Каирская трилогия (ЛП) - Махфуз Нагиб

Ясин с безразличием спросил:

— Почему люди ставят условие, чтобы невеста была моложе жениха?

Ему никто не ответил, пока Амина не сказала:

— Наиме не придётся слишком долго ждать, пока найдётся подходящий жених!

Хадиджа снова повторила: До чего же она миленькая, Боже мой!.. Я не видела никого, такого же красивого…

Аиша засмеялась и спросила:

— А её мать как же?!.. Ты разве не видела её мать?

Хадиджа нахмурилась, чтобы прибавить больше серьёзности своим словам, и сказала:

— Она красивее тебя, Аиша. Мы не можем не согласиться с этим!

Затем к ней вновь вернулась её язвительность, и она отметила:

— А я красивее вас обеих!

«Эти люди рассуждают о красоте! А что они знают о том, в чём сущность красоты?.. Их восхищают цвета: белый как слоновая кость, слиток золота. Спросите меня о красоте, и я не буду рассказывать вам о ясной смуглости лица и томных чёрных глазах, стройной фигурке и парижской элегантности. Нет! Всё это красиво, но это лишь линии, формы и цвета, подчиняющиеся в конце концов сравнению и восприятию органами чувств. Но красота — это сотрясение раненого сердца, кипящая жизненными силами душа, блуждание странствующего духа по её следам, пока он не заключит в свои объятия небеса… Расскажите же мне об этом, если сможете…»

— Для чего женщинам Суккарийи добиваться симпатий госпожи Хадиджи?.. Может быть, у неё есть преимущества, — как то засвидетельствовал её супруг, — но ведь людей обычно прельщает красивое лицо и приятный язычок..! — Ясин сказал это затем, чтобы ещё раз встряхнуть сестру, увидев, что разговор переходит в мирное русло. Она бросила на него такой взгляд, будто говоря: «Ты никак не хочешь, чтобы я тебя пощадила», и громко вздохнув, сказала:

— Мне достаточно Аллаха — Он лучший покровитель. Я и не знала, что здесь у меня есть ещё одна свекровь.

Тут она вдруг вновь вернулась к этой теме, но уже с серьёзной интонацией, оставив в покое Ясина, к полной для него неожиданности, и сказала:

— Мне не позволяет время — всё его отбирают дом и дети, особенно потому, что мой муж не уделяет внимание ни тому, ни другим!

Ибрахим Шаукат выступил в свою защиту:

— Побойся Аллаха и не преувеличивай во всём свою роль. Тому, у кого такая жена, как у меня, следует занимать защитную позицию время от времени: защищать мебель, которая почти что вздулась от частой чистки и вытирания пыли, защищать детей, с которыми она носится так, что те просто не выдерживают… Последним примером из этой серии — то, что вам и так известно — она отдала Абдуль Мунима в начальную религиозную школу, когда ему и пяти-то ещё не исполнилось!

Хадиджа с гордостью возразила:

— Если бы я последовала твоему мнению и оставила его дома, он бы так и сидел там до своего совершеннолетия! Словно между вашей семьёй и знаниями идёт вражда. Ну нет, любимый, мои дети будут воспитываться так же, как и их дяди с материнской стороны. Я буду сама учить уроки с Абдуль Мунимом!

Ясин недоверчиво спросил:

— Ты учишь вместе с ним уроки?!

— А почему нет?! Так же, как и мама учила уроки вместе с Камалем. Я сажусь с ним каждый вечер и он повторяет мне то, что выучил в школе. — Тут она засмеялась. — И тем самым я также вспоминаю основы чтения и письма, которые я так боялась позабыть с течением времени…

Лицо Амины покраснело от смущения и радости. Она пристально посмотрела на Камаля, как будто прося его вспомнить те далёкие вечера, и он улыбнулся ей при упоминании Хадиджи о том, что её дети «будут воспитываться так же, как и их дяди с материнской стороны»…, чтобы из них двоих хотя бы один пошёл по стопам Камаля, который проложил себе путь к высшему образованию, чтобы хотя бы один был на него похож… «Ох, до чего же слабы сердца, чтобы вынести эти сводящие с ума удары судьбы! Если бы Фахми прожил дольше, то был бы уже судьёй или на пути к этому. Как часто он говорил тебе о своих или о твоих надеждах! Куда всё это ушло? Если бы он был жив и был бы одним в толпе людей…»

Обращаясь на этот раз к Камалю, Ибрахим Шаукат сказал:

— Мы не такие, какими нас представляет твоя сестра. Меня допустили до экзаменов по окончании школы ещё в 1895 году, а Халиля — в 1911 году, и в наши дни экзамены на получение аттестата было великим делом, в отличии от того, что есть сейчас, когда этим уже почти никого не удивишь. Мы не стали продолжать образование, так как не намеревались быть чиновниками, или другими словами, нам не было необходимости становиться чиновниками!

Камаль ощутил насмешливое восхищение его словами «Меня допустили до экзаменов по окончании школы», однако любезно сказал:

— Это же естественно…

«Как могут эти два счастливых бычка придавать истинную ценность науке? Но нет, по ценному опыту, полученному мной, я знаю, что можно любить даже того, — какой бы ни была эта любовь — кого я презираю… Или, по крайней мере, желать добра и всех благ тому, кто вызывает во мне отвращение и неприязнь. Я не могу сдержать себя и ненавижу скотство всем сердцем: это стало истиной с тех пор, как моего сердца коснулся небесный ветерок!»

Ясин в комическом возбуждении воскликнул:

— Да здравствует старый аттестационный экзамен!

— В любом случае, мы — партия большинства!

Ясин почувствовал раздражение от того, что Халиль относит себя, а также и своего брата к партии большинства, имеющего аттестат, который он так и не получил. Но ему пришлось пойти на попятный, когда Хадиджа сказала:

— Абдуль Муним и Ахмад будут продолжать учёбу, пока не получат диплом о высшем образовании и будут новым поколением в семье Шаукат. Хорошенько вслушайтесь в эти имена: Абдуль Муним ибн Ибрахим Шаукат, Ахмад ибн Ибрахим Шаукат… Разве эти имена не звучат, словно гром, подобно «Саад Заглул»?!

Ибрахим со смехом воскликнул:

— Откуда у тебя все эти амбиции?

— А почему бы нет?.. Разве Саад-паша не учился в Аль-Азхаре?! Он прошёл путь от студенческого пайка до поста премьер-министра, и одного его слова достаточно, чтобы взбудоражить весь мир, ведь для Аллаха нет ничего невозможного!!

Ясин насмешливо спросил:

— А разве тебя не удовлетворит, если они будут такими же, как Адли Йакин-паша или Абдельхалик Сарават-паша?

Хадиджа закричала, словно прося помощи у Бога:

— Как эти предатели?!.. Они никогда не будут такими же, как те, о которых люