Николай Садкович - Георгий Скорина
Так некогда приходил поселенец в пущи и болота Полесья, брался за топор и заступ, не торопясь рубил хмурые ели, выкорчевывал пни, выжигал обширные ляды. Проходило время, и возникала низкая бревенчатая хата, взрастали хлеба, начиналась жизнь.
Георгий трудился не разгибая спины. Каждый день на рассвете появлялся он в аудитории и покидал ее, только когда заканчивалась последняя лекция. По ночам, при свете воскового огарка, он переписывал лекции в аккуратный сшиток, помещая на полях собственные размышления. Его сосед по каморке, Вацлав Вашек, обычно крепко спал в это позднее время, и Георгий нередко смотрел на него с завистью. Пища Георгия была скудной, как у пустынника. Другой, наверно, давно бы свалился от истощения, но он оказался на редкость выносливым.
В ту пору в университете наряду с сыновьями вельмож и городских патрициев училось немало неимущих юношей. Получая в бурсе бесплатное жилье, они должны были сами заботиться о пропитании и одежде. На улицах университетских городов часто можно было встретить голодных и оборванных схоларов, просивших милостыню у прохожих:
– Подайте ученому схолару ради щедрот науки будущей.
Но наш герой был горд и ни за что не опустился бы до такого унижения. Зато он не гнушался никаким трудом и не считал зазорным за скромную плату разгружать телеги приезжих крестьян и торговцев или носить со складов в лавки тяжелые кипы товаров.
В учебных занятиях Георгий уделял главное внимание латыни, без которой нельзя было обойтись в университете. Сначала он принялся за латынь с чисто практической целью, но вскоре почувствовал к ней большой интерес. Он с наслаждением произносил звучные стихи древних поэтов, заучивая их наизусть. Еще большее удовольствие доставляло ему вникать в суть сложной латинской грамматики.
С каждым днем Георгий чувствовал себя все свободнее и увереннее в этом новом мире. Скоро лишь очень немногие схолары превосходили его в толковании текстов. Никто не трудился так упорно, как он. Это было оценено в студенческой среде. К Георгию стали обращаться за помощью и советами, и он всегда охотно и приветливо помогал товарищам. Его веселый и добрый нрав, простота в отношениях привлекали к нему многих. С некоторыми из студентов у Георгия завязалась крепкая дружба.
Особенно подружился он со своим соседом по комнате Вацлавом Вашеком. Это был долговязый застенчивый чех, редкой физической силы, родом из Моравской Остравы. В Кракове у него не было ни родных, ни друзей, и он острее Георгия ощущал свое одиночество. Успехи Вацлава в науках были посредственны. Однако он вовсе не был глуп или не способен. Просто ему не хватало той неиссякаемой силы духа, которая была присуща Георгию Скорине.
Он с трудом переносил лишения, с которыми Георгий легко примирился. С почтительным восхищением следил Вацлав за своим новым товарищем, дивясь его упорству и способностям. Георгий быстро опередил Вацлава в науках, но Вацлав не чувствовал к нему зависти, а радовался успехам друга и как бы гордился ими. Георгий сознавал свое превосходство над Вацлавом, но никогда не давал почувствовать его. Он высоко ценил благородство, честность и возвышенный образ мыслей юного чеха.
В свободное время они рассказывали друг другу о своем доме и детстве, о природе и обычаях родного края или напевали вполголоса песни. Каждый из них узнавал страну другого и находил в ней много общего со своей родиной. От воспоминаний они переходили к мечтам.
Обычно мечтал вслух Георгий. Вашек любил следить за полетом его воображения. Речь шла о том времени, когда, закончив учение, они отправятся странствовать… Они обходили всю землю и видели жизнь разных людей в холодных и жарких странах. Отправлялись в плаванье по чудесным морям и посещали Вечный город, в котором некогда творили замечательные поэты, ораторы, историки. Посещали родину Аристотеля и Платона, где над лазоревыми волнами все еще высятся колонны Парфенона.
Но когда раздавался сочный храп Вашека, Георгий покидал своего друга и продолжал путешествие один. Путь его лежал к Полоцку.
Умудренный книжной наукой, он въезжает в родной город. Никто не узнает его, даже брат Иван и веселая, ласковая Настя. Потом все ахают, и весть о его приезде собирает жителей Полоцка к дому Ивана Скорины. Все хотят посмотреть на ученого мужа, сына купца Луки.
