Михаил Петров - Румянцев-Задунайский
Король вышел из палатки, чтобы увидеть все это своими глазами. Ведель подал ему подзорную трубу. Он направил ее на высоту, которую только что атаковала пехота. Она почти вся была занята прусскими войсками. Лощина, откуда начиналось наступление, снова заполнилась народом. Но то были уже не славные прусские полки, то были толпы пленных…
— Победа! Полная победа! — возрадовался король.
Он подозвал дежурного генерала и приказал срочно отправить известие о сокрушительном разгроме русских в Берлин и Силезию.
— Но, ваше величество, — попытался было возражать генерал, — сражение еще не окончено. К тому же положение осложняется.
— Чепуха! — прервал его король. — Никаких осложнений я не вижу. Исполняйте приказание.
— Слушаюсь, ваше величество, — ответил генерал.
5Фридрих напрасно не послушался своего генерала. Сражение находилось еще в разгаре, и трудно было предугадать, чем оно кончится. О том, что левый фланг разгромлен, знал не только прусский король, это видел и генерал Салтыков, находившийся со своей ставкой в дивизии Румянцева. Главнокомандующий держался спокойно, уверенно, как будто заранее знал исход битвы.
— Что князь? — спросил он курьера, примчавшегося с донесением о яростном штурме неприятелем левого фланга.
— Князь ранен, но не оставляет поле боя.
Салтыков чуточку помолчал, раздумывая.
— Что ж, — сказал он, — князь сделал все, что мог. Передайте ему мою благодарность и приказ немедленно отправляться в тыл.
В это время над головой со свистом пролетел неприятельский снаряд. Салтыков как бы в недоумении посмотрел ему вслед и, махнув хлыстиком, с которым никогда не расставался, шутливо промолвил:
— Бог с тобой, улетай, коли не попал.
Шутка главнокомандующего, видимо, показалась курьеру неуместной.
— Ваше сиятельство, князь Голицын вынужден оставить все батареи, — вскричал он.
Главнокомандующий осуждающе посмотрел на него и спокойно ответил:
— Беда не велика. В сражении пушки цари на первых порах, а когда дело доходит до рукопашной, они ни к чему. Петр Иванович, голубчик, — обратился он к графу Панину, теперь уже генерал-лейтенанту, командовавшему у Румянцева бригадой, — замените князя. Петр Александрович, дайте графу все лучшее, что у вас есть. Надо остановить неприятеля, чего бы это ни стоило.
— В вашей бригаде, граф, самые отборные полки, — сказал Румянцев Панину. — Можете взять всю бригаду.
— Ваше сиятельство. — обратился к главнокомандующему бригадир Брюс, — разрешите и мне перейти на левый фланг. Мне кажется, я смогу графу чем-то помочь.
— Разрешаю, голубчик, разрешаю.
Когда Панин и Брюс с четырьмя полками, снятыми с центральной позиции, ушли на подкрепление левого фланга, Салтыков, устремив подзорную трубу в неприятельскую сторону, спросил Румянцева: не думает ли он, что противник ввел в бой всю свою пехоту?
— Мне кажется, король только этим смог создать перевес сил, — высказал свое мнение Румянцев.
— Королю удалось навязать нам свои условия. Прусская тактика…
— Эту тактику можно использовать против них самих.
Салтыков опустил трубу и повернулся к Румянцеву:
— Что хотите этим сказать?
— Пруссаки атакуют левый фланг в надежде на то, что наш правый будет бездействовать в ожидании своей очереди. Между тем, если привести в действие правый фланг, можно создать реальную угрозу прорыва дивизии господина Фермора в неприятельский тыл.
— Между нашим правым флангом и противником лежит болото, — заметил Салтыков.
— Там есть мост.
— Моста больше нет, его еще утром сжег Тотлебен, боясь атаки противника. С моего согласия, разумеется, — добавил Салтыков, желая оправдать генерал-майора.
Румянцев промолчал. Он понимал, что уничтожение моста было большой ошибкой, но не стал говорить об этом главнокомандующему. Какой толк! Надо было искать другие пути для изменения хода сражения.
— Ваше сиятельство, дозвольте пустить в дело кавалерию. Я постараюсь найти брешь и врезаться в тыл неприятелю.
— Горячиться не надо, подождем, — спокойно сказал Салтыков. — Война горячих голов не любит, горячие головы хороши до первой пули. — Помолчав немного, он продолжал: — В действиях своих мы должны сейчас исходить из того, что имеем. Сейчас у нас нет левого фланга в нашем прежнем представлении. Левый фланг стал фронтом, правый же фланг мы теперь должны рассматривать как резерв. А резервы нам еще понадобятся. До вечера долго, есть время сражаться.
Прошло более двух часов, как Панин со свежими полками ушел на левый фланг, а донесений от него не поступало. Не постигла ли его та же участь, что и князя Голицына?
Наконец появился долгожданный курьер. По его бравому виду нетрудно было догадаться, что все в порядке. Курьер доложил, что противник остановлен.
Салтыков с просиявшим лицом обратился к Румянцеву:
— Что ж, голубчик Петр Александрович, фортуна вроде в нашу сторону поворачивается. Выдохлись пруссаки. Пришел наш черед наступать.
6Донесение о том, что русские остановили продвижение прусских полков, вызвало у Фридриха растерянность.
— Не может быть! — вскричал он, побледнев. — Коня! — и тотчас помчался через лощину к войскам.
Генерал Ведель последовал вместе с королевской свитой, но уже не подъезжал близко к королю: боялся его гнева, чувствуя во всем случившемся и свою немалую вину.
— Полки наступали своеобразной сплошной колонной по всему узкому фронту, образовавшемуся между высотами. Наступали до последнего часа. Сейчас солдаты лежали на земле и палили из ружей. Впрочем, палили только передние ряды, те, кто находился позади, не видели противника и потому не могли стрелять без риска поразить своих.
— Почему не атакуете? Атаковать! — закричал король, подъезжая к краю колонны.
Навстречу ему выскочил генерал с перевязанной рукой и доложил, что атаки не приносят успеха, поскольку русские подкрепили свои позиции свежими полками, которые дерутся с невиданным отчаянием.
— Атаковать! Атаковать!
Король был готов плакать с досады: зря не послушался дежурного генерала, поспешил с отправкой донесений о победе. Посланца с депешами уже не вернешь. Теперь для него, короля, одно спасение — победить во что бы то ни стало. Если армию постигнет поражение, он не вынесет позора.
— Атаковать!.. — снова начал кричать он, и в этот момент рядом шлепнулось несколько пушечных снарядов. Одно ядро угодило в лошадь короля. Он вылетел из седла. Адъютанты и генерал с перевязанной рукой испуганно бросились к его величеству. Отстранив их рукой, король сам встал на ноги, отряхнулся.
— Откуда стреляют?
От испуга генерал не сразу понял, о чем речь.
— С той высоты, ваше величество. Высота Шпицберген. С той, что перед вами, ваше величество, — уточнил генерал.
Немного успокоившись, король принял решение отделить от конца наступавшей колонны два полка, обойти высоту и ударить по противнику с тыла, поставив его меж двух огней, не допуская подхода подкреплений. Выполнение этой задачи он возложил на дежурного генерала, находившегося в свите.
— А вам, мой друг, — сказал он генералу с перевязанной рукой, — поручаю вместе с графом Левальдом возобновить атаки на основном участке. Противник должен быть подавлен. Это мой приказ. Так и передайте графу.
Он еще верил в победу, в то, что сумеет сломить сопротивление русских. Важно, думал он, не упускать инициативы — все время атаковать, атаковать, атаковать…
Ему подвели другого коня, и он поскакал к подножью высоты Шпицберген, с которой только что палили по нему русские артиллеристы. Оттуда доносилась непрерывная орудийная и ружейная стрельба.
Когда король подъехал поближе, он увидел на склоне десятки убитых. Раненые, спасаясь от пуль, сползали в опоясавший высоту глубокий овраг. Их крики, и стоны не могла заглушить даже пушечная канонада.
— Это сущие дьяволы, — сказал, показывая на высоту, генерал, невесть как появившийся перед королем. — Четыре штурма — и никаких результатов. — На лице его запеклась кровь, перевязанная рука висела как плеть, и было просто удивительно, что он мог еще держаться на ногах.
Подошел генерал Левальд, тоже раненый, и сказал, что продолжать атаки нет смысла, что люди голодны, изнеможены до крайности и, пока не поздно, надо отступать.
— Отступить? — вскричал король, словно ужаленный. — С ума сошли! Отступить, когда мы отбили у противника почти всю артиллерию, захватили тысячи пленных?! Русские обескровлены. В своем ли вы уме, генерал?
— Ваше величество, наши потери тоже немалые. У русских еще много батарей…
— Вы трус, Левальд, — прервал его король. — Я приказываю атаковать. Атаковать!.. — Не желая больше никого слушать, Фридрих пришпорил коня и поскакал прочь. Вслед ему просвистело несколько пуль…
