Охота на либерею - Федоров Михаил Иванович

— Guten Tag, Herr Staden, — повторил запыхавшийся Петер.

— Wer bist du, Knabe? [56]— спросил Штаден.

— Mein Name ist Peter [57].

— Dusprichst Russisch? [58]

— Да, и очень хорошо, — по-русски ответил Петер.

— В таком случае нам лучше перейти на этот язык.

Он наклонился к Петеру и негромко произнёс, улыбнувшись:

— Они не любят, когда в их присутствии говорят непонятно. Поэтому я и стараюсь всё время говорить на их языке. Вот смотри.

Он коротко кивнул в сторону стрельцов.

— Эти стражи уже начали подозрительно поглядывать на нас, когда мы заговорили на языке нашей родины. Наверное, им кажется, что мы плетём некий заговор против государя.

Петер согласно кивнул.

— К тому же… — Штаден снова улыбнулся. — Хорошо знать чужой язык — это есть хорошо.

Как отметил Петер, Штаден говорил по-русски заметно хуже его, но слова почти не коверкал, и лишь речевые обороты выдавали, что языком он владеет куда слабее, чем родным.

— Итак, мой юный друг, — покровительственно произнёс Штаден, — расскажи, кто ты, откуда, куда и с какой целью направляешься.

— Зовут меня Петер, я родом из Мюнстера, но долгое время жил в Реймсе.

Они прошли ворота и удалились от них на расстояние, достаточное, чтобы их Никто не слышал.

— Теперь можно говорить на немецком. Здесь можно уже не опасаться, что нас услышат чужие уши, — сказал Штаден по-немецки. — В последнее время мне нечасто приходилось говорить на родном языке.

— Хорошо, — согласился Петер.

— Итак, как ты здесь оказался и чего хочешь?

— Я пришёл с торговым обозом от Каргополя, а туда попал от Белого моря. Я купец, в устье реки Северная Двина прибыл торговым кораблём из Лондона, и хочу разведать, какими товарами можно торговать с русскими, чтобы иметь наибольшую выгоду. Сюда я привёз мушкеты, уже продал их и сейчас раздумываю, что я мог бы отсюда вывезти. У меня далекоидущие планы, и я надеюсь, что ты поможешь мне.

Штаден усмехнулся:

— Мальчик, я старше тебя и лучше знаю людей. Поэтому буду с тобой предельно откровенным. Чтобы пускаться в такой длительный и опасный путь, который проделал ты, нужны веские основания. Ты не захотел, по примеру других негоциантов, взять товар на побережье и отплыть, пока навигация не закрыта из-за льда, и сейчас утверждаешь, что проник в глубь русских земель, чтобы иметь больше выгоды от этой торговли, чем имеют другие торговцы.

Петер кивнул.

— Но я тебе не поверю. Дело в том, видишь ли, что держава эта находится на последнем издыхании. С запада на неё давят, и очень сильно, ливонцы, поляки и литовцы, с юга — крымские татары. На востоке, видя слабость Московии, поднимают головы покорённые не так давно народы. А на севере — ледяной океан. Деваться им некуда! В таких условиях налаживать долгосрочную торговлю с этой страной — значит ступать на путь разорения. Будущей весной, я уверен, татары придут опять, и тогда от русской державы останутся одни осколки, которые тут же станут добычей хищных соседей. Это будет так, юноша, я не вижу для русских иного пути. Поэтому я делаю вывод, что ты преследуешь иные цели, а меня пытаешься каким-то образом использовать для их достижения. Если я не прав, жду возражений.

Петер немного помолчал, собираясь с мыслями. Молчал и Генрих фон Штаден. Наконец Петер произнёс:

— Я в Москве первый день, но увиденное уже успело немного удивить меня. Русские не считают, что их дело проиграно, и активно готовятся встретить врага.

— Да, это так, — подтвердил Штаден.

— Они отстраивают город, изготавливают оружие. Много оружия! Я пришёл с обозом от Каргополя, там было много всяких товаров, в том числе рыба и другие морские продукты, которые каргопольские купцы скупают у прибрежных жителей. И железо. Они не похожи на испуганных людей. Они готовятся.

— Всё верно, верно, мой мальчик. Да только не всегда, далеко не всегда победа достигается только лишь мужеством. Один мужественный человек бессилен против тысячи трусов. А татарские воины к тому же не трусы. Нет, совсем не трусы. Основные силы русских заняты в Ливонии, а оставшихся в Москве недостаточно для отражения предстоящего набега, даже если они соберут в войско жителей всех окрестных сёл, которые, к тому же не знакомы с воинским искусством. Они обречены. И я уверен, что те купцы, с которыми ты пришёл к устью Северной Двины, прекрасно это понимают. Вот и не торопятся удаляться от побережья в своих даже самых дерзких мечтаньях. Поэтому я и считаю, что ты лукавишь, ведь на глупца ты не похож. В этом я после беседы с тобой убеждён!

Петер вспомнил слова брата Гийома: "Это человек без совести и принципов. И очень любит деньги". И понял, как с ним надо говорить, чтобы привлечь на свою сторону. Раз он не верит в благие побуждения, значит, с ним надо быть предельно циничным. Только такой язык ему понятен. Петер рассмеялся, глядя сквозь прищуренные веки на реакцию растерянного Штадена. Выждав небольшую паузу, он сказал, продолжая улыбаться:

— Я вижу, ты действительно хорошо знаешь людей. А здесь, в этой дикой глуши, и сам стал чутким, как дикий зверь. Да, ты прав, Генрих. Я действительно не собираюсь налаживать долгосрочные торговые отношения с этой почти погибшей страной. Откровенность в обмен на откровенность. Как ты был честен со мной, так и я буду честным с тобой. Я всего лишь собираюсь провернуть одно очень выгодное дело, и для этого мне надо встретиться с царём Иваном Васильевичем. И я надеюсь, что в этом ты мне поможешь.

— А что за дело? — сразу заинтересовался Штаден.

— Извини, Генрих, но этого я сказать не могу.

— В таком случае зачем же я буду тебе помогать?

Петер снова усмехнулся:

— Некоторые весьма влиятельные люди будут очень недовольны, если кто-то, кроме меня, узнает об их причастности к этой сделке. Поэтому я и не могу тебе этого сказать. А помогать ты мне, возможно, станешь вот почему.

С этими словами Петер вытащил из-за пазухи небольшой кожаный кошель, туго набитый золотыми монетами. Глаза Штадена жадно блеснули.

— Вот это ты получишь после того, как я встречусь с царём.

Петер проницательно взглянул Штадену прямо в глаза:

— Генрих, я вижу, что твою голову посещают всякие ненужные мысли. Я хоть и младше тебя, но тоже неплохо разбираюсь в людях. Эти деньги ты получишь только после того, как я встречусь с царём. В противном же случае… Помни, что мои слова о влиятельных людях, которые стоят у истоков этого дела — правда. И они знают, к кому в Москве я обращусь прежде всего.

Штаден загасил жадный блеск в глазах и перевёл тяжёлое дыхание. Надо же, столько в жизни повидал, но каждый раз, когда появляется возможность одним махом сильно поправить своё благосостояние, у него учащаются дыхание и сердцебиение. И ничего с этим не поделать, как ни старайся!

Петер понимающе усмехнулся:

— Генрих, я всего лишь хочу немного ограбить эту страну перед её кончиной. Всё равно на том свете ей материальные блага ни к чему. И хочу, чтобы ты за хорошую плату помог мне в этом. За очень хорошую, учитывая, что тебе и делать-то почти ничего не придётся.

— Хорошо, — медленно произнёс Штаден, — я готов помочь тебе. Но где гарантия, что ты отдашь мне деньги после того, как я выполню обещание?

— Ну как тебе не стыдно, Генрих? Мы же с тобой дети одного отца — нашего родного Мюнстера. А разве братья обманывают друг друга?

— Я многое в жизни повидал, — сквозь зубы процедил Штаден, — в том числе и такое.

— Но я не из таких. Я даю тебе слово, что ты всё получишь сполна.

Штаден внимательно посмотрел в глаза Петера. Потом отвёл взгляд:

— Не знаю, почему, но я тебе верю. И это удивительно, потому что я ни во что не верю с пятилетнего возраста, когда узнал, что приносящий подарки Санта-Клаус — никакой не Санта, а просто Клаус, переодетый брат матери. А может, ты, несмотря на юный возраст, всего лишь убедительный лгун?