Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб
«Не только Аллаха, дух и материю следует познать, но ещё и любовь!.. Что такое любовь? Что такое отвращение, что есть красота, а что — уродство?… Что такое женщина?… И что — мужчина?… Всё это ты тоже должен познать. Конечная стадия гибели соприкасается с первой стадией спасения. Запомни это, когда ты смеёшься, и смейся, когда вспоминаешь, что хотел раскрыть ей свой секрет!.. Вспоминай, когда плачешь, о горбуне из Нотрдама, что привёл в ужас свою любимую, наклонившись над ней, когда пытался её утешить. Тот горбун из Нотрдама так и не вызвал её искренней привязанности, пока не испустил последнего вздоха. „Смотрите только, не думайте сердиться на мою шутку!“ Она даже поскупилась утешить тебя в минуту твоего отчаяния. Если бы любимая говорила напрямую, то мы бы вышли из огненной пучины ада и нашли бы покой в могиле отчаяния. Вряд ли отчаяние вырвет корни любви из моего сердца, но в любом случае это спасение от лживых мечтаний!..»
Хусейн повернулся к нему, чтобы спросить, почему он молчит, но тут заметил, как кто-то приближается к ним. Он обернулся и воскликнул:
— А вот и Хасан Салим пришёл. Сколько сейчас времени?
Камаль обернулся назад и увидел, как к беседке подходит Хасан.
19
Около часа Хасан и Камаль покинули дом семейства Шаддад. Камаль собирался было уже распрощаться с другом перед воротами дома, но тут последний попросил его:
— Неужели ты не пройдёшься вместе со мной?1
Камаль охотно согласился, и они вместе пошли по Дворцовой улице… Камаль выделялся своим высоким ростом, а голова Хасана доходила ему только до плеча. Всё это не могло не вызвать у него удивления! Особенно потому, что время было не самое подходящее для прогулки пешком. Здесь явно скрывалась какая-то цель. Тут Хасан развернулся к Камалю и спросил:
— О чём вы говорили?
— Как всегда, о разных вещах, о политике…, о культуре…
Но когда Хасан неожиданно обратился к нему спокойным, ровным голосом, его вопрос был самым настоящим сюрпризом для Камаля:
— Я имею в виду вас с Аидой..!
Камаль был изумлён и не мог промолвить ни слова несколько секунд. Наконец он взял себя в руки и сказал:
— А как ты узнал об этом, когда тебя с нами не было?
Не меняя выражения лица, Хасан произнёс:
— Я пришёл как раз тогда, когда вы беседовали, и мне показалось, что лучше отойти, чтобы не прерывать вас…
Камаль спрашивал себя, сделал бы он то же самое, окажись в подобной ситуации? Он почувствовал себя ещё более озадаченным. Сюда также примешивалось ощущение, что он подходит к разговору на трогательную тему. Он сказал:
— Не знаю, почему ты заставил себя уйти. Если бы я заметил тебя, то не дал бы уйти…
— У вежливости свои правила!.. Признаюсь, что я очень чувствителен в этом отношении…
«Аристократический этикет… Кто это поймёт?»
— Прости меня, если буду откровенным с тобой, но ты чересчур дотошный…
Лёгкая улыбка Хасана пребывала на его губах не более мгновения, затем он принял ожидающий вид. И когда ожидание затянулось, снова спросил:
— Да?… Так о чём вы разговаривали?
«И как это правила вежливости могут допускать подобный допрос?!..» Он некоторое время обдумывал, как перевести его замечание на себя, но предпочёл выбрать такую формулировку, которая была бы достойна уважения к нему — уважения скорее больше к его личности, чем к возрасту. Наконец он ответил:
— Всё намного проще, чем кажется, но мне интересно, насколько обязательно в данном случае отвечать!
Хасан оправдывающимся тоном перебил его:
— Надеюсь, ты не станешь упрекать меня в том, что я лезу не в своё дело или сую свой нос в твои личные дела. Но у меня есть причины, оправдывающие этот вопрос, и я расскажу тебе кое-что, о чём не смог поведать раньше, хотя я рассчитываю на нашу дружбу, и что ты не обидишься на мой вопрос. Надеюсь, что ты воспримешь всё так, как следует…!
