Джек Коуп - Прекрасный дом
— Зачем нам это нужно?
— Раз об этом пишут в книгах, им этого от нас не скрыть. Они не могут это спрятать. Мы возьмем их знания и станем такими же сильными, как они.
— А, ты пьян, зулус!
— Да, я пьян. В этих домах есть винтовки, а в форте и на плацу пушки. Для чего они нужны нам?
Глаза бака сверкнули, и он тихо свистнул сквозь зубы.
— Ты слишком многого хочешь, зулус, так ты скоро захочешь и белых женщин.
На это ответить было нечего; ведь это было все равно что сказать: «Ты хочешь достать луну с неба». Человеку не нужна луна, хотя она постоянно висит у него над головой, иногда невидимая и холодная среди далеких звезд, а иногда такая большая и близкая среди ветвей деревьев в летний вечер. Человек живет своей собственной жизнью, греется у своего очага и никогда не говорит обо всем, что приходит ему в голову, точно так же, как белая женщина может спать со своим слугой, но никому не говорить об этом.
Позднее, в темные часы ночи, он часто разговаривал со слугами из этих домов. У каждой белой семьи были слуги: повара, садовники, конюхи. Иногда среди них попадались индийцы, но больше всего было мужчин-зулусов. Мужчины, в прошлом воины, которые легко могли свернуть шею волу, теперь разжигали в кухне огонь для белых женщин, прислуживали им за столом, выносили за ними помои и ночные горшки. Они вставали до зари, и Коломб иногда встречал их и мог перекинуться с ними несколькими словами. Они угощали его куском холодного пирога или ломтем хлеба с мясом, и он жевал все это по дороге. Он умел читать записки, оставляемые в кувшинах хозяевами домов, а неграмотные разносчики молока работали только по памяти, и любая перемена всегда сбивала их с толку.
Владелец молочной, выдавая ему его первое жалованье, с минуту смотрел на него, подняв одну бровь, как бы желая сказать: «Не знаю, что думать о тебе, парень, но смотри не попади в беду».
— Ты мне подходишь, — рявкнул он и начал бранить и поучать следующего разносчика, урезая за что-то его жалованье.
Коломб отправился в город, где за полкроны купил красивую книгу в черном переплете с золотым крестом на обложке. Это было Евангелие, переведенное на зулусский язык епископом Коленсо. Он попросил продавца отправить книгу мисс Брокенша для Розы Сарона.
Изучив каждое дерево и каждый камень на своем пути, Коломб приступил к переговорам с прислугой в домах. Сначала ему лишь изредка удавалось раздобыть отдельный патрон или ржавый карабин времен прошлых войн, незаметно вынесенный из чулана. Следовало соблюдать осторожность — никто не должен был заметить пропажу оружия. Ружье поновее запихивали в угол и заваливали зонтиками и тростями, затем в одну прекрасную ночь оно исчезало. Коломб увозил со двора свою тележку с молоком, а снизу, под кузовом, двумя рядами проволоки была привязана винтовка. Он прятал ее среди досок, принадлежавших какому-то старику строителю, на пустыре возле реки, и потом забирал ее оттуда в свободную от работы ночь. Он носил комбинезон разносчика молока; на спине синими буквами было написано название молочной. Иногда его останавливал полицейский патруль, и полицейские бесплатно отпивали несколько глотков молока. Это казалось ему забавным. Они утверждали, что пробуют молоко, желая убедиться, не разбавлено ли оно водой, а владелец молочной возмещал нанесенный ему убыток тем, что на следующий вечер добавлял в молоко вдвое больше воды.
Приближалась середина лета. Предстояло собрать подушный налог за год, и дата сбора уже дважды откладывалась. Власти некоторых районов стали просить о пополнении местных отрядов конной полиции, но министерство не могло распылять свою ударную силу. Газеты публиковали слухи о пропаже нескольких тысяч ружей с ферм и из городских домов, поэтому в течение нескольких дней Коломб ничего не мог собрать. Ни одного патрона. Отряд конной полиции расположился в здании женской школы вблизи рыночной площади, и на улицах появлялись то полицейские патрули, то отряды кавалеристов. Затем Коломб обнаружил, что некоторые слуги из числа тех, что помогали ему добывать оружие в домах их хозяев, сбежали. Это был крайне необдуманный поступок. Он ведь советовал им прикидываться дурачками и все отрицать, если их спросят. Но два-три человека убежали, и белые метались, как ошпаренные кошки. Разносчики молока продолжали свою работу, по-прежнему плелись за своими уродливыми, горбатыми телегами баки, все так же появлялись на рассвете уличные подметалы и мусорщики, а за ними разносчики газет, нагруженные пахнущими типографской краской газетами. Белые доверяли слугам, но на незнакомых зулусов смотрели с подозрением. В памяти вновь возникала война с зулусами, страшная резня тех времен, и белыми невольно овладевали смутный страх, сознание своей малочисленности по сравнению с черной массой, боязнь, что их всех могут убить в одну ночь. И люди рассуждали так: «Что бы ни случилось, на старика Сикспенса, Джима или Чарли можно положиться. Он был предан нашей семье пятнадцать лет. Нельзя доверять только испорченным кафрам, всяким там выскочкам из миссий». У Таун-хилла производились дорожные работы, и люди слышали взрывы. Они говорили: «Динамит — это дорожные работы. Похоже на пушки». Они смотрели друг на друга отсутствующим взглядом, и смутная тревога не проходила.
