Альфред Нойман - Дьявол
Сен-Поль взглянул на него с удивлением; потом, сделав решительное движение рукой, он сообщил о положении вещей в Льеже. Фон Вильдт стоит со своими людьми наготове в Арденнах и ждет только его, коннетабля, приказа. В ту минуту, как он войдет в епископство, льежцы, находившиеся с ними в тесной связи, восстанут, арестуют епископа, герцогского наместника и некоторых нелюбимых прелатов и чиновников; потом, изгнав бургундский гарнизон, они вместе с ландскнехтами продвинутся к брабантской границе.
— Как по-вашему, господин граф, сколько дней пройдет с момента вашего приказа до того, как события отзовутся в Перонне? — спросил Оливер.
— Приблизительно шесть дней.
— В таком случае вы должны отдать свой приказ прежде, чем король вступит в Перонну.
— Несомненно, — отвечал Сен-Поль с некоторым колебанием и взглянул на кардинала. Тот успокоил его улыбкой.
— Камерарий решительно во все посвящен, Сен-Поль, и в связи с той важной задачей, которая возложена на него, имеет право задавать вопросы.
— Я полагаю, вы можете отдать приказ при выезде короля из Компьена. Вы должны учитывать еще и то, что в последнюю минуту он может прикомандировать вас к своей свите.
— Я надеюсь, что этого не будет, — возразил коннетабль, — это было бы вредно для нашего дела, требующего широкого наблюдения за событиями и ваших надежных сообщений; к тому же мое присутствие в настоящее время едва ли особенно понравилось бы герцогу. Я могу осложнить положение, ибо Бургундец вычеркнул меня из числа своих друзей с тех пор, как я служу Валуа. Ввиду этого я предпочитаю оставаться вдали.
— Я посмотрю, что можно будет сделать, — пробормотал Оливер. — Ведь в случае чего можно будет произвести и искусственное эхо, если эхо естественное заставит себя ждать.
Коннетабль внимательно взглянул на него.
— В самом деле, — сказал он, — вы производите на меня впечатление опытного игрока. Вы мне простите мои первые сомнения?
— Конечно, ваше сиятельство, — ответил Оливер с неопределенным смехом, — преждевременные сомнения лучше запоздалых.
Его мозг вновь заработал. Уже во время разговора не без внутреннего содрогания открыл он в себе, под поверхностью своих личных интересов, непоколебимое желание противодействовать. Теперь же, когда он увидел незамаскированную механику заговора Балю, он понял, несмотря на говорившие в нем чувства оскорбленного, мстящего человека, что не имеет права за свою личную обиду воздавать карой, связанной с политическими последствиями. Он вынудил себя к компромиссу, чтобы не сознаться себе, что он околдован Людовиком, что он им порабощен и почти поглощен водоворотом его демонической силы. «Мне необходимо, — размышлял Неккер, — защитить жизнь короля ослаблением льежского взрыва; лишь бы добыть для Людовика неопровержимое доказательство своей непричастности. И больше ничего, больше решительно ничего; потом события могут идти своим чередом!»
В сопровождении Барта Неккер отправился в город и отыскал в условленной гостинице брата Фрадэна, который, согласно данной ему инструкции, незаметно следовал за посольством. Он поручил ему тотчас же отправиться в Льеж, разыскать там Питера Хейриблока, герцогского сборщика податей, и передать ему следующее; его старинный гентский кум, которому он многим обязан, сообщает ему из достоверных источников, что через несколько дней льежцы арестуют епископа, наместника и высших чиновников, а среди них и его, Питера; он не должен пытаться скрывать кого бы то ни было от грозящей опасности, потому что мятежники все равно никого не выпустят из города. Сам он должен довериться монаху, агенту Бургундии, который выведет его невредимым из опасной зоны.
В благодарность за это он, Питер, должен уверить бургундское правительство, что за этим мятежом стоит не французский король, а немецкая банда, что и подтвердят события. Если же он будет говорить иное, то с ним расправится тот Дьявол, которого он знает.
— Потом ты доставишь Хейриблока в Перонну, — закончил Оливер; — но не поведешь его к Кревкеру, пока я не дам тебе знать; ты должен также позаботиться о том, чтобы он не встретил меня, а также не узнал о моем здешнем положении и деятельности.
— Но если я не найду этого человека или же по какой-либо причине не смогу на него повлиять, тогда что? — спросил монах.
— Тогда ты один вернешься в Перонну.
