Эптон Синклер - Широки врата
Во время своей поездки в Англию с Труди Ланни читал письма от Альфи его матери и отцу. Доброволец лётчик не мог много писать о войне из-за цензуры, но он написал, что у него были необычайные приключения, и он научился многому, что будет полезно для него и для Англии. — «Мы делаем свою работу, и я надеюсь, что газеты позволят вам знать, по крайней мере, немного об этом. Мадрид до сих пор наш, и так и останется».
На это комментарий Рика был: «Я испытал себя, теперь его очередь». Бедная Нина сидела с плотно сжатыми губами, а потом уже сказала Труди: «Я полагаю, что этого уже достаточно, если мне продолжать жить и заботиться о других».
Ланни пришла открытка, подписанная «Ромни», рассказывающая о событиях в мире искусства Испании. Там по-прежнему была нехватка хороших красок, он сообщил, что ему приходится делать довольно грубые чернильные рисунки. Он видел несколько прекрасных картин Лоуренса, великим почитателем которого он был. После показа этой открытки Труди, Ланни отправил её к Рику, который в ответ послал вырезки, в которых корреспондент лондонской прессы в Альбасете упомянул внука сэра Альфреда Помроя-Нилсона среди лётчиков, летающих на службе у лоялистов. Пресс-ассоциации и крупные газеты имели своих корреспондентов в обеих армиях, и поэтому у читателя был выбор. К сожалению, среди тех, кто находился в Мадриде, были сочувствующие фашистам, которые делали всё возможное, чтобы навредить правительству. В Лондоне и Нью-Йорке друзья лоялистов устроили скандалы по этому поводу. Так что мировая гражданская война шла в редакциях газет, а также на амвонах церквей, в залах парламентов и на политических массовых митингах повсюду.
У Ланни был один друг, который всегда знал то, чего не было в капиталистической прессе и почему. Это был Джесс Блэклесс, временами Ланни заезжал к нему и собирал информацию, которая затем будет передана «Катону». Джесс и Ланни прекрасно понимали друг друга и не вмешивались в дела друг друга. Джесс может быть смущался буржуазного племянника, как Ланни красного дяди. Они издевались друг над другом, иногда переругивались, но они уважали друг друга и никогда реально не ссорились.
Теперь Ланни получил новости, представляющие интерес для него. Дядя Джесс встретил в штаб-квартире партии молодого французского коммерческого лётчика, коммуниста, который записался добровольцем в Испанию и летал там с тех пор, как началась осада Мадрида. Этот парень летал на Бреге, старой модели французского самолета, лучшее, что испанское правительство было в состоянии достать. Они обещали ему самый современный истребитель, и он мог бы устроить скандал за неисполнение обещаний. Но он был товарищем и понимал, что в своем отчаянном положении правительство должно было получать пилотов правдами и неправдами. Большинство пилотов, которых они наняли, были заинтересованы только в зарплате в полторы тысячи долларов в месяц. Говоря по-французски, что было почти сорок тысяч франков, достаточно, чтобы закружилась голова.
Этот француз был в аэропорту Альбасете с Альфи и Лоуром, и спорил с ними по поводу коммунистических и социалистических взглядов в то время, как другие лётчики играли в кости. Он описал эту пару, как отличных парней, которые никогда не манкировали работой, какой бы опасной она не была. Они летали на британских спортивных самолетах, которые были переделаны, чтобы нести бомбу под ним. Самолеты, не имели броню и даже пулемёта. Лётчик был вооружён только пистолетом. Но над головой летали российские самолеты-истребители, которые зарекомендовали себя лучшими в этой войне, они превосходили Юнкерсы и Хейнкели, не говоря уже об итальянских Фиатах. Самодеятельный бомбардировщик вылетал и сбрасывал свой груз, в основном, по догадке, и, если не было слишком много атакующих самолетов, у него был хороший шанс вернуться. Непосредственно перед отлётом информатора дяди Джесса в отпуск на аэродром Альбасете доставили несколько старых транспортных самолетов, переделанных под бомбовую нагрузку, и англичане летали на них. Ланни передал эту информацию Рику, и послал копию письма своему отцу, без каких-либо комментариев. Впервые в своей жизни Ланни хотел заставить своего отца страдать, если тот мог!
X
Так Ланни и его жена физически жили в Париже, но интеллектуально и эмоционально они были в Германии и Испании. Труди не могла встречаться с беженцами или даже подписаться на их газеты. Всё, что не может быть куплено в киоске, Ланни попросил Рика выписать на себя и пересылать ему в гостиницу в плотной упаковке. У них был радиоприемник в студии Труди, и на малой громкости они слушали пропагандистскую войну. Ланни появлялся в светском обществе только тогда, когда этого требовал картинный бизнес. Труди в театры или в другие общественные места не ходила, так что Ланни бывал там редко. Он проводил большую часть своего времени за чтением и размышлениями о мире, в котором он жил, и о том, что было не так с ним, и о том, на что можно было надеяться, за исключением самого худшего.
