Скала альбатросов - Альберони Роза Джанетта

Марио осмотрелся, не веря, что остался жив. Одежда на нем была порвана, нога расцарапана. Он наклонился, желая осмотреть рану. И тут к нему бросились те двое, которых он заметил у дома профессора.

— Синьор, вы ранены? Нужна помощь?

Марио лихорадочно соображал, что делать. Он так и стоял нагнувшись, но незаметно вытащил из карманов два пистолета, которые всегда носил с собой, и взвел курки. Один из незнакомцев, в плаще и капюшоне, скрывавшем лицо, подбежал ближе. Оказавшись вплотную с ним, Марио внезапно выпрямился и упер пистолет незнакомцу в подбородок. Другой пистолет он направил на второго мужчину, что остановился в нескольких шагах.

— Не двигаться! Стреляю! Эй ты, иди сюда! Живо! И без глупостей! Я хорошо стреляю. Спущу курок — умрете оба!

— Но, синьор, — залепетал незнакомец, — это какая-то ошибка. Мы здесь живем, остановились поболтать, увидели, как что-то случилось, и поспешили посмотреть, не нужна ли помощь.

— Лицом к стене и руки вверх! — голос Марио звучал так властно, что мужчины повиновались.

Он сунул один пистолет за пояс и обыскал их. У одного нашелся заряженный пистолет, у другого — длинный кинжал. В этот момент снова послышался грохот возвращавшейся кареты. Марио действовал молниеносно.

— Быстрее, мерзавцы, на середину дороги! На середину! — Двое мужчин нерешительно шагнули. — Руки вверх! Эй ты, подними выше, а то стреляю в ноги.

Карета стремительно приближалась. Увидев посреди дороги двоих людей, кучер растерялся. Он рванул поводья, сдерживая лошадей. Люди успели отбежать. Карета остановилась. И тут Марио мгновенно распахнул дверцу кареты и вскочил в нее. Внутри никого не было. Ему все стало ясно. Мошенники должны были оглушить его, бросить посреди дороги, а потом карета наехала бы на него и довершила бы дело. Умирающего втащили бы на сиденье и отвезли бы к нему домой. Маркизе с огорчением рассказали бы, как старались спасти несчастного от смерти. К сожалению, раны оказались слишком серьезными, уже ничего нельзя было поделать. Кучер подтвердил бы, что так все и произошло.

Марио высунулся на облучок с пистолетом в руке. Насмерть перепуганный кучер смотрел на него, не в силах вымолвить ни слова.

— Еще можешь спастись, — сказал Марио, — если сейчас же отвезешь меня к тому, кто послал тебя. Вези меня к нему! — Марио приставил пистолет к виску возничего. — Вези, не то умрешь. И твой хозяин тоже не спасется. Я разыщу его! Найду и твою семью и прикажу всех убить: мать, отца, сестер, жену, если есть, и детей — всех! Никто не спасется, никто!

Кучер дрожал так сильно, что слышно было, как стучат его зубы.

— Перестань дрожать, кретин! Хочешь спасти жизнь своим близким, повинуйся. Говори, кто послал тебя.

— Маммолито.

— Маммолито? Тот, что был с Маммоне?

— Да, тот.

— Где он живет?

— В Санта-Лючия дель Монте.

— Гони к нему, да побыстрее!

Марио знал, что во всех военных операциях самое важное, самое верное — внезапность. Он непременно должен добраться до этого Маммолито раньше, чем наемные убийцы предупредят того. Они пешие, это верно, но поблизости от места покушения у них могли быть спрятаны лошади.

— Быстрее, быстрее! — Марио достал из-за пояса кинжал и кольнул кучера в голень. — Пока не полетишь стрелой, буду сверлить ногу.

Кучер закричал:

— Не надо, ради Бога, не надо!

— Тогда быстрей!

Карета понеслась по пустынным ночным улицам. Они мчались еще минут двадцать. В квартале неподалеку от монастыря Сан-Мартино карета остановилась.

— Это там, — сказал кучер.

— Прекрасно. Слезай!

— Мне тоже идти?

— Конечно. Тебя же послал Маммолито, не так ли? Тебя он и ждет.

— Но он убьет меня!

— Кто? Маммолито? Это я убью его. Быстро! Слезай! Как тебя зовут?

— Чиччилло.

— Молодец, Чиччилло! Стучи в дверь.

— Кто там? — раздался изнутри глухой голос.

