Кадзуо Навата - Тигриное око (Современная японская историческая новелла)
В квартале Фукагава, к западу от храма бога Хатимана, есть маленькая копия горы Фудзи, сложенная из скальных глыб, а у ее подножия — алтарь, посвященный божеству вулкана Асама.[60] В тот день толпы людей пришли сюда на поклонение.
По поручению О-Маю, Матакити тоже отправился в храм бога Хатимана за соломенной змеей, каких там продавали паломникам. Выполнив поручение, Матакити вышел на улицу перед храмовыми воротами, — и тут глаза его загорелись. Тот самый самурай!
Осенью прошлого года этот самурай пришпилил кинжалом к перилам обе руки вора-коротышки Сэна, а теперь он как ни в чем не бывало проталкивался сквозь толпу — Матакити его узнал.
В то же мгновение Матакити объял странный трепет, словно сигнал к действию.
Похоже, этот самурай часто бывал в храме Хатимана в Томиока. Может быть, в своем клане он был известным самураем… Но у Матакити не было времени размышлять об этом — повинуясь инстинкту, он пошел за самураем. Немного не дойдя до собственного дома, где в лавке ждала его О-Маю, он углубился в переулок, обогнал самурая и задворками квартала Хамагуритё кинулся к мосту Эйтайбаси. Соломенную змею он где-то обронил, бегом добежал до самой середины моста Эйтайбаси и там уже стал поджидать самурая. Наконец тот показался.
Матакити пошел ему навстречу, мурлыча какую-то песенку, чтобы скрыть сковавшее все тело напряжение.
Мост был запружен толпами паломников к горе Фудзи. Сделав вид, что он с трудом разминулся с самураем, Матакити мастерски вытащил у него кошелек и тут же затрепетал каждой жилочкой от радостного возбуждения, рожденного опасностью. Самурай ничего не заметил.
Матакити, затаив дыхание, дошел спокойно до конца моста и сразу бросился бежать. Нарочно выбрав кружной путь, он из квартала Сагатё вышел на дорогу, огибавшую столичную усадьбу князя Такэкоси, достал кошелек, с ухмылкой взглянул на него и выбросил без всякого сожаления в реку.
Чисто я сработал! Даже у Коротышки Сэна ничего не вышло с этим самураем, а меня он и пальцем не тронул.
Радость победы опьянила Матакити.
Да, но так нельзя вернуться домой! Надо купить новую змею, а то О-Маю рассердится…
В приподнятом настроении Матакити обогнул усадьбу Такэкоси, повернул направо и — обомлел от страха. Там стоял стражник городской управы Нагаи Ёгоро. Похоже, он не был на службе — без алебарды, в простом хлопчатобумажном кимоно, — однако глаза стражника Нагаи цепко следили за Матакити.
А тот как стоял, так и рухнул на колени.
В лучах заходящего летнего солнца с реки доносился надсадный скрип лодочных весел. Торговец подслащенной питьевой водой с недоумением взглянул на двоих мужчин и прошел мимо.
— Я все видел, — сказал Ёгоро. — Ты ведь должен был понимать, что будет, если снова попадешься.
У Матакити защипало в горле, да так больно, что он ни слова не мог вымолвить.
— Мы с твоей женой занимаемся у одного учителя фехтования. Хоть она и женщина, я ее уважаю… А ты разве забыл, что обещал О-Маю?
Спустя час после этого разговора Матакити пришел домой с соломенной змеей и принялся нескладно оправдываться за свое опоздание:
— Мне голову напекло, плохо стало. Пришлось немного полежать в чайной возле храма Хатимана. Так голова болит! Так болит, О-Маю!
Он попросил сильно встревоженную О-Маю расстелить постель и с головой укрылся одеялом, хотя стояла страшная жара. Обливаясь потом, он лежал без малейшего движения.
4Зайдя в лавку и закрыв за собой боковую дверцу, Нагаи Ёгоро обратился к О-Маю:
— Мне жаль говорить тебе об этом, О-Маю, но ты должна знать…
Стоило О-Маю услышать эти слова, как она, кажется, сразу все поняла.
Лето уже миновало. После того как отшумел праздник в храме бога Хатимана, в Фукагава — и к воде, и к суше — потихоньку стали подкрадываться посланцы холодной осени.
В маленьком садике за домом стрекотали осенние цикады, вечер был лунный. Матакити еще до полудня ушел из дома, сказал, что за товаром, однако близилась ночь, а он все не возвращался. О-Маю сидела перед столиком с ужином словно окаменевшая, она истомилась от ожидания. Когда время перевалило за половину седьмого, в дверь постучали. Она выглянула и увидела стражника Нагаи Ёгоро.
Нагаи пришел один, но поверх обычного кимоно из хлопчатки на нем была форменная черная накидка хаори с тремя гербами, а за поясом торчала алебарда.
