но затем вежливо отошли подальше. В дальнем конце сада, в деревянном павильоне для танцев, оркестр заиграл веселую польку. Гости поспешили туда, и Том с Линдой остались одни.
— Уйди, Том. Пожалуйста, уходи. Я не знаю, что говорю. Я ненавижу себя, и ты никогда не простишь мне этих слов.
— Я пошлю к тебе тетушку Анну, Линда.
— Как хочешь.
Он оглянулся на грациозную белую фигурку на фоне темной листвы кустов. Фонарики тихонько покачивались на весу, и легкий ветерок играл листьями. Том пошел к дому.
Линда бегом пересекла лужайку и прошла в гардеробную. Через минуту ее окликнул стоявший у окна капитан Клайв Эльтон.
— А, вот вы где, Линда. Вы обещали этот танец мне. Я думал, вы уже забыли.
Обмахиваясь веером, она с быстрой, нервной улыбкой взяла его под руку. Эльтон танцевал четко, но как-то натянуто, и это отпугивало ее. Да и танец был незнакомый: она плохо знала фигуры и часто ошибалась. Эльтон побагровел. Оба они чувствовали себя неловко, и люди невольно обращали на них внимание.
