Татьяна Осипцова - Ретт Батлер. Вычеркнутые годы
– Бонжур мадам, бонжур мсье…
Скарлетт кивнула с царственной улыбкой и уселась возле инкрустированного перламутром столика. Пока она оценивала внешность и наряд соискательницы – темно-синюю юбку с высокой талией и скромным турнюром и бледно-голубую блузку, обтягивающую высокий бюст, – Ретт жестом предложил той занять место напротив и уселся сам.
– Итак, вас зовут Эжени Леру, – начал он по-французски, – и вы согласны путешествовать с нашей семьей…
– Мне сказали в агентстве, что вы отправляетесь в Америку.
– Это так. Сейчас мы едем в Соединенные Штаты, однако вряд ли долго пробудем там. Согласны ли вы следовать с нами далее? Возможно, мы вернемся в Европу уже весной.
Губы Эжени дрогнули. Улыбка казалась по-детски искренней.
– Это будет зависеть от того, насколько я привяжусь к своей воспитаннице. Хотя я считала конечным пунктом американский континент.
– Вы намеревались остаться в Америке навсегда?
– Я так думала. Я много слышала и читала об этой стране.
– И что же вы читали? – поинтересовался Ретт.
– Я читала мадам Бичер-Стоу…
Скарлетт нахмурилась, разобрав это имя в потоке французской речи.
– … Эдгара По, Марка Твена, Томаса Мэйна Рида, Уолта Уитмена, Фенимора Купера, Эмерсона…
– Интересный набор предпочтений, – хмыкнул Батлер и обернулся к Скарлетт. – Ты не находишь, дорогая?
– Нахожу, – фальшиво улыбнулась она. – Мадам Бичер-Стоу следовало бы предать суду за вранье. Эдгар По, по-моему, ненормальный. Человек в здравом уме не станет заносить такой бред на бумагу. Уитмен – янки, к тому же, ты знаешь, я не большая поклонница поэзии. Эмерсон – занудный морализатор.
– А чего еще ожидать от отставного пастора? – вставил Ретт. – Что скажешь об остальных?
Казалось, он экзаменует не новую гувернантку, а Скарлетт.
– Рид мне нравится. Интересно и загадочно. Купер?.. Думаю, это литература для мальчишек. Индейцы, охотничьи тропы и все такое. А по поводу Марка Твена… Ты не находишь, дорогой, что пора уже читать Кэти «Приключения Тома Сойера»?
– Ставлю сотню, что примером для нее станет не Бэкки Тетчер, а Геккльбери или Том.
Скарлетт, до этого державшаяся с достоинством герцогини, невольно хихикнула. Затем обратилась к девушке:
– Вы читали эти книги на языке оригинала, мисс Леру?
– Нет, нет! – отвечала по-английски гувернантка. – Я не хорошо знать английский. Понимать немного, говорить немного, читать – совсем немного.
– Ты думаешь, нам подходит такая учительница? – быстрым шепотом спросила Скарлетт у Ретта.
– Кэти пойдет в школу или наймем ей учителей. Гувернантка, моя дорогая, это всего лишь нянька для подросшего ребенка. Пусть говорит с Кэт по-французски, этого достаточно.
– А мне как с ней общаться?
– Зачем тебе общаться с гувернанткой?
Скарлетт промолчала. Она вспомнила наивную Гэрриэт Келли, скрасившую несколько месяцев ее одинокой жизни в Баллихаре.
– Надо спросить, сколько ей лет и где она получила образование.
– Месяц назад мне исполнилось девятнадцать, – ответила на вопрос Эжени, старательно выговаривая английские слова. – Я учиться в пансион при католический монастырь, папа отправить меня туда после смерти моей матушки, я была всего десять лет.
– Ваш отец жив?
– О нет! Он умереть два года назад и не оставить мне денег. Поэтому я нуждаюсь работать.
Скарлетт сочувственно кивнула.
– Так вы католичка?
– Да, мадам.
– Хорошо, вы сможете преподать своей воспитаннице основы христианской морали. Чему еще вы сможете обучить ее?
– Вот аттестат из пансиона, – перешла на французский мадемуазель. – Пение и музыка мне давались отлично, а еще рисование. По математике и естествознанию оценки не такие хорошие, зато по французской грамматике всегда был высокий балл.
Ретт подержал в руках документ, передал его Скарлетт, вопросительно кивнув. Она едва заметно пожала плечами.
– Давай позовем Кэти, пусть она решает.
Дочка вбежала в комнату с куклой в руках.
– Солнышко, эта тетя будет твоей гувернанткой, как Гэрриэт. Ты помнишь Гэрриэт?
Кэти кивнула и спросила:
– А у нее есть сын?
– Нет, – улыбнулась Эжени. – Я не иметь детей.
– А кто же будет со мной играть?
– Я с тобой играть.
– Тетя так странно говорит…
– Меня зови мадемуазель Эжени.
– А просто Эжени можно?
– Нет, Кэт, – Ретт притянул дочь к себе и обнял. – Ты уже большая, и надо учиться говорить так, как принято среди взрослых.
