Александр Грязев - Рассказы и завязи
— Да и последний венец обмыть надо. По закону, по обычаю, — поддержал бригадира Тоха.
— Мы разве против, — сказал Виктор, собирая деньги. — Законы соблюдать надо, я человек законопослушный.
…Ходили гонцы недолго, благо магазин был рядом. И бригадир их похвалил, но Генка, однако, был недоволен.
— Могли бы и быстрее, — сказал он, доставая из сумки бутылку «Забористой» и пакеты с закуской.
— А что случилось?
— Да в очереди впереди нас баба стояла. Долго выбирала того да этого. Потом долго искала в сумке кошелек, а потом стала еще и в нем копаться. Так и хотелось её из магазина выкинуть.
— Бесполезно… Тогда надо каждую вторую выбрасывать. Да и чего с бабами спорить — пусть живут, как хотят, — философски заметил бригадир.
— Это точно, — подтвердил Тоха, расстилая на столешнице старые газетные листы. — Мы лучше за их здоровье сейчас выпьем.
Когда скорая трапеза была готова, бригадир первым поднял свой пластмассовый стаканчик.
— Ну, братцы, за окончание очередного сруба и укладку последнего венца.
— Да чтобы стоял долго, — добавил Толик.
Все согласно кивнули и выпили. Потом пили за будущие стропила, за бригадира и новую работу, которую скоро ему предстоит для них искать.
— Слушай, Стас, — вдруг сказал бригадиру Тоха Забродин и ткнул пальцем в газету на столешнице. — А ведь тут про тебя анекдот напечатан.
— Чего еще придумал?
— А вот послушай… Кричит на стройке одна баба другой: «Нинка, слышала — нашего-то бригадира триппером наградили!». А та ей отвечает: «Ну и дураки! Зачем дают — ведь все равно пропьет!»
— А почему это про меня? Меня ничем таким и другим прочим никогда не награждали… Хотя у нас Нинка-крановщица работала. Веселая такая баба была. Помнишь, как она однажды пришла на работу и говорит: «Ой, меня вчера под мостом изнасиловали, завтра опять пойду».
— Да ты чего, Стас? Это же анекдот.
— Так ведь и я про то же. А наша жизнь — что?
— Это правда, — вмешался в разговор Виктор. — Жизнь и есть первый анекдот… Вот однажды с моим знакомым пенсионером случай был… Да… Так вот, попал он в больницу с желудком и пошел я его, значит, навестить. Прихожу, а мне говорят, что Володю ночью увезли в дурдом. А что, спрашиваю, случилось? И мне рассказывают… Снится Володе ночью сон и чудится ему, что его, Володю Кабакова, вызывают срочно в Кремль, к самому президенту…
— К нынешнему?
— Нет… К тому, первому. Президенту алкашей всея Руси.
— Ну, а дальше-то?
— А дальше было так… Зашел Володя будто бы в какую-то светлую комнату, президент его встретил, в кресло усадил и говорит: «Уважаемый товарищ Кабаков. Я пригласил тебя как старого и верного члена нашего демократического движения». — «Так точно, — отвечает Володя. — Уже много лет я верой и правдой служу этому великому делу». — «Готов ли ты еще послужить на благо народа?» — «Готов, товарищ президент, — отвечает Володя. — А в чем дело-то состоит?» — «А в том, — говорит президент, — что наша страна находится сейчас в очень трудном положении. У нас очень много проблем… Демократию-то нам установили, а что с ней делать — не сказали… Люди побежали за границу, сотни тысяч людей. Женщины стали меньше рожать, число разводов превысило число браков. Смертность народа превышает рождаемость и численность населения стремительно падает. Такого бардака у нас никогда не было. На карту, говорит, поставлено само существование нашего государства. Отечество в опасности. Надо поднимать рождаемость, и в связи с этим мы тут, в Кремле, посоветовались, и я решил… Короче говоря, назначаю тебя, товарищ Кабаков, главным осеменителем нашей демократической страны». Володя с кресла вскочил, руки по швам сделал: «Спасибо, говорит, за доверие. Только почему меня-то выбрали?» — «А потому, что из всех честных членов движения остался один ты, товарищ Кабаков. Остальные Западу продались. На тебя только и надежда. А то придет еще какой-нибудь Раздолбайс со своим рубильником, да и повернет его не туда. И будут у нас рождаться дети-недоумки. А этого мы допустить не можем. Повторяю: надежда только на тебя». — «Доверие постараюсь оправдать, — сказал Володя. — Когда прикажете начинать?» — «Приступай немедленно, товарищ Кабаков. Это будет твоим вкладом в нашу демократию».
Володя думал недолго. Снял штаны и в соседней женской палате полез на первую попавшуюся кровать. Поднялся крик. Володю связали и милицию вызвали. А те ребята, как только с ним заговорили, то сразу поняли, что это не их клиент и увезли его в психушку. Такой вот анекдот из самой жизни.
— Да, — смеясь, изрек Тоха Забродин. — Бывают в жизни шутки, сказал индюк, слезая с утки.
Он взял со стола газетный лист с рекламой и предложил:
— А что, мужики, не сходить ли и нам на ледоход?
— Это еще куда? — Не понял бригадир.
— А вот тут адресов много, телефонов, то есть. Любой выбирай и бери девочку на свой вкус. Хоть Анжелику, хоть Клеопатру, или Веронику в сауне. Можно залезть даже на «Седьмое небо», а вот: «Жена на час» или «Огненная леди» на «Острове любви». Даже «Снегурочка» есть.
— Дай-ка я гляну, — заинтересовался бригадир.
Газетная страница была сплошь усеяна фотографиями девушек по вызову с номерами их телефонов и с именами-псевдонимами.
— О, да тут одни молодые леди.
— Все эти леди с приставкой буквы «бэ», — сказал Витя Басов.
— Ты, конечно, прав, Витя, но согласись, что они настоящие красотки. А?
— Не нами сказано: «Сквозь призму водки — все красотки».
— Ну, ты это уж очень грубо, Витя. Нельзя так о девушках, да к тому же о тех, с кем желание есть познакомиться поближе… А вот тебе, Гена, какие девочки больше нравятся? Толстые или тонкие?
— Такие… Полненькие.
— Почему?
— Так подержаться есть за что.
— Ну вот, еще один извращенец… Эх, была — не была. Я выбираю… Грацию… Хотя нет — Клеопатру. Ух ты, глаза разбегаются. А ты, Тоха?
— Моя — Огненная леди.
— Решено! — хлопнул в ладоши бригадир.
— Да вы чо, мужики! Серьезно, что ли? — удивился Виктор.
— Серьезней не бывает, — бригадир вновь стал разглядывать газету. — Не все ведь черный хлеб жевать — и пирога охота. А тут, посмотри, сколько пирожков, сдобных булочек да пышек. Ешь — не хочу.
— Я и так не хочу.
— Дело добровольное… А ты, Гена, чего молчишь?
— Ага, разбежались, — отозвался Гена. — Одному эту, другому — ту. Во-первых, все эти снимки взяты из иностранных журналов. Девчонки в жизни совсем другие, обыкновенные. Во-вторых, где вы их принимать собираетесь? Здесь, или к ним поедете?
— Откуда я знаю, как это делается, — искренне ответствовал Стас. — А ты что, уже знаком с этим делом?
— После армии работал в одной конторе… И мы однажды так же вот с мужиками вызвали девочек стриптиз танцевать.
— Танцевали?
— Танцевали, конечно. На столе.
— А что потом было?
— Что было потом — не помню. Я проснулся под столом.
— Да, дело это новое в области услуг. А все новое привлекательно. Как же нам начинать? Подскажи, Гена.
— Один ты можешь звонить по любому телефону и договориться сам. Если же мы берем четверых, то надо звонить вот сюда, в досуговый центр, — ткнул пальцем в газету Генка. — Тебе ответят, и ты сделаешь заказ. И привезут тебе девочек, куда укажешь.
— Так ко мне на квартиру. У меня жена в отпуске аж в другой области. И стол для стриптиза есть.
— У меня жена тоже в деревне, — сказал Тоха Забродин. — Завтра сам туда поеду.
— И сколько же все это удовольствие стоить будет? — снова спросил бригадир Генку.
— Рублей по триста с носа за час.
— А что в этих объявлениях обозначает «плюс 20 минут»?
— А поговорить, — вставил Тоха.
— Откуда я знаю, — сказал Генка. — Будешь звонить и спросишь.
— Лады, — довольно потирая руки, заключил бригадир. — Тогда, братцы, деньги на книжку! Как всегда, на мою. Ты тоже, Витя, давай. Уж грешить, так все вместе. Или тебе денег жалко?
— Денег мне не жалко… Да и посмотрю, что у вас получится.
— Чего ты, Витя, так агрессивно настроен? Это ведь нам с Тохой надо будет потом каяться. Ты же разведен, а Генка вообще холостой.
— Я почти холостой. Живу с одной гражданским браком.
— Каким гражданским браком?
— Ну, не расписаны мы с ней, — уточнил Генка.
— А я расписан со своей в загсе. Тоха тоже. Это мы и живем гражданским браком. Или каким?
— Не знаю, так говорят.
— Да придумали все, — вновь заворчал Виктор, — ради оправдания греха. Есть два вида брака. Церковный, когда в церкви венчаются, и гражданский, когда в загсе расписываются. Все остальное называется сожительством или брак языческий, скотский, как у обезьян или дикарей первобытных.