А потом, в один не прекрасный день в феврале на их порог пришла беда. Она пришла в виде телеграммы от Рика. Он получил послание от командующего испанских ВВС в штаб-квартире Альбасете с сожалением сообщавшее, что Альфи «пропал без вести».
Это было то, чего они боялись. Они чувствовали, что это может случиться, но никогда не хотели верить в это, потому что много людей возвращалось с войны живыми и здоровыми. В некотором смысле «пропал без вести» было еще хуже, чем «убит». Это может означать очень много вещей, и тем самым готовит особый вид мучений для близких. Каждому она представляет собой психологическую проблему, которой каждый должен отвечать по-своему. Некоторые полагаются на молитву. Некоторые живут надеждой. Некоторые склоняются к худшему. Некоторые отказываются думать об этом вообще и запрещают себе думать об этом. Ланни знал мучения такого рода много раз с самого детства: сначала с Марселем, а затем с Риком, потом снова с Марселем. В Италии с Маттеотти. В последние несчастные годы с Йоханнесом Робином, затем с Фредди, затем с Труди. Сама Труди была в тоске в течение четырех лет. Это было похоже на взгляд в глухую стену и попытку угадать, что находится на другой стороне. Стена бесконечна во всех направлениях и полностью непроницаема. Просто сидеть, смотреть и ждать пока она упадёт вниз, или пойдёт трещинами, или распадётся и оставит лишь кошмар.
Ланни послал телеграмму, выражающее его глубокое сочувствие, и написал письмо, в котором были все преданные и полезные слова, какие он мог придумать, или какие Труди, обученная горем, могла предложить. Горе было велико. В истории такое случалось. И что бы ни случилось с Альфи, он понял, что это его дело. Если он был еще жив, то страдания не оставят его душу. Это письмо было предназначено для всей семьи, а не только родителей, но и для бабушек и дедушек, и братьев, и сестёр. Ланни добавил свое мнение, что Франко не расстреливал англичан, и, конечно, офицеров. Он нуждался в поддержке британского правительства, и получал её, это все они знали.
Со снегом на крышах Парижа и буре с Северного моря, которая выла за окнами их студии, Ланни и Труди сидели перед маленькой железной печкой, и он рассказал ей о семье Помрой-Нилсонов. Как он встретил Рика ещё мальчиком в Геллерау, изучая восхитительные танцы, и как посетил дом Рика на среднем течении Темзы. Как Рик познакомился с Ниной, когда та была медсестрой, а ему было только девятнадцать лет, а она еще моложе. Альфи родился после ранения своего отца во Франции, а Ланни впервые увидел его в последние дни мирной конференции. С тех пор Ланни наблюдал, как он рос, говорил с ним о его проблемах и помогал сформировать его мировоззрение.
«Как ты думаешь, он поехал бы в Испанию, если бы у него всё сложилось с Марселиной?» — спросила Труди.
— Этого никто не знает. Он был разочарован, но я не думаю, что у него было разбито сердце. Он был серьезным парнем, и политика была реальной вещью для него с детства. В семье об этом говорили все время. Я когда-то процитировал ему слова Наполеона о том, что «политика есть судьба, и это произвело на него глубокое впечатление».
Труди подумала, и сказала: «Это глубокое высказывание».
— Можно утверждать, что судьбой являются другие вещи, но сейчас политика такая огромная сила, которая требует сосредоточиться на ней полностью. Ты и я делаем это.
XI
Первой трещиной в глухой стене было письмо Рику от Лоуренса Джойса, сообщившее, что он знал о судьбе своего товарища. В «конюшне», в которой было собрано то, что испанское правительство было в состоянии накопить, был старый самолет Ньюпор, оборудованный реечным бомбодержателем. Он вылетал на бомбёжку коммуникаций с целью нарушения поставок Франко. Разведка выявила склад боеприпасов, расположенный к югу от Толедо, и Альфи были даны четкие указания. Он вылетел на рассвете с грузом бомб в сопровождении трех российских «Чато»[172] для его защиты. По докладу сопровождающих он уложил бомбы непосредственно на цель. Сразу же экспедиция подверглась нападению полдюжины вражеских самолетов, и в результате ближнего боя самолет Альфи был сбит. Более этого, русские ничего не могли сказать, потому что, в воздушном бою внимание пилотов сосредоточено на противнике.
