Михаил Садовяну - Братья Ждер
— Милости прошу, добро пожаловать, святой отец, — склонился перед ним страж.
Ворота были открыты; прибывшим отвели покои, конюшни для их лошадей. Отец Никодим, наспех пригладив волосы, пожелал сразу же увидеть бояр пыркэлабов.
Одного из них, боярина Ивана, в крепости не было, другой, пыркэлаб Оанча, находился в своем покое, и его тотчас известили о прибытии гостей с княжьей грамотой.
Отец Никодим пошел в покои; перешагнув порог, он поклонился и взглянул вверх. Однако должен был тотчас опустить глаза, ибо перед ним стоял мужчина, ростом едва доходивший ему до плеча, худенький и смуглый, с черными, как угли, глазами. Он был стремителен в движениях, со взглядом таким умным, что монах сразу же понял: боярин сей — один из тех истинных воинов, которых умеет находить господарь. Пыркэлабу было под пятьдесят. Волосы у него уже поседели. На нем была кожаная куртка, на ногах сапоги, сабля на боку, словно он приготовился вскочить на коня. Шапка его и бурка лежали на лавке.
Монах вновь поклонился и назвал себя. Вытащив из-за пазухи грамоту, он протянул ее пыркэлабу.
Боярин Оанча Михэицэ принял княжескую грамоту бережно, как просфору, развернул ее и приблизился к окну, чтобы при свете легче было прочитать.
А значилось в грамоте следующее:
«Мы, Штефан-водэ, желаем боярам нашим Оанче и Ивану доброго здравия; да будет ведомо им, что посылаем мы к ним его преподобие Никодима Черного; оказывайте ему помощь советом или службой, ибо отец святой совершает дела нам потребные, о коих его преподобие и объявит вам; и пусть не будет ему нужды ни в покоях, ни в слугах и ни в чем другом, и иначе вам не поступить».
Перечитав грамоту дважды, боярин Оанча повернулся к монаху:
— Я ожидаю, отец Никодим, слова твоего и повеленья.
— Не мне повелевать тобой, боярин пыркэлаб, — смиренно ответил монах. — Нами обоими повелевает господарь.
— Скажи тогда, святой отец, о чем я должен ведать. В крепости сейчас я один. Боярин Иван, с коим мы делим службу, находится во Вранче. Произошло там беспокойство, и старосты селений просили его навести порядок. Ибо велено нам быть ворниками и земель Вранчи. Он возвратится послезавтра; но коли тебе требуются слуги, у нас достаточно, я могу предоставить их твоей милости. Могу также послать за Серет наказ рэзешам, в надежности коих я уверен. В нынешнюю осень надобно все время держаться начеку, ибо беспрерывно посягают на наши рубежи всадники из Валахии. Знаю, что за спиной у них турки. Посему мы, как видишь, в любой миг готовы подняться на башни или вскочить на коней.
Отец Никодим, с достоинством выслушав пыркэлаба, задумался.
— Честной боярин, — спросил он, помолчав, — хотел бы я узнать, не дошла ли до вас весточка о брате моем младшем по имени Ионуц Ждер.
Пыркэлаб недоуменно пожал плечами:
— Святой отец, не получали мы известий о нем и не слышали ничего.
— И сам он не появлялся?
— Нет.
— Тогда я буду ждать здесь.
— Поступай, отец, как соблаговолишь, — поклонился боярин Михэицэ. — Имя брата твоего преподобия я слыхивал. Случаем, не пропал ли он и не разыскиваешь ли ты его?
— Да нет, боярин пыркэлаб; напротив, может статься, он меня разыскивает.
Пыркэлаб молча поглядел на монаха, с сомнением покачав головой. Потом предложил гостю сесть в кресло, а сам скромно поместился на скамье, заняв совсем немного места. За окном стало темнеть. Монах, опустив бороду на грудь, казался погруженным в свои думы.
— Как же поступить нам, отец? — учтиво спросил боярин Оанча, внимательно разглядывая гостя, ибо трудно было понять, нуждается ли он в помощи и советах.
Монах, очевидно, не слышал вопроса, — глубоко задумался или устал в дороге.
— Как же поступить нам, благочестивый инок? — вновь обратился пыркэлаб к отцу Никодиму, испытывая уже некоторое беспокойство.
Он вытащил грамоту из-за пояса и с большим вниманием еще раз перечитал ее.
— Бог знает, — словно очнувшись, ответил отец Никодим. — Я полагал, что он ждет меня. Ежели он еще пребывает в сей жизни, то придет, и я буду ждать его.
Меркнул закатный свет ненастного октябрьского дня; пыркэлаб чувствовал на себе тяжелый взгляд монаха.
— Буду ждать его до Дмитриева дня.
«Пожалуй, этот монах немного не в своем уме, — с удивлением подумал пыркэлаб. — Прибыл по какому-то спешному делу, разыскивает кого-то. А теперь сел и выжидает. Зачем приехал, неведомо. Кого ждет, также неизвестно. Однако грамота подлинная, княжескую печать пыркэлабы хорошо знают. Что же с этим человеком? Должно быть, временное затмение ума. Так бывает иногда у людей: они словно погружаются в омут, а потом возвращаются к жизни».
