Стефан Дичев - Путь к Софии
Внешне оставаясь спокойным и по-прежнему улыбаясь, Бейкер почувствовал прилив знакомого нервного возбуждения, которое он испытывал всегда перед тем, как бросить людей в бой. Он прикинул па глаз, сколько их, казаков. Пятьдесят. Может быть, шестьдесят,
— Полковник Аликс!
— Какие будут приказания, сэр?
— Разделите людей на две части. Пускай думают, что нас целый эскадрон.
— Слушаюсь, сэр.
Полковник поспешил выполнять приказ, а пока Бейкер объяснил вознице, как укрыть фаэтон с дамами, подъехал его друг Барнаби.
— Что, сюрприз? — сказал он громко. — Признаюсь, так скоро не ожидал!
Фреди был молодой человек, не старше тридцати, гораздо выше ростом, шире и, видимо, сильнее Бейкера, с веселым гладко выбритым лицом. Он был не в сизой шинели, как штабные офицеры. Его наряд из мягкой желтой кожи удивительно шел к его атлетической фигуре и насмешливому выражению лица. Может быть, желая подчеркнуть свою оригинальность, на голову Барнаби надел набекрень берет из верблюжьей шерсти.
— Вам всегда везет, Фреди!
— Да, паша, мне давно было предсказано, что я умру не у себя дома.
— Вы хотя бы обзавелись наследником, а то кому достанутся предназначенные вам титулы?
— К моему сожалению, паша, — Фреди не отрывал глаз от всадников, — закон не позволяет мне усыновить вас, а то я давно бы это сделал...
Фред Барнаби был последним отпрыском двух старинных родов. В один прекрасный день ему предстояло стать графом и герцогом, заседать в палате лордов и быть занесенным в золотую книгу Британской империи. Но все это в будущем, а пока при его страсти соваться всюду, где пахнет опасностью, многое могло случиться.
Тем временем всадники, скакавшие по дороге между кустами и виноградниками, приближались. Пожар позади них разрастался. Ветер волнами доносил женские вопли и горький запах дыма. Из села кто-то стрелял по верховым, но они пригнулись и не отстреливались.
— Пятьсот ярдов, — определил Барнаби и спокойно взял в руки свое знаменитое ружье; из него он убил самое малое десяток носорогов.
— Четыреста пятьдесят...
Маргарет спрыгнула с фаэтона и присоединилась к ним.
— О! — воскликнул Фреди, увидев ее возбужденное лицо. — Теперь я по крайней мере спокоен — будет кому описать мое геройство!.. Четыреста!..
— Маргарет, здесь опасно! Лучше вернитесь к мадам Леге! — предложил встревоженный генерал.
— Нет, благодарю вас, не беспокойтесь.
— А как этот барон?.. Триста пятьдесят...
Маргарет пожала плечами.
— Уверяет, что это не казаки.
— Бедняга — его первого заколют... Внимание, паша... Командуйте! Триста!..
— Огонь! — громко крикнул Бейкер.
Но Фреди уже выстрелил.
— Вот это называется выстрел! — сказал он самодовольно, быстро заряжая ружье и прислушиваясь к беспорядочным залпам, которые последовали справа и слева из кустов, где спрятались офицеры.
— Держу пари, что я уложил этого... Ну, атамана.
— Смотрите, они удирают! — крикнула Маргарет. — Ну, Фреди (с Барнаби все держались накоротке, так же, впрочем, как и он), клянусь, в первой же корреспонденции напишу о вас! «Наследник древних титулов Фред Барнаби феноменальным выстрелом уложил на месте атамана казаков, безжалостно предавших огню несчастное мусульманское село...»
— Как вы милы, — сказал Фреди и снова поднял ружье, чтобы прицелиться, но верховые рассыпались веером к рощице, и он не рискнул сделать второй выстрел.
— Увы, — сказал Бейкер, — такая статья не увидит света, дорогая миссис Маргарет! Мы здесь на турецкой службе, мы добровольцы, но Фреди ведь просто англичанин, а Соединенное королевство нейтрально!..
— Вы поистине делаете успехи, паша! — воскликнул с притворным удивлением Барнаби.
— Ну? — спросил генерал, озадаченный растерянным видом своего помощника.
— Это не казаки, сэр.
— Не казаки? Вы хотите сказать, это не русские части?
— Так точно, сэр. От раненых мы узнали, что они черкесы... да, мусульмане. Под Софией есть черкесские села, сэр...
— Но мы свидетели, Аликс... В таком случае эти разбойники напали на своих единоверцев!..
— Село болгарское, сэр.
— И я это утверждал. Это Горубляны! Никакой мечети не видно, — сказал барон.
Все замолчали. Затем Бейкер сухо сказал:
— Поедемте дальше. Я сообщу об этом случае софийскому мютесарифу[1] .
