Анн Бренон - Нераскаявшаяся
— Я ухожу в Акс, отец. Возможно, я присоединюсь к Гийому.
Раймонд поднял обеспокоенное лицо к старшему сыну.
— Что ты собираешься делать?
— Не тревожься, отец, я нанимаюсь на хорошую работу. Недавно мы вместе с Жоаном ходили смотреть, что сталось с нашими пастбищами в такие снега. По дороге я встретил нашего старого знакомого Арнота Бэйля. Ты знаешь, он хороший человек, даже стоит на дороге добра, как говорят. Он посоветовал мне как можно скорее перебраться в Акс. Его родственник, Бертомью Буррель, нуждается в хорошем пастухе для своих зимних пастбищ. Я бы не хотел упускать такой случай. Подобный шанс может уже не представиться. Я соберу свои вещи и уйду… Ты ведь разрешишь мне, отец?
Когда Пейре покидал дом с котомкой на плече, в сиянии полуденного солнца, отражавшегося в белизне снегов, его сестра Гильельма остановила его на пороге, вцепившись в рукав его шубы.
— Брат, брат, что мне теперь делать?
Пейре догадывался, что она хочет сказать. Будущее, уготованное для нее; будущее, которого она не хотела, но не могла избежать, уже начало воплощаться. Как он может утешить, успокоить ее в этой жестокой реальности?
— Гильельма, ты сама уже ничего не сделаешь. Тебе придется слушаться отца. Послушайся его. Наступают тяжелые времена, и мы должны сделать все, чтобы сохранить самих себя: сберечь жизнь наших близких и благо нашей души. Отец желает для тебя только хорошего, знай это…
— Пейре! — Гильельма едва сдерживала крик. — Когда ты вернешься?
Молодой пастух обернулся к сестре, взял ее за плечи:
— Гильельма, я не знаю, но я обещаю тебе…
Он подбирал слова. Что он может пообещать ей по–настоящему, вопреки надвигающейся зловещей буре? Но он знал все же, что Гильельма дорога ему, как никто иной из его братьев и сестер. Ей, так же, как и ему, были известны никому другому неведомые усилия души, призывы духа, стремления и благородные порывы, эти безумства влекущих вдаль желаний. Сможет ли он защитить ее? Сможет ли он сдержать этот натиск бури? Юная и гибкая, как молодая верба, она напоминала лук с туго натянутой тетивой. Можно ли вообразить ее отучневшей, раздавшейся, с выводком детей на коленях и на руках, хлопочущей у очага в фоганье? Как оставить ее, такую хрупкую и такую резкую, такую ясную, но такую ранимую, одинокой и безоружной в этом мрачном, темном мире без единого луча света? Пейре хотел избежать слов, которые могли бы показаться ей слишком обнадеживающими, но он не был бы ее братом, если бы не сказал их. Слова, которые звучали правдиво.
— Я обещаю тебе. Если ты будешь нуждаться во мне, позови меня, и я приду.
Они обнялись. Отправляясь в долгое путешествие по глубоким снегам, он еще раз обернулся по направлению к дому, помахал ей рукой и, горделиво глянув на стражников замка, исчез за поворотом, за стеной, идя ввысь.
Через несколько дней, когда снег уже лежал на земле толстым слоем и покрылся ледяной коркой, Гийом Маури один вернулся из долины с раскрасневшимся от мороза лицом. Он сказал, что оставил доброго человека Фелипа де Кустаусса между Буаном и Ларнатом в распоряжении юного Пейре Изауры. И еще он видел своего брата Пейре в Аксе у Бертомью Бурреля и его жены Эксклармонды, дочери старого Арнота Бэйля.
— Пейре уже в пути, — сказал он. — Он ушел почти сразу же, чтобы догнать отару Бертомью Бурреля на зимних пастбищах в Тортозе. Тортоза, пастбища Фликса, трава там сочная до самого марта, там дуют теплые ветры с моря…
— Тортоза, Тортоза… — пробормотал Раймонд Маури. — Это совсем не близко, Тортоза…
— Да, откровенно говоря, далековато, — весело бросил Гийом, встряхивая своей черной копной волос. — Это на другой стороне гор, дальше чем Герона, даже дальше, чем Барселона, это в диоцезе Тарагоны, в так называемой земле Сарацин… Ведь не так давно король Жакме Арагонский отвоевал королевство Валенсии! По крайней мере, Монсеньор Жоффре д’Абли не сможет пока что найти там Пейре… — Потом юноша заговорил со своим отцом более тревожным тоном. — Госпожа Себелия Бэйль, которую я видел в Аксе, говорила мне то же, что и мой тесть, Пейре Маурс. Она говорила, что не следует доверять священнику Пейре Клергу. Она обвиняла его и его брата байли в том, что они ведут двойную игру, и, рано или поздно, не постесняются донести инквизитору на тех, кто, по их мнению, представляет опасность для клана Клергов…
Раймонд Маури немного подумал, поджав губы, и сказал с сомнением в голосе:
— Они не осмелятся, они так могут скомпрометировать и самих себя …
Когда старший сын уже совсем собрался выйти из дому, чтобы вернуться к своей молодой жене Азалаис, в дом Маурсов, где он жил, отец поднял руку и громко провозгласил, чтобы слышала вся семья:
— Что касается меня, то я завтра тронусь в путь, несмотря на такие снега. Далеко я не пойду, всего лишь спущусь в долину. Я просто хочу пойти в Ларок д’Ольме навестить моего брата, Берната Маури. Осенью мы говорили с ним о том, о сем, и он кое–что мне предложил. Речь идет о тебе, Гильельма. Он уже нашел для тебя достойного мужа, а для меня — хорошего зятя…
Через пять дней Раймонд Маури возвратился, весьма довольный собой. Брат Бернат не подвел его.
— Это хороший муж, подходящий для тебя, Гильельма. Бертран Пикьер. Он зрелый мужчина и вдовец. Он еще молод, но уже живет в собственном доме… Он бондарь из Ларока, и выучился этой профессии у своего покойного отца. Это хорошая профессия, да и город процветает. Ежегодно там бывает по нескольку ярмарок, а каждый четверг — базары, освобожденные от всех налогов — такую привилегию дал городу маршал де Леви для лучшего привлечения покупателей. Консулы преданы интересам города. Он берет тебя бесприданницей, но ты будешь жить как богатая горожанка, доченька!
Но Гильельма молчала, и даже ни разу не улыбнулась. А жена Раймонда подозрительным тоном стала задавать вопрос за вопросом:
— Раймонд, Раймонд, а ты уверен, что эти люди стоят на дороге добра? Ты говорил с ними самими, с матерью или сыном?
Раймонд Маури дернул плечом. Обычно тихий и мирный, он внезапно потерял терпение:
— Ты думаешь, что сейчас самое время говорить о подобных вещах? Ты что, не видишь, что творится в Разес, в Лаурагэ, в Тулузэ? Проклятая Инквизиция! Да мы теперь рискуем, что она придёт за нами самими даже сюда, в Сабартес: ты же знаешь, что говорят о нашем сыне Пейре. Сегодня важно, очень важно укрыться, переждать бурю, найти хоть какое–нибудь убежище… А я, я мечтаю всего лиш дожить до весны и просто не помереть с голоду или не попасть в тюрьму. Вот уже хоть о Гильельме, если Бог так захочет, мне не придется думать до конца моих дней. — Потом он добавил более мягко, обращаясь к Азалаис. — И к тому же, это Пикьеры, понимаешь? Ты же знаешь Пикьеров из Тараскона — храброго Арнота и его жену Матьюду. Думаю, что Пикьеры из Ларок д’Ольме — это их родственники. Ну же, мать и дочь, утешьтесь! Назавтра мы все трое должны пойти к ректору Клергу, чтобы он поспешил объявить о венчании.
Малыш Жоан фыркнул от смеха. Он рывком дернул Гильельму за юбку, а потом запрыгал вокруг очага, напевая:
— Ne son tres fraires, ne son tres fraires, an qu’una sór a maridar…Было трое братьев, которые не хотели, чтобы их сестра выходила замуж. А она вышла замуж, далеко отсюда. А она отдана злому человеку в чужую землю!
Все рассмеялись. Раймонд и Азалаис, ее отец и мать, и даже ее старший брат Гийом. Он сразу же заявил, что поспешит передать новость Раймонде, чтобы и она порадовалась. Но сама Гильельма стояла молча, так и не проронив ни слова.
Послезавтра, в самом начале ледяного месяца января 1306 года по деревне разнеслась весть, что госпожа Беатрис де Планиссоль не вернется больше в землю д’Айю. Она решила снова выйти замуж. Она порывала с этим маленьким миром высокогорья, с любезными соседями и друзьями, с призрачным светом, с красавцем священником и добрыми людьми, приходящими ночью, с подозрительными слухами, с большими и маленькими тайнами, с надвигающимися опасностями. Ее супруг был человеком ее ранга и положения, рыцарь Од де Лаглиз, сеньор Варильо, что расположен между Фуа и Памье. Она снова будет жить в замке.
ГЛАВА 15
ФЕВРАЛЬ 1306 ГОДА
«И станут двое одной плотью…» Но брак, который освящает Римская Церковь, и при котором произносятся эти слова, на самом деле осуществляется через соитие двух разных тел, и, таким образом, не является «двумя в одной плоти», а соединением мужского и женского тел, различных между собой…
Проповедь Пейре и Жаума Отье. Показания Пейре де Гаиллака перед Жоффре д’Абли, 1308–1309 годыПредвидя брак своих дочерей, Раймонд Маури заранее выткал два отреза красивой ткани из крашеной шерсти. Он заботливо и тщательно работал над тканью, чтобы она вышла нужного размера и рисунка. Поначалу Азалаис хотела подрезать и ушить для Гильельмы свадебное платье Раймонды, но сегодня она закончила шить из второго отреза ткани ее собственное свадебное платье. Красивое платье, длинное, простое, с открытым воротом и белой льняной сорочкой, стянутое у талии мягким поясом из тисненой кожи с бронзовой застежкой. Но вся красота этой одежды заключалась в прелести и теплоте ткани, которую отец попеременно с сыновьями ткал из коричневой, рыжей, почти белой и почти черной шерсти. А потом они выкрасили ее в настоящий красный цвет. Гильельма даже не пробовала сопротивляться, когда ее мать, серьёзно и вдумчиво, точными и уверенными жестами сметывала ткань при первой примерке.