Напряжённость спала, но зато Камаль был рад услышать такие милые слова от самого Хасана Салима — человека, которого он уже давно считал образцом аристократичности, благородства и величия, не говоря уже о том, что ему даже больше, чем Хасану хотелось потратить время на разговор, касавшийся его возлюбленной. Если бы такой вопрос исходил от Исмаила Латифа, то не требовались бы все эти увёртки и виляния вокруг того, что следует, а что не следует, что достойно, а что нет; он бы, возможно, всё изложил ему, и они ещё бы посмеялись вдвоём. Однако Хасан Салим никогда не выходил за границы своей сдержанности и не смешивал дружбу с непринуждённостью. Значит, нет ничего плохого в том, если он заплатит за свою сдержанность! Камаль сказал:
— Благодарю тебя за доброе мнение обо мне. Можешь быть уверен, что если бы в нашем разговоре было хоть что-то, заслуживающее того, чтобы об этом сообщать, то я не стал бы этого скрывать от тебя. Мы всего лишь беседовали некоторое время о самых обычных вещах, только и всего. Но ты заинтриговал меня. Могу ли я спросить тебя — просто чтобы знать — какие у тебя есть причины, оправдывающие этот вопрос?… Естественно, я не буду настаивать, и даже могу отказаться от своего вопроса, если сочтёшь его неуместным…!
С обычным своим спокойствием и уравновешенностью Хасан Салим сказал:
— Я отвечу тебе на твой вопрос, но прошу немного подождать. Кажется, тебе не очень-то хочется сообщить мне о чём вы говорили, но это твоё бесспорное право. Я не считаю это нарушением обязанностей дружбы, но хотел бы обратить твоё внимание на то, что многих слова Аиды ввели в заблуждение. Они истолковывали их так, что это не имело никакого отношения к действительности, и может быть, поэтому навлекли на свою голову совершенно ненужные проблемы..!
«Ну, скажи же наконец откровенно то, что хочешь. Атмосфера сгустилась и появились предвестники того, что вскоре начнётся ураган, который унесёт твое разбитое сердце, словно в нём ещё остались целые части!.. Именно тебя обманули, друг мой! Разве ты не знаешь, что стыд — единственное, что мешает мне рассказать тебе о том, что было?!.. Ну что ж, порази меня громом, если от этого тебе станет легче!»
— Я ни слова не понял из того, что ты сказал..!
Хасан заговорил чуть громче:
— С её языка с лёгкостью срываются самые милые слова, и собеседник считает, что она придаёт этому какой-то особый смысл или что за ними скрыта какая-то привязанность, но это просто-напросто слова, которые она обращает любому, с кем говорит, публично или наедине! Уже столько людей купилось на это…!
«Оставь ты эту скрытность! Твой друг поражён тем же недугом, что и ты!.. Кто он такой, чтобы утверждать, что ему известно самое сокровенное?!.. Он вызывает у меня бешенство!..»
Улыбаясь, Камаль сделал равнодушный вид и произнёс:
— Кажется, ты вполне уверен в том, что говоришь?!
— Я отлично знаю Аиду. Мы так долго были с ней соседями…
Камаль слишком благоговел перед этим именем даже в тайне от всех, не говоря уже о том, чтобы произнести его публично, тогда как этот очаровательный юноша произнёс его совершенно небрежно, словно то было имя кого-то из миллионной толпы!.. Эта дерзость Хасана опустила его в сердце друга сразу на несколько ступеней, ровно настолько же, насколько возвышала его в воображении Камаля, а фраза «Мы так долго были с ней соседями» поразила его как кинжалом и свалила так, как сваливает путника огромное расстояние. Камаль вежливо спросил Хасана, хотя его тон не был лишён саркастического намёка:
— Разве невозможно, чтобы ты тоже был обманут, как и остальные?..
Хасан гордо откинул голову и уверенно заявил:
— Я не такой, как остальные…!
Камаль был в бешенстве от его заносчивости, красоты и самоуверенности. Этот избалованный сын высокопоставленного судьи, чьи вердикты по политическим делам вызывали сомнения!..
У Хасана невольно вырвалось «ха», подобно концовке смешка, хотя ни один мускул на его лице не смеялся; тем самым он хотел подготовить почву для перехода от заносчивого тона к другому, мягкому и ласковому. Он сказал:
