Сергей Омбыш-Кузнецов - Повесть о партизане Громове
— Эх! — вздохнул сокрушённо Громов. — Как же мы недосмотрели! Что сбежал Кольченко — чёрт с ним, а вот оружие… Придётся в бою добывать.
— И ещё новость: Степана Топтыгина арестовали…
— Степана?.. Что ты говоришь!
— Да, — и Василий Коновалов рассказал, как это случилось.
…Евдокия Семёновна Уварова, у которой взял паспорт для Громова Степан Топтыгин, поняв, что в Сибири начинается «заваруха» хуже, чем в Борисоглебске, решила вернуться домой, в Тамбовскую губернию. А без паспорта куда же уедешь?.. И тогда она потребовала у Топтыгина:
— Верни мне. Степан, паспорт. Думала, не понадобится, а теперь нужен.
Степан растерялся. Не зная, что ответить, он молчал.
— Чего молчишь? — не унималась Евдокия Семёновна. — Или забыл, что брал?
— Нет его у меня, — невнятно буркнул Топтыгин, — потерял…
— Потерял?! — вспыхнула Евдокия Семёновна. — Ты что, смеёшься надо мной?
Кому-то спровадил, наверное. Верни сейчас же, не то в милицию заявлю.
С. Г. СВЕТЛОВ-ТОПТЫГИН — петроградский рабочий, один из организаторов Чернодольского восстания.
Топтыгин напрягал ум, соображая, как выйти из создавшегося положения, но придумать ничего не мог. И тогда сказал:
— Не ругайся, тётка Евдокия, через три дня верну.
За это время он думал достать бланк и изготовить паспорт на имя Евдокии Семёновны. Однако достать бланк не удалось, и снова произошло тяжёлое объяснение с борисоглебской беженкой.
Степан просил ещё подождать несколько дней. Евдокия Семёновна пообещала ещё подождать, но в милиции всё-таки узнали об этом, Топтыгина арестовали и доставили в Каменскую контрразведку.
Допрос вёл член следственной комиссии Богатин. Откинувшись на плетёную спинку стула, он пускал кольца дыма и близоруко щурил глаза. Сквозь решётку окна дома Фуксмана, занятого под тюрьму, на него падал расплывчато-туманный сноп света, и длинное лицо следователя казалось матово-жёлтым, как у мертвеца.
— Ну-с, уважаемый большевик, — цедил он сквозь зубы, — как ваша фамилия?
Топтыгин стоял прямо, чуть выставив вперёд грудь, заложив руки за спину. Вид его ничем не выдавал волнения. Он молчал.
— Что же вы молчите, уважаемый?
— А что отвечать? Фамилия моя вам известна: Топтыгин.
Богатин нервно передёрнул плечами.
— Я спрашиваю о настоящей фамилии. Подпольная кличка нас не интересует.
Топтыгин усмехнулся.
— Непонятливый же вы, господин следователь. Ясно же говорю: Топтыгин. Топ-ты-гин. Другой клички у меня нет.
Следователь взял со стола длинный хлыст и, играя им, заметил:
— Не запирайся. Нам всё известно.
— Известно, так и нечего к человеку приставать с глупыми вопросами, — рассердился Степан.
Богатин помолчал, затем вытащил из папки анкету и зачитал:
— Степан Галактионович Светлов, по подпольной кличке «Топтыгин», бывший петроградский рабочий, гравер, участник Чернодольского восстания. Не отрицаете?
Топтыгин в упор посмотрел на следователя, твёрдо проговорил:
— Горжусь этим.
— Нас меньше всего интересует, чем вы гордитесь, — пренебрежительно скривил губы Богатин. — Вы лучше, господин большевик, скажите, для кого вы взяли паспорт у жительницы села Ярки Уваровой?
Степан состроил разочарованное лицо.
— И только. А я-то думал, что вы меня в тяжких грехах обвиняете. Вроде покушения на верховного правителя адмирала Колчака. Это я скажу… Паспорт я у ней брал, правда. Бабе моей надо было в Камень съездить. К доктору… У ней, извиняйте, женские… При этой-то власти опасно без паспорта ездить.
Богатин взмахнул хлыстом — он со свистом рассёк воздух.
— Врёте, — со злостью проговорил он. — На жену клевещете.
— Лучшего придумать не мог, — с невинным видом ответил Топтыгин. — Не верите, тогда и разговаривать нам больше не о чем. Мы, господин следователь, всё равно друг друга не поймём.
— Заставим понять. Сами расскажете, какой бандит с этим паспортом скрывается.
В памяти Топтыгина всплыла картина расправы анненковцев над участниками Чернодольского восстания: зловещее зарево пожара над Славгородом, залитая кровью площадь, искажённые смертью лица крестьян, исколотых штыками, и десятки трупов, беспорядочно наваленных у заборов.
— Бандиты те, кто мужиков в Славгороде штыками кололи, — мрачно проговорил Топтыгин. — Не мне, вам они сродни. Я с честными людьми дружбу вожу.
— Молчать! — вскочил на ноги Богатин. — Не то…
— Не стращай, не боюсь! Всех не расстреляете, — перебил его Топтыгин.
— Молчать!.. — Богатин с силой взмахнул рукой, — хлыст оставил на лице Степана багровую полосу.
Топтыгин сжался от боли, минуту стоял покачиваясь, и вдруг коротким ударом сбил Богатина с ног. Падая, следователь крикнул:
— Взя-я-ть!
Стоявшие у дверей два здоровенных солдата схватили Степана и так заломили назад руки, что они хрустнули в суставах. Затем повалили его на пол. Богатин вскочил на ноги и, видя поверженного противника, как очумелый, стал топтать его, бить сапогом по лицу, голове. Топтыгин потерял сознание.
Солдат по приказанию Богатина притащил ведро воды и вылил её на арестованного. Степан медленно приходил в сознание. Когда он приподнялся на локте, всё ещё плохо понимая, что с ним, Богатин спросил:
— Надумал?.. Говори, кому паспорт передал? Сразу же отпустим…
Топтыгин вспомнил, что от него требуют, и, сплёвывая на пол кровь, тихо, но твёрдо проговорил:
— Нет, ничего не скажу.
Лицо Богатина покрылось красными пятнами, веко нервно задёргалось.
— Скажешь! Заставим сказать. А ну, ребята, на дыбки его!
Солдаты снова схватили Топтыгина, скрутили руки за спиной верёвкой и, перебросив её конец через крюк на матице, подтянули его к потолку. Степан повис на вывернутых руках и стал похож на большую птицу, собравшуюся взлететь. Он вскрикнул от боли, закусил до крови нижнюю губу и затих. Лоб его покрылся капельками пота, на висках вздулись синие вены.
— Н-ну, скажешь?
— Н-е-ет!
Топтыгин ещё долго висел на верёвке перед Богатиным, который сидел на стуле, закинув ногу на ногу, и, складывая тонкие губы трубочкой, пускал кольца табачного дыма. Степан смотрел на огонёк папироски, в его глазах он всё разгорался и разгорался, красные круги наплывали один на другой, наконец соединились в оранжево-кровавое пламя — и Топтыгин опять потерял сознание. Его снова отливали водой, снова истязали, но ничего, кроме стонов, от него не услышали. Лишь когда стемнело, его в беспамятстве утащили в холодную и сырую камеру и, как мешок, свалили на пол.
…— Степан Галактионович ничего не сказал, — закончил рассказ Василий Коновалов. — Но звери до того его мучили, что, говорят, он даже немного умом тронулся и сейчас находится в больнице. Обо всём этом нам сообщил начальник милиции Ипатов. Капитан Ипатов дельный человек, наш. Он и Ефросинью Алексеевну Кадыкову от смерти спас, с его помощью бежали из тюрьмы Маздрин, Тищенко, Чернышев и Клевцов[13].
Внимательно выслушав Коновалова, Громов задумался: «Я виноват в аресте Топтыгина, я и в ответе, если с ним что случится. Надо выручать его из беды…» Затем захватила другая мысль: «Подпольные группы во многих сёлах созданы, и Коновалов прав, что их силы надо объединить».
— Вот что, Василий, — сказал, наконец, Громов, — Топтыгина мы освободим, а тебе поручаю побывать в подпольных организациях и пригласить их руководителей на совещание. Совещание будет здесь, на заимке.
* * *Каменская больница, превращённая белыми в госпиталь, расположена почти на самом берегу Оби. Из окон её видно, как снуют по реке лодки, иногда проходят небольшие колёсные пароходики, накрывая водную гладь шалью чёрного дыма. Их басовитые гудки доносятся до лежащих в госпитале раненых и больных, напоминая, что за окнами продолжается жизнь.
Однажды солнечным утром на берегу против больницы появился подросток лет четырнадцати-пятнадцати. В руках у него было ржавое ведёрко и удочка. Он закидывал леску в воду и скучающе смотрел на самодельный поплавок. Когда рыбёшка клевала, он выкидывал её на песок, неторопливо снимал с крючка, но смотрел не на добычу и не в ведёрко, а поверх — на здание больницы.
Рыбак на одном месте долго не задерживался, переходил на другое и, снова насадив червяка, закидывал леску в воду. Видно, рыба ловилась плохо, и он искал хороший клёв.
Это был Киря Баев, которого командир отряда послал разведать, охраняется ли больница, как проникнуть внутрь её, переговорить с больничной сестрой Труитовой, домашний адрес которой был неизвестен, и выяснить, как можно освободить арестованного Степана Топтыгина. Рыбалкой Киря занялся не случайно: надо было посмотреть на больницу со стороны и выбрать место на берегу, где можно было незаметно причалить лодку.
