Садриддин Айни - Рабы
— Этот человек богат и опытен. Он сам знает цену всякому товару. Как он скажет, так и сделаем. Из-за мальчишки-раба нам спорить не стоит.
— Ну, в таком случае я разниму вас! — воскликнул маклер и соединил руки хозяина и покупателя. — Хотя этот мальчик стоит сто золотых, хозяин уступит его за шестьдесят. А?
Абдуррахим-бай вздрогнул от этой цены и вырвал свою руку из руки маклера.
— Нет, не выйдет! Карим-бай мягко возразил:
— Если уважаемый брат и не даст денег, не беда. Но если даст, то уж по стоимости товара.
И, обернувшись к маклеру, сказал:
— Ты же видел: утром я не отдал его и за семьдесят золотых.
Маклер настаивал, снова взял руку Абдуррахима-бая.
— Ну, ладно. В таком случае пусть будет пятьдесят золотых!
— Нет! — отдернул руку Абдуррахим-бай, но маклер держал ее крепко.
— Ну, говорите вашу цену!
Абдуррахим-бай, уже сожалея, что должен что-то сказать, нехотя ответил:
— Ну, ладно, сорок.
Карим-бай, услышав о сорока золотых, которые посыплются в его карман, сделал вид, что огорчен столь низкой ценой.
— Нет, не пойдет. Я его лучше убью и выброшу. Иначе он мне испортит все цены, дороже обойдется.
Но незаметно подмигнул маклеру. Маклер махнул рукой:
— Если хозяин не хочет, я сам продам. Из-за одного мальчишки хозяин не изменит ко мне своего благорасположения. Берите мальчика. Вынимайте деньги.
Когда Абдуррахим-бай, огорченный и уже уверенный, что сильно промахнулся, нехотя отсчитал деньги, маклер соединил опять руки работорговца и рабовладельца и вдохновенно воскликнул:
— Да будет вам польза от этих денег, а вам от раба! Переложили деньги из полы в полу.
Сорок золотых быстрой струйкой скользнули в раскрытый кошель работорговца, а маленький Некадам стал товаром Абдуррахима-бая.
Маклер, получив по две тенги от покупателя и продавца, вновь пожелал им обоим благополучия.
Акрам-бай взял каменный брусок, обвалял его в муке и покатал этот брусок по голове мальчика.
Таков древний обычай. При покупке скота, встретив купленную лошадь, корову или осла, хозяйка обваливала камешек в муке и проводила им по голове животного. Считалось, что голова его становится каменной и никогда не погибнет.
— Абдуррахим-бай, пусть голова раба будет крепка, как камень! С вас магарыч! — сказал Акрам-бай.
И получил от Абдуррахима-бая семь медных пулов, считающихся жертвой святому Бахауддину.
Карим-бай сказал Абдуррахиму-баю:
— Теперь сходите за одеждой для мальчика, а мою с него снимите и отдайте моему слуге.
— Эге! Вы забавный человек, — удивился Абдуррахим-бай. — Такому купцу не к лицу подобные слова. Если я за десять тенег покупаю осла на базаре, мне дают в придачу два аршина веревки, чтобы взять осла. А вы за сорок золотых продали мальчишку и норовите отпустить его нагишом. Я из уважения к маклеру пошел на эту сделку. Но если вы раскаиваетесь, я охотно ее расторгну.
Едва маклер заметил, что дело может разладиться, он поспешно вмешался:
— Мальчик не выйдет нагишом. Он оденет свою прежнюю одежду.
И по незаметному разрешению Карима-бая слуга быстро сбегал за прежней одеждой Некадама.
Маклер снял с него чистую одежду и надел старую, пропахшую потом, забитую пылью длинных дорог, по которым два месяца он двигался через пустыни, горы и степи, пока не достиг, наконец, Абдуррахима-бая.
— Ну, идите теперь, желаю вам обоим успеха.
Всего лишь два дня мальчик успел поносить свою обновку.
13
Наби-Палван усердно выполнял поручение Абдуррахима-бая.
Крестьяне сдавали очищенный хлопок. Наби-Палван принимал его и связывал в кипы.
Крестьян, не успевших очистить хлопок, Наби-Палван уговаривал взять новую партию.
— Потом рассчитаемся, — говорил он.
Некоторые, послушав Наби-Палвана, брали новый хлопок, не успев отдать прежнего. Но были и осторожные, решившие подождать.
— Нет, сперва рассчитаемся за прежний. А тогда будет видно, брать ли новый.
Этих крестьян тревожило, что у очистивших хлопок получалось хлопка и семян значительно меньше, чем было взято на очистку.
— Причина либо в супе, либо в каше! — сказал один из усатых крестьян.
— А может быть, и в супе, и в каше, — ответил другой.
— Это как понять? — спросил Наби-Палван. — Что-то мне невдомек.
— А невдомек, так помалкивай.
— Опять невдомек, почему?
— А потому! Либо было хлопка дано меньше, чем записано, либо к нашему хлопку примешан хлопок плохой.
— Это выходит, что наш хозяин либо обвешал, либо украл? Ты это говоришь?
— Нет, не говорю. Но ошибиться он мог? Работа была горячая, мог по ошибке дать плохой хлопок вместе с хорошим. Тут уж, конечно, вес не совпадет ни у семян, ни у волокна.
Но крестьянин, имевший привычку крутить усы, воскликнул:
— По ошибке? Ну, вряд ли! Наби-Палван насторожился:
— Почему «вряд ли»?
— Ошибиться можно раз или два, но когда у всех одно и то же, какая тут ошибка?
— А ты откуда узнал, что так вышло у всех и что там был плохой хлопок?
Крутя усы, крестьянин спокойно посмотрел в бешеные глаза Наби-Палвана.
— Видишь ли, я вчера тоже взял пять пудов в двух мешках. Хозяин сказал, что в них ровно пять пудов августовского хлопка.
А я его дома перевешал, и вышло на пятнадцать фунтов меньше. И половина его была из незрелых коробочек, из тех, что раскрылись после заморозков. А что из него останется после очистки?
— Если хлопок незрелый, зачем ты брал такой? — сказал только что подошедший бай.
— Поверил вам, — ответил усатый крестьянин.
— Он еще говорил, что в наших камнях до пяти пудов не хватает пятнадцати фунтов, — сказал Наби-Палван, обращаясь к баю.
— У тебя камни неверные и весы неисправные, подлец, — возмутился бай.
— А зачем спорить? Давайте, ака-бай, перевешаем ваш хлопок на моих неверных весах с моими камнями, а потом на ваших с такими же камнями. Это очень просто. А? Согласны?
Бай обмяк.
— Рустам, ты еще молод, не выбегай вперед. Хочешь — работай, не хочешь — давай мне хлопок назад. А скандалить тут незачем. Это не твой двор. Скандалят бездельники, а труженики работают.
— Работать-то я буду. Но я работаю, чтобы получить с хозяина четыре теши и кормить семью, а не для того, чтобы после работы оказаться у вас в долгу и на всю жизнь попасть к вам в кабалу.
— Ты пока иди отсюда. Мы рассчитаемся в другой раз! — сказал Наби-Палван. — Иди, иди, работай!
— Кляузники, мошенники, я вам покажу! Вы меня узнаете! — проворчал усатый крестьянин.
* * *Около махаллинской мечети собралось много крестьян — трепальщиков хлопка. Они разговаривали горячо, то споря и перебраниваясь, то единодушно соглашаясь друг с другом.