Отец Никодим сидел с закрытыми глазами и, казалось, прислушивался к какому-то издалека доносящемуся зову. И до слуха пыркэлаба Михэицэ донесся вдруг звук трубы. Он прозвучал дважды: ту-туу…
Монах поднял голову.
— Возвращается пыркэлаб Иван?
— Нет, отец, о наших людях дозорный оповещает по-иному.
— Быть может, это чужой человек.
— Я полагаю, что это такой же путник, как и ты.
— Раз так, боярин пыркэлаб, то я думаю, что это тот, кого я жду.
Чтобы избавиться от тревоги, которая пронизывала душу холодом, как стужа этой ранней зимы, боярин Оанча вытащил из-за пояса кисет, разыскал кремень, высек огонь на трут. Зажег от трута серу на кончике палочки, от ее зеленого пламени зажег восковую свечу, а от нее еще одну. Обе свечи установил на столе, одну возле другой.
За дверью послышались шаги, монах не шевельнулся. Казалось, он изнемог от усталости. Но то была усталость не тела, а души. Слуга отворил дверь.
— Честной боярин пыркэлаб, только что прибыли другие гости.
— Кто такие?
— Не говорят. Требуют, чтобы их впустили. Назовутся только пыркэлабу.
Тут вмешался монах:
— Боярин пыркэлаб, прикажи впустить гостей, пусть они предстанут пред твоей милостью.
Услышав монаха, слуга молча уставился на своего хозяина. Странным казалось ему, что незнакомец говорит таким повелительным тоном. И еще более удивил его ответ пыркэлаба:
— Хорошо, проведите их ко мне. Сколько их?
— Двое, честной боярин.
— Немедля веди их сюда.
Хозяин и гость не произнесли более ни слова, оба молча ждали; только мерцал дрожащий огонь свечей. Затем послышались шаги, и оба разом повернули головы.
Дверь отворилась; в неверном свете, проникающем через дверной проем, предстало неожиданное видение. В сенях стоял человек в скромной темной одежде, не то мирянин, не то монах. Оружия на кожаном поясе он не носил. Все лицо его заросло густой каштановой бородой.
— Здравствуйте! — сказал он хрипловатым, усталым голосом. — Целую руку, батяня Никоарэ.
Монах узнал его раньше, чем тот успел раскрыть рот. Прежде всего он узнал глаза. Это был его меньшой брат, исхудавший, опаленный солнцем южных краев.
Случаются в этой жизни необычные события, которые следуют друг за другом, как зерна четок; события эти, на первый взгляд необъяснимые, таят в себе скрытый от нашего сознания смысл. Если бы его милости пыркэлабу было все ведомо, он понял бы, что встреча братьев давно предопределена обстоятельствами, волею людей, — сиречь тем, что мы именуем судьбой, во веки веков непостижимой мудростью всевышнего, выраженной в творении его. Встреча скорее должна была произойти, нежели, напротив, не состояться. Именно так думали Никоарэ и Ионуц! Тогда как у пыркэлаба потемнело в глазах от страха перед непостижимым. Однако же, вслушиваясь в разговор братьев, он начал догадываться, что они вели речь о вещах, заранее предусмотренных.
— Батяня Никоарэ, — рассказывал Ждер, — я исполнил то, что мне было велено, и благополучно дошел до Святой горы. Там, в святом монастыре Ватопеди, я встретил отца Стратоника. Вместе с ним мы пошли по дорогам к Дунаю и снова натолкнулись на турецкие войска, идущие к северу, о чем я без промедления доложу отцу архимандриту. А сейчас, отец Никодим, я поведаю твоему преподобию и другое. Понадобился мне отец Стратоник для одного дела в Брэиле. Как ведомо тебе, живут там в самом городе или в окрестностях под защитой измаильтян бояре, служившие Раду Басарабу, и среди них два боярина из Молдовы. Этим летом, к ильину дню, прибыли в те места два наших беглеца, храбрые гайдамаки, родом с Украины, которые укрывались при дворе Штефана-водэ. Я не знал, проникли ли гайдамаки в Брэилу, и потому попросил отца Стратоника отправиться туда, чтобы разузнать тайком — находятся ли среди слуг сбежавших бояр мои украинцы. Пока отец Стратоник странствовал, я отсиживался на берегах Серета в Котулунге, потом в Нэнешть; затем вернулся в Котулунг, где и повстречал Стратоника, прибывшего из Брэилы. Оказалось, что люди мои состоят на службе у одного из наших бояр-перебежчиков. Более пока мне ничего не надобно было узнавать. Отец Стратоник себя не выдал и с украинцами не говорил. Как мы с ним условились, он лишь пришел в Котулунг и дал мне об этом знать. Как только мне стало сие известно, я поспешил сюда, в Крэчуну, уверенный, что встречу тебя. Теперь, когда во второй раз возвратится отец Стратоник и прибудет в эту крепость, как я ему велел, мы подумаем, что надобно сделать, дабы привести сбежавших коней в табун.