Покинув город, делегация поднялась вдоль по течению реки Соммы и достигла бургундских форпостов. В Перонне она была принята с формальной учтивостью; кардинал во время торжественной аудиенции сообщил герцогу о посещении короля, который, как друг и кузен бургундского герцога, желает обсудить с ним все спорные вопросы для установления прочного мира. Красивое лицо герцога осталось неподвижным и непроницаемым, как маска. Старый канцлер Кревкер ответил за него холодной церемонной благодарностью, уверениями в почетном приеме и подобающем гостеприимстве. Герцог встал; он был в камзоле из черного бархата, украшенном лишь тяжеловесной золотой цепью. Его ноздри немного дрожали, когда он спросил некрасивым резким голосом:
— Требует ли от нас христианнейший король охранной грамоты в связи со своим приездом?
Кардинал возразил с достоинством:
— Мой высокий повелитель, отдаваясь охране и гостеприимству вашей светлости без всяких гарантий, появится сюда без телохранителей.
«Этот священнослужитель — гениальный подлец, а эти люди — поразительные лицемеры», — подумал Оливер, всматриваясь в торжественную серьезность лиц.
Герцог поднял руку в знак того, что аудиенция кончена.
Ночью на квартиру делегации явился граф де Кревкер в сопровождении одного лишь своего адъютанта, Мельхиора Буслейдена. Кардинал, ожидавший бургундского канцлера после случая с Сен-Полем, счел неудобным представить ему Оливера в качестве посвященного:
— Во избежание ненужных сомнений, — сказал он, — лучше сохранить официальность поведения хотя бы одного из депутатов; поэтому я поговорю с канцлером наедине, притом в кратких словах о программе короля и о способе противостоять его опасной диалектике.
Оливеру это было на руку; он знал, что обстоятельства уже несколько переступали границы расчетов Балю и что кардинал во время тайного разговора с Кревкером не сможет прийти к неожиданным решениям. — «Я доставлю ему возможность упиться радостью по поводу уплаты его гонорара, — подумал он; — сам же я, быть может, тоже с пользой проведу свое время».
Итак, сидя в соседней комнате со спутником Кревкера, судя по выговору, северным брабантцем, он вскоре заметил, что тот старается многое у него выпытать. Тогда Оливер придал своим ответам характер прямодушно-честной болтливости; он говорил о доверии, которым пользуется кардинал у государя, и о бескорыстном намерении Людовика рассеять атмосферу враждебной недоверчивости между обоими государствами и добиться прочного мира.
— А что, французское войско все еще в Бретани? — спросил брабантец между прочим.
— Конечно, — поспешил ответить Оливер, — и мой державный повелитель сможет доказать вам всю неблагонадежность этого союзника.
— Осмелюсь спросить чем?
— Сепаратным миром с Бретанью, — ответил Оливер с глупой улыбкой, — который, вероятно, уже лежит у него в кармане.
— Так, так, — заметил Буслейден. — А граф Даммартэн будет сопровождать короля?
— Гроссмейстер командует войсками и не сможет отлучиться.
— Конечно, конечно, это вполне понятно. А коннетабль тоже не сможет, по всей вероятности, быть в свите короля?
— Граф Сен-Поль прибудет, — уверенно выпалил Оливер, — хотя бы для того, чтобы иметь возможность в качестве бывшего фельдмаршала Бургундии и нынешнего коннетабля короля засвидетельствовать свою искренность по отношению к обеим сторонам; он должен символизировать собою связь между обоими государствами.
Брабантец внимательно смотрел на мейстера, с тонкой насмешливостью подняв брови.
— Вы превосходно осведомлены, господин камерарий, — сказал он. — Однако почему же коннетабль, находящийся совсем близко, не прибыл вместе с кардиналом и вами?
Неккер задумчиво покачал головой.
— Видите ли, шевалье, — сказал он с значительным видом. — Я мог бы в ответ на этот вопрос что-нибудь выдумать: что он не получал приказа или не располагает временем, или, наконец, что у него нет охоты. Но я скажу вам правду, — единственно лишь по той причине, что этой правдой служу и хочу служить моему царственному повелителю: «Met raedt en daet, met doodt en bloodt».[44]
— Вы фламандец! — воскликнул пораженный шевалье. Оливер усмехнулся.
— Точнее сказать: я говорю по-фламандски и знаю Фландрию. Но позвольте мне продолжать: коннетабль наблюдает по приказу короля за развитием событий в Льеже…