— Матакити?
— Мм…
Нагаи присел на порог.
— Я говорю тебе это только сейчас, потому что… Этим летом — да, это было в день паломничества на гору Фудзи — он совершил дурное дело на мосту Эйтайбаси.
— Но…
— Ах, ты не знала… Ну да, наверное, не знала.
Перед мысленным взором О-Маю предстала фигура Матакити, который в тот день жаловался на головную боль и до вечера пролежал, не вставая, натянув на голову одеяло.
— Ведь я тогда спустил ему с рук, О-Маю… Пожалуйста, пойми и ты меня. Как товарищ по фехтовальной площадке, я уважал твои чувства к Матакити, хотел сберечь их, сохранить…
— …
— Тогда Матакити клялся мне, что скорее расстанется с жизнью, чем нарушит зарок, обещал в другой раз так не поступать…
— Ах, вот что…
— Чего уж там говорить, по закону ему в тот раз полагалась смертная казнь. Но ведь пропали бы все твои старания, О-Маю…
— Да…
— И вот, нынче вечером опять… В квартале Бакуротё обходивший территорию сыскной агент видел, как он опять протянул руку к чужому. Сам Матакити бежал оттуда как помешанный.
— И потом? Что потом?
— Пока еще не поймали. Но агенты, которые его преследовали, кажется, направляются сюда. Теперь уже дело не ограничится лишь одним моим приговором. Но я подумал, что по крайней мере хоть свяжу его сам…
— …
О-Маю медленно поднялась и приготовила для стражника Нагаи чай.
— Благодарю.
Нагаи замолчал. Сколько времени они с О-Маю провели в молчании?
— О-Маю-сан сейчас, наверное, молит всех богов, чтобы он сюда не приходил…
— …
— Но я думаю, он придет. Хоть он и прячется от ареста, скрыться, не увидев тебя, не сможет, таков уж Матакити. Ведь он любит тебя без памяти.
Пение насекомых оборвалось. О-Маю вздрогнула. Нагаи медленно поставил чайную чашку.
— О-Маю, О-Маю!
Это был голос Матакити. Через черный ход он прошел в соседнюю с торговым помещением комнату.
— О-Маю, здесь есть кто-нибудь?
— Нет.
— Ага. Ну, ладно.
Матакити вышел из комнаты в помещение лавки. Увидев Нагаи, он весь напрягся, словно шест проглотил.
И в этот момент к Матакити подскочила О-Маю, опрокинула его на бок и прижала к полу.
Нагаи пришел в изумление.
— Прости меня, О-Маю, я не хотел. Мне и деньги были не нужны. Не собирался я этого делать…
— Но тогда зачем?
— Не знаю. Сам не понимаю, зачем… — и Матакити заревел в голос. — Я даже не заметил, как мои руки, пальцы сами вдруг заработали — вот и все…
Матакити поднял голову и посмотрел на Нагаи:
— Начальник! А ведь искоркой, с которой снова все началось, стал тот мой проступок на мосту Эйтайбаси… а потом — никто не узнает, каково мне было потом, какая это мука…
— Привычка — страшное дело. То, к чему ты пристрастился до встречи с О-Маю, было смыслом всей твоей жизни. Ну, да теперь все кончено. Пошли!
Нагаи достал веревку и встал.
— Постойте! Пожалуйста, постойте! Я сейчас…
— Госпожа О-Маю, не к лицу это вам…
— Подождите!
Крупное тело О-Маю с быстротой ветра метнулось в дом, и она исчезла в комнате.
Матакити лежал ничком, схватившись за голову. Кажется, он плакал.
Вернулась О-Маю. Наверное, не прошло и мгновения. Она вдруг схватила правую руку Матакити и замахнулась принесенным с собой тесаком для дров.
— Что ты делаешь!
Одновременно с возгласом Нагаи тесак опустился на правую руку Матакити.
— А-а!
Брызнула кровь, раздался изумленный вопль Матакити.
Все пять пальцев правой руки были отсечены тесаком.
О-Маю, придавив коленом тело мужа, который, кажется, лишился чувств, подняла залитое слезами лицо и обратилась к Нагаи:
— Господин Нагаи! А теперь?.. На этот раз, может быть… Простите его! Только в этот раз!
— …
— Если нельзя, то я, его жена, отрублю ему пальцы и на левой руке…
Лицо О-Маю стало безумным. На белых пухлых щеках виднелись брызги крови.
— Н-но…
Даже Нагаи, не мог вымолвить ни слова. И как раз в эту минуту вбежал преследовавший Матакити сыщик Ясити с двумя агентами.
— Что случилось?
У Ясити округлились глаза.
— Ясити, здесь жена отрубила мужу пальцы.
— Но…
— Ясити!
— Слушаю…
Казалось, будто стражник и сыщик молча, одними глазами, о чем-то перешептываются.