Брат Иван с гордостью принимает почести. Горожане избирают его своим бурмистром. Потом, когда все расходятся, Иван смущенно обращается к Георгию и просит забыть давнюю обиду. Георгий обнимает брата и говорит:
«Никакой вины за тобой не числю. Знаю, что ты всегда хотел блага для меня, только осмыслить не мог, что есть истинное благо».
В это время входит поседевший поп Матвей. Георгий горячо обнимает своего первого учителя, и они долго сидят рядом, беседуют. На глазах у старика слезы, и он говорит:
«Недаром надеялись мы на тебя. Вот каким ты вырос большим и мудрым. Теперь мне у тебя учиться под стать… И умереть не обидно…»
Георгий кланяется ему в ответ:
«Спасибо вам, отец Матвей, за науку и ласку. Живите долгие годы, теперь я ваш первый помощник в тяжком труде просвещения…»
Мечты обрывались… Георгий лежал молча, не зажигая свечи. Только тлеющие в жаровне угли красноватым отблеском освещали убогую сырую келью.
Кроме Вацлава, Георгий сблизился с некоторыми студентами-поляками. В их числе был и Николай Кривуш. Николай обычно проводил вечера и ночи в трактирах. Георгий же никогда не принимал участия ни в шумных попойках, ни в ночных похождениях. Георгий любил веселую песню, хорошую шутку, звонкий смех. Не был равнодушен и к девичьей красе. Но сейчас было не до того. Поэтому с Кривушем он встречался не часто. Однако, узнав его ближе, Георгий обнаружил под маской цинизма и шутовства острый ум и доброе сердце. Он привык к странной манере его разговора, которая смущала его вначале, и научился отбивать иронические тирады Николая остроумными и складными шутками. Беседы с Кривушем доставляли ему удовольствие.
Кривуш тоже привязался к новому другу. Он по-прежнему подтрунивал над его скромностью и простодушием, но в глубине души любил Георгия.
Иначе сложились отношения с Иоганном фон Рейхенбергом. К этому человеку Георгий с самого начала испытывал странное и сложное чувство. Считая себя должником Иоганна, Георгий в первые дни готов был завязать с ним тесную дружбу. Но было в этом юноше нечто такое, что охлаждало Георгия и даже внушало смутную неприязнь.
Рейхенберг часто уезжал в свое поместье, а живя в Кракове, редко бывал в компании студентов. Принадлежа к знатному немецкому роду, пользующемуся большим влиянием при королевском дворе, Иоганн вращался в кругу краковских магнатов и князей церкви. В университете он был близок только с несколькими студентами, сыновьями польских вельмож.
Рейхенберг и его друзья показывались в аудитории редко, держались замкнуто и высокомерно. Они не считали нужным слушать всех профессоров и посылали мелких шляхтичей или грамотных слуг из замковой челяди записывать лекции. В ту пору это было распространено не только в Краковском, но и во многих других университетах Европы.
Лишь два-три раза Георгию привелось беседовать с Рейхенбергом. Беседы эти были краткими, но ни разу не обходилось без того, чтобы Иоганн не осведомился о том, каковы успехи Георгия в теологических дисциплинах и не созрело ли в нем убеждение в преимуществе католической веры. Георгий отвечал уклончиво, ссылаясь на то, что изучение латыни и древних классиков, в которых он отстал от товарищей, отнимает у него слишком много времени.
Георгий часто думал об этом человеке. Он знал о Рейхенберге только то, что было известно всем, но из этого нельзя было составить себе о нем представление. Иоганн был умен и, хотя редко бывал в университете, несомненно, обладал знаниями. Не казался он и бездельником, проводящим дни в праздности и развлечениях. Это был человек деятельный и, по-видимому, занятой. Но чем он занят? Какого рода дела и заботы беспокоили юношу, избавленного от необходимости заработать себе на жизнь?
Рейхенберг явно не отличался ни мягкосердечием, ни добротой. К людям «низшего круга» относился с высокомерным равнодушием. Почему же он вдруг принял такое сердечное участие в судьбе Георгия?
Однажды в зимнее утро Георгий увидел Рейхенберга в аудитории во время лекции Яна Глоговского. Это было необычно. Иоганн всегда избегал посещать лекции этого профессора. Георгий же не пропускал ни одной. В этот раз Глоговский излагал один из разделов учения Аристотеля, трактовавший о движении, определяющем собой различные формы материи. Георгий жадно слушал учителя и непрерывно записывал в своей тетради. Глоговский умолк и, устало облокотившись на кафедру, спросил:
– Все ли понятно в том, что я сказал вам?
Слушатели молчали. Потом чей-то голос ответил:
– Не все понятно, пан профессор…
