Садриддин Айни - Рабы
Один из самых красивых мальчиков-рабов сидел с краю, заваривая и наливая ему чай.
С другой стороны, развлекая его забавными рассказами, сидел Акрам-бай.
Покупатели приходили сначала поодиночке, потом по пять человек, потом десятками.
Приходили бухарцы, приходили и приезжие.
Некоторые хотели купить рабов и рабынь для себя; другие были перекупщиками.
Видя, что в покупателях недостатка не будет, Карим-бай вел себя степенно и сдержанно.
Вначале двое рабов, обычно стоивших не дороже шестидесяти золотых, продавались за сто двадцать золотых.
Это не понравилось перекупщикам. При таких ценах они ничего не заработали бы. За такую цену они сами вообще не смогли бы продать ни одного раба.
Перекупщики, собравшись в одном из закоулков двора, обсудили положение.
— Ехали-ехали, хлопотали-хлопотали, а выходит, что и дорожных расходов не окупим. Надо что-то делать.
— Надо сперва сбить ему базар. А потом мы возьмем товар по своим ценам.
— Это можно! — предложил кто-то.
— А как? — спросили почти все разом.
— Очень легко. Есть несколько способов. Скажем, такой, например: вы все немедленно распускаете среди остальных покупателей слух, что большинство рабов — сунниты, исповедующие веру великого имама, захвачены в Афганистане, и, значит, продавать и покупать их нельзя. Надо уверить покупателей, что эти афганцы только от страха перед туркменами согласились назвать себя персами. Надо уверить, что для того, кто их купит, могут быть печальные последствия: приедут родственники купленных рабов, отберут их — и плакали ваши денежки. Таким образом, покупатели прогорят. Пусть лучше не покупают. Идите и говорите всём как, мол, хотите, а мы, мол, хотя и перекупщики, но покупать этих рабов не хотим. Дело ваше, а нам наши деньги, мол, дороже, чем столь опасные покупки.
Перекупщики подхватили эту мысль, слух мгновенно зашелестел по всему двору. Среди покупателей произошла волшебная перемена. Они сразу остыли, как раскаленный котел, куда вдруг вылили ведро холодной воды.
До этого покупатели, толпясь и заискивая перед Каримом-баем, говорили:
— Сколько вы собираетесь просить за этого мальчика? Карим-бай лениво и нехотя поворачивался к мальчику, снисходительно отвечал:
— Сперва послушаю вашу цену. По средствам ли он вам.
— Да что же за него дать? Он ведь еще вон как мал. Что он может? Куда годится? Для чего? Ведь его надо кормить-кормить, растить-растить, пока от него не только что польза, а хоть какой-нибудь смысл получится.
— А я и не прошу вас брать. Я не навязываю вам. И без вас возьмут, кто понимает.
— Да ведь приехал-то я сюда, чтобы купить. Нехорошо возвращаться с пустыми руками. Вот и давайте говорить о цене. Пятьдесят золотых дам, как вы?
Жеманясь, Карим-бай отвечал:
— Нет. Сегодня подожду его отдавать. Завтра потолкуем, увидим, что-нибудь сделаем.
И отворачивался к другому покупателю, а сейчас покупатели, прохаживаясь, смотрели на рабов, пересмеивались, но никто не подходил к Кариму-баю.
Работорговец заволновался.
Сначала он послал к покупателям маклера и своих людей, а затем и сам стал приглашать покупателей. Начал ловить тех, которые предлагали ему цену.
Но покупатель, вежливо прижимая руку к сердцу, отвечал:
— Нет. Сегодня я подожду. Завтра потолкуем.
В это время случилось еще одно происшествие, спутавшее все расчеты Карима-бая.
На постоялый двор вошли два бухарских торговца с человеком, одетым, как тогда одевались служащие Бухарского верховного судьи, — в темный халат, опоясанный белым кисейным поясом.
С ними вошла женщина с полуоткрытым лицом. Ей было лет двадцать пять. И хотя открытыми оставались лишь глаза ее и брови, легко было заметить, что она все еще была красива.
Один из вошедших купцов показал чиновнику на Карима-бая: «Вот он!» — и хотел было подойти ближе к Кариму-баю, сидевшему в это время, слушая рассказы Акрама-бая.
Но чиновник, видя его спесь и достоинство, усомнился в словах купца:
— Может быть, вы ошиблись?
— Нет. Это он. Правда, когда мой отец купил у него Джаханару, борода его была черна, а теперь в ней появились седые волосы.
Другой купец добавил:
— Я помню его имя. Его должны звать Мухаммед Карим-бай. Он из Хивы.
Чиновник повернулся к женщине:
— Джаханара! Ты помнишь своего первого хозяина? Похож он вон на того человека?
Джаханара повернулась к Кариму-баю.
— Похож? Это не то слово, это он сам! — И тотчас она испуганно добавила: — Ой, умоляю вас! Сделайте так, чтобы меня не продали опять ему. Это злодей. Он жестокий. Когда он купил меня у туркменов, он хотел моей любви, а я не подчинилась. Он подверг меня жестокой пытке — «чармех». А потом он торговал мной. Продавал на одну ночь, а если я не подчинялась, наказывал меня «чармехом».
Спутники Джаханары знали это хивинское наказание, когда человека, положив на землю, привязывают за руки и за ноги к четырем кольям. Лежа так, человек не может шевельнуться, может только дышать, смотреть в небо и слышать, как постепенно немеет его тело.
— Не может быть, это не тот человек! — сказал чиновник. — Видно, что это один из придворных его высочества, а вы рассказываете о каком-то хивинце.
— Попона другая, а осел все тот же! — возразил купец, повысив голос.
Акрам-бай, все еще рассказывавший анекдоты, услышав гневный голос купца, посмотрел в их сторону, увидев чиновника верховного судьи, сказал обеспокоенно:
— Пойду узнаю, о чем там спор. Он подошел к ним:
— О чем у вас спор?
— Пустяки. Из-за куска черствого хлеба, — ответил чиновник.
— Не совсем! — сказал купец, взглянув на Акрама-бая. — Нет, не из-за черствого хлеба, а из-за пятидесяти золотых.
И рассказал:
— Четыре года назад наш отец купил вот эту рабыню. Заплатил пятьдесят золотых. Через два года отец наш скончался. Мир его праху! Рабыня осталась в наследство нам, двум братьям.
Мы ее продали Сахибназарби за пятьдесят два золотых. Деньги поделили пополам. Но через некоторое время у женщины на коже появилась болезнь. Сахибназарби привел нам ее обратно, чтобы расторгнуть покупку, и требовал деньги назад. Мы не согласились и ответили ему: «Что продано, то продано», назад не берем. А он ответил: «Если кто-нибудь у кого-нибудь купил лошадь, а лошадь оказалась с пороком, с куриной слепотой или хотя бы со сбоем, имеет он право вернуть лошадь и получить деньги назад. Эта женщина — то же самое. У нее обнаружился недостаток. Значит, вы обязаны ее взять себе, а деньги вернуть мне».
Акрам-бай прервал купца:
— Какое мне дело до всего этого? Это дело не касается моего двора.
— Нет, погодите. Я еще не рассказал. Дело к вам не относится. Но оно относится к человеку, который горделиво восседает посредине вашего двора, под навесом.
И он рассказал дальше:
— Сахибназарби пошел к духовным лицам, и они ему подтвердили, что он прав. Вот эта бумага!
Купец показал ее Акраму-баю.[50]
— Вот посмотрите, на ней печать самого алама[51] Бухары. К нему присоединилось еще три высоких духовных лица. Вот их печати. Видите?