– Хорошо, я буду играть с мадемуазель Эжени. Пойдемте в мою комнату, у меня много игрушек.
– Подожди, детка, беги пока одна, нам надо договорить. Итак, мадемуазель Леру, – обратился Ретт к гувернантке, – если вы согласны воспитывать и учить нашу дочь, то будем считать, что мы договорились. Жалованье вас устраивает?
– О, да, мсье Батлер, вы очень щедры.
– Хорошо, в таком случае я забронирую для вас каюту. Корабль в Америку отплывает из Портсмута в среду. Утром в понедельник мы ждем вас здесь.
Путешествие до Нью-Йорка заняло более двух недель, но пассажиры фешенебельного парохода не скучали. Каждый вечер в салоне проходили концерты небольшого оркестра. Кэт, прежде знакомая лишь с ирландской музыкой, была буквально зачарована мелодиями из популярных опер и балетов.
Ретт наблюдал за ней с неослабевающим интересом.
– По-моему, у нашей дочери музыкальный слух, – сообщил он Скарлетт.
После вопросов об устройстве парохода, почему он плывет, а не тонет, Кэт с самым серьезным видом выслушивала его объяснения, и Ретт сделал вывод, что умнее ребенка на свете нет.
Глядя, как Кэти аккуратно расправляет оборки своего нарядного платьица и надевает крошечные браслетики, он видел в ней будущую кокетку Скарлетт. А заметив, что девочка, отказываясь от помощи, карабкается по крутому трапу, подумал, что упорством дочь в него.
– Это удивительный ребенок, – не уставал он повторять.
– И такой воспитала ее я, – гордо улыбалась в ответ Скарлетт.
– Судя по тому, что ты рассказывала, я бы назвал это отсутствием всякого воспитания… – скептически усмехнулся Батлер.
– Именно в этом и заключается мой метод. Полная свобода, никаких сдерживающих рамок, никакого давления. Но ты ведь видишь, при этом Кэти совсем не капризна. Ей все можно объяснить. Она всегда получала, что хотела и что я могла ей дать. А если не могла – я старалась объяснить, почему, и она ни разу не впадала в истерику по поводу отказа.
– Кто бы мог подумать, что из тебя получится столь мудрый педагог!
– Только что ты назвал это отсутствием воспитания, – притворно нахмурилась Скарлетт.
Их шутливые перепалки по разным поводам больше не раздражали ее. Даже за сарказмом и насмешками Ретта она видела его любовь. Пожалуй, никогда в жизни она не чувствовала себя столь счастливой и спокойной и мечтала, чтобы так продолжалось вечно.
Ретт выглядел радостным и умиротворенным, раны его зажили, и он с гордостью прохаживался по палубе, держа за руку дочь, которая своей броской красотой притягивала взгляды публики. Все вокруг отмечали сходство девочки с отцом, и вскоре Кэт задала матери вопрос:
– Тетя сказала, что я похожа на папу. Папа – это тот, кто женился на маме?
Скарлетт улыбнулась:
– Ты все правильно понимаешь. Они хотят сказать, что вы с Реттом похожи. И у тебя, и у него черные волосы, густые брови, вы оба смуглы. Скоро мы с Реттом поженимся, и он станет твоим папой.
– Нет. Сначала женятся, а потом детки родятся. У всех так. У Кэтлин, у Энни, у Маргарет… Сначала была свадьба, а потом дети.
Батлер счел нужным вмешаться.
– Ты права, Кэт. Только дело в том, что у нас с твоей мамой уже была одна свадьба. Давно. Очень давно, когда тебя не было на свете… Потом я уехал, далеко-далеко, и слишком долго не давал о себе знать. Мама решила, что я умер, и стала считать себя вдовой. Ты понимаешь, кто такая вдова?
– Да, вдовы носят черные платья и всегда плачут.
– Потрясающе точное определение! – Ретт и Скарлетт переглянулись. – Так вот, детка, нам с мамой надо опять пожениться, чтобы она не считалась вдовой, а ты стала моей дочерью. Но это просто формальность.
– А что такое формальность?
– Формальность – это то, что на бумаге. Это документы. По документам я пока не отец тебе. Вот когда нам выдадут бумагу, что мы с мамой поженились, тогда я и стану настоящим отцом.
– А сейчас ты какой – ненастоящий?
– Я и сейчас настоящий, – улыбнулся Ретт и подмигнул. – Можешь потрогать. Можешь подергать меня за волосы, за нос. Мне будет немного больно – значит, я настоящий?
Принимая игру, Кэт с серьезной миной ухватила отца за нос и лишь после улыбнулась.
Скарлетт ощутила, что слезы умиления застилают ей глаза. Поморгав, чтобы отогнать их, она сказала:
– Доченька, теперь, когда ты все поняла, можешь называть Ретта папой.
Эжени Леру тоже не преминула отметить сходство Батлера с дочкой и поинтересовалась, отчего девочка называет его по имени. Она спросила Ретта об этом, когда Скарлетт переодевалась к обеду в каюте, а Кэти бегала вокруг кнехтов с толстыми канатами. Пространство огромного корабля казалось девочке новым неизведанным миром, и она активно его осваивала.