В удушливо-жаркую ночь после грозы Коломб развозил молоко по Уэст-стрит, в противоположных концах которой находились форт и городская тюрьма. У одного старомодного дома, сложенного из сланцевых блоков, он остановился и вкатил свою тележку во двор. Слуга проживавшей здесь семьи буров ночевал в сарае во дворе. Он спал, когда Коломб тихонько стукнул в дверь. Изнутри донесся испуганный шепот.
— Молоко, — сказал Коломб.
Дверь отворилась, и вышел закутанный в одеяло человек. Из-за вершин западных гор донесся раскат грома, и слуга посмотрел на небо широко раскрытыми, испуганными глазами.
— Опять дождь, — заметил он.
— Что ты достал?
Слуга вздрогнул. Внезапно над городом разнесся звон колоколов, потом он утих, и зазвонил один колокол; звуки были более низкие и сильные, чем обычный сигнал гасить огни.
— Чего ты ждешь? — спросил Коломб. — Не обращай внимания на этот звон.
Слуга пошарил среди мешков, на которых он спал, и вытащил ружье.
— Что это? — спросил Коломб. — Дробовик? Аи, ты мог бы достать кое-что получше, брат. У бура есть винтовки, охотничьи ружья. Какой толк от этого дробовика?
— Они следят за мной, они следят за каждым моим шагом, как змея, что притаилась на дереве.
Он вдруг умолк, так и не закрыв рта, и оба они услышали, как поднялась паника, быстро распространившаяся по сонному городу. Кричали люди — белые люди, и хлопали двери. Колокол перестал звонить, но шум все нарастал: бешено лаяли собаки, слышались голоса и какие-то другие звуки. Белые были в панике, и Коломб почувствовал, что по коже у него побежали мурашки.
— Ложись и спи, брат, — прошептал он.
Дверь сарая закрылась. Из окна над кухней выглянуло дуло ружья.
— Кто там? Что вы тут делаете? — прогремел голос.
— Молоко, инкоси, это разносчик принес молоко из молочной.
Коломб сдвинул все бидоны и, держа дробовик за спиной, ждал, когда человек выстрелит. Он почувствовал, как все тело его покрылось испариной.
— Стой на месте, — сказал человек и отошел от окна.
Коломб сломал дробовик и сунул ствол и приклад в один из молочных бидонов. С заднего крыльца спустились двое мужчин с ружьями. Один из них, тучный, седовласый человек, был в халате и ночных туфлях. Второй успел натянуть на себя какую-то одежду и сапоги, как старый служака. Коломб узнал в нем Черного Стоффеля де Вета. Молодая белая девушка, которой Коломб никогда прежде не видал, появилась в дверях, держа в руке керосиновую лампу.
— Застрелите его, застрелите! Что делает здесь эта черная тварь? — закричала она задыхающимся голосом. — Они пришли, чтобы зарезать нас прямо в постелях.
— Откуда мне знать, что ты разносчик молока, а не убийца? — спросил тучный мужчина.
— Инкоси, вот моя тележка и бидоны. Я налил молока в твой кувшин.
— Зачем ты прошел в глубь двора?
— Инкоси, я прошел, чтобы спросить твоего слугу, не нужно ли вам еще молока. Он мне сказал, что у тебя гости.
— Застрели его, он лжет, — прошипела девушка.
— Успокойся, дитя. Оставь лампу и иди в дом!
— Оом, ты отпустишь эту черную тварь…
— Ты сама не знаешь, что говоришь, Линда. Мы не убийцы. Кто бы он ни был, так нельзя поступать. Ты же видишь, это бедный запуганный разносчик молока.
— Я не запуганный, инкоси Стоффель.
Бур уставился на него.
— Значит, это ты! Я знаю этого кафра — его скот пасется на моем пастбище. Один из этих образованных молодых людей. Вези свое молоко дальше. Твое счастье, что я тебя знаю.