— Это я, Чиччилло.

— Входи!

Марио толкнул впереди себя Чиччилло и пинком распахнул дверь. Кучер кубарем полетел на землю. В комнате оказались двое — Маммолито и еще один человек, вероятно, наемный убийца. Маммолито был ошарашен. Марио направил на них оружие:

— К стене, руки вверх, Маммолито! — Одной рукой он обыскал их. — Вставай! — приказал он кучеру. — Возьми эту веревку и свяжи руки своим приятелям.

Кучер, дрожа, повиновался.

— Молодец! Отставлю в живых твою сестру. Но без глупостей, если хочешь спасти свою шкуру. Теперь запри дверь. Так! Поверни ко мне твоего хозяина. А ты стой, как прежде, — приказал он наемному убийце, — лицом к стене. Молодец, Чиччилло, сам тоже лицом к стене, живо! Вот так!

Маммолито смотрел на Марио совершенно потрясенный.

— Садись, Маммолито, надо поговорить.

Бандит опустился на скамью.

— Помнишь меня, Маммолито?

Он с трудом произнес «да», у него явно пересохло во рту.

— Тогда почему же ты, как дурак, задумал убить меня? Ты ведь знал, что тебе не удастся это, верно?

— Д-д-да.

— А теперь вот что: не скажешь правду, я убью не только тебя, но велю уничтожить всю твою семью. Это сделают люди, которые остались мне верными. Тебе все понятно?

— Все.

— Кто велел убить меня?

— Граф Капече.

— Друг Спечале?

— Да.

— Того, что дружен с моей женой? И он заплатил тебе, чтобы ты убил меня и представил дело как несчастный случай.

— Ну… да.

— И что же, граф Капече объяснил тебе, зачем это нужно?

— Сказал, что вы… вы… короче, стали одним из пре… словом, перешли… — Маммолито потел и заикался.

— Что я предатель, перешел к французам, так ведь? А ты не задавался вопросом, откуда Капече известно, когда я буду в Неаполе и навещу профессора Винченцо Ланцу? Как по-твоему, откуда он прознал это?

— Не ведаю, генерал.

— Подумай, Маммолито. Поработай своей головой. Кто так смертельно ненавидит меня? Кто?

— Не знаю, генерал.

— Я объясню тебе, в какую ловушку ты попал, Маммолито. Капече — друг Спечале, любовника моей жены. Я приехал в Неаполь получить развод. Моя жена не хочет о нем и слышать. И обращается к Капече. Тот рассказывает тебе басни, платит много денег, и ты влипаешь, как последний идиот.

Удивлению Маммолито не было границ. Поначалу он был ошарашен и перепуган, а под конец потрясен. Он разрыдался и упал на колени.

ИНТЕРМЕЦЦО

В ту ночь, когда я вернулась на Сан-Домино, мне почему-то вдруг захотелось послушать альбатросов. И не с суши, как не раз делала прежде, а со стороны моря, и я попросила Стефано проводить меня туда.

— Сегодня безлунная ночь, — заметила я, — доберемся?

— Не беспокойтесь, синьора. Море сейчас спокойно, я могу подойти к скале и без фонаря.

Вот так мы и отправились с ним на лодке вдоль северного берега острова. Вдали я видела силуэты холмов и деревьев. Луны не было, но появилось какое-то туманное сияние. Стефано оказался прав: привыкнув через некоторое время к темноте, можно было различить и скалы.

Во мне боролись два противоречивых чувства. Радость от утешительных слов Виргилии о дочери. Да, никакого официального сообщения пока не поступило, и все же я почему-то была убеждена, что пророчица своим загадочным чутьем знала все. В то же время возбуждена я была не только от радости, но и от какого-то странного ожидания, словно находилась на пороге необыкновенно важного открытия.

До сегодняшнего вечера я думала, что подобные чувства должны совпадать. Что ожидание открытия касается моей дочери, ее судьбы: просто самого факта — жива она или нет, ранена или невредима. Однако напряженное волнение не проходило, а даже возрастало, и я поняла, что оно вызвано чем-то иным. Нет, я определенно ожидала еще чего-то, не имевшего отношения к моей дочери. Я ждала чего-то, касающегося меня самой. И совершенно не представляла, что же это может быть.

Мы подошли к Скале альбатросов, немыслимо круто и высоко возносившейся над морем. Стефано бросил якорь, заглушил мотор, и нас окружила тишина.