Они снова двинулись в путь. Когда холм остался позади и путники очутились в какой-то лощине, барон фон Гирш вынул карту, углубился в нее, а потом вдруг поднялся в фаэтоне с таким видом, словно сделал какое-то чрезвычайно важное открытие.
— Вот, она, — сказал он по-английски, а затем и по-французски. — Вот она, моя трасса!
— Как вы сказали? Трасса?
— Да, сударыня... — И он сел, чтобы не мешать дамам, но уже не спускал глаз с утрамбованной насыпи, тянувшейся параллельно дороге. — Трасса для моей железной дороги. Кажется, я вам говорил? — обратился он к генералу. — Это часть общего плана: Константинополь — Пловдив — Ниш — Белград...
— ...Вена, — дополнил Бейкер, который, по-видимому, представлял себе общий план яснее, чем мог предполагать барон.
— Да, да... Вена! А затем Париж... Берлин... Петербург... Вся Европа!
— Европа без Лондона — это половина Европы! — сказал насмешливо Барнаби.
— Разумеется! — Но я не это имел в виду, сэр. Я говорю об экономических связях.
Гирш высказал еще несколько соображений по поводу таких связей, а потом вдруг обратился к Бейкеру.
— Для меня было бы большим удовольствием, если бы я мог вам показать...
— Вы о чем, господин барон?
— Я говорю о своей трассе, господин генерал. Вероятно, рельсы уже проложены до какого-то пункта. Сейчас мы как раз подъезжаем к дороге, которая ведет на Орханийское шоссе. Там мои склады... и станция. Госпожа Джексон? Госпожа Леге?
— Почему бы и нет! — сказала Маргарет. — Если мы сделаем не слишком большой крюк.
А старая француженка, не понимая, о чем идет речь, согласилась из любезности.
— Так и с дорогой в рай, — заметил Барнаби. — Надо порядком поплутать, пока найдешь главные ворота.
Дамы рассмеялись, а Бейкер, выбросив наконец из головы неприятное происшествие, поскакал вперед по указанному бароном проселку. На что тут было смотреть и что они особенного увидели, никто так и не понял — трасса везде была одинаковая, если не считать рельсов, которые начались с какого-то места и никого не удивили. Вместо обозов им несколько раз встречались крестьянские телеги, нагруженные навозом или дровами; крестьян они видели и на окрестных полях, но было ясно, что это „дикие болгары”, потому что, завидев фаэтоны и блестящую офицерскую свиту, те не спешили к дороге, а убегали от нее подальше. Они проехали мимо какого-то безлюдного, сплошь каменного села, потом по деревянному мосту через речку.
— А вон там, впереди, моя станция! — показал барон Гирш несколько новых, покрашенных в розовый цвет построек, к которым вели блестевшие в предвечернем свете рельсы. — Людей не видно, — добавил он раздраженно, — как я и предполагал. Все остановилось.
— Может быть, они на складах? Ведь вы говорили, что у вас здесь большие склады, — попыталась успокоить его Маргарет.
— Война, барон! Ваши люди отдохнут, зато потом станут работать вдвое быстрее.
— Вы все шутите, господин Барнаби! Не знаю, может быть, кому и выгодна это война, но что касается меня... то я привез сюда четыреста специалистов — австрийцев, французов, итальянцев... И всем плачу. Могу ли я их уволить после того, как с таким трудом их набрал?
Всем им платило турецкое правительство, но собеседники банкира об этом не знали. Дамы даже выразили барону свое сочувствие.
А Фред Барнаби сказал:
— В таком случае нам, несомненно, предстоят мытарства. Хорошие гостиницы в городе наверняка заняты.
Его реплика изменила направление мыслей путешественников. Надо было спешить: уже надвигался вечер.
Они повернули от станции назад, подогнали лошадей и наконец подъехали к глубокому городскому рву. На другой его стороне среди мусорных куч желтели камни древнего здания. Дальше виднелись ограды и первые софийские дома. Почерневший горбатый мост висел надо рвом, на нем жандармы тщательно проверяли документы. Видимо, это была медленная процедура. На широком грязном предмостье, окруженном неприглядными постоялыми дворами и кузницами, сгрудились десятки обозных повозок, повозки с ранеными, крестьянские телеги с холщовым тентом и повозки торговцев с товаром для завтрашнего базара.
— Придется ждать, — сказала с досадой и нетерпением Маргарет Джексон, переводя взгляд с моста и жандармов на соседние телеги и повозки, с которых на нее глазели бородатые, грубые, озлобленные или похотливые физиономии. Все это казалось ей таким неприятным, таким отвратительным, что если бы не воспитание и не подсознательное чувство, что она находится среди мужчин (даже в таких случаях она предпочитала быть центром внимания, чем остаться незамеченной), она бы не выдержала и изругала барона и его железную дорогу, ради которой они отклонились от своего маршрута.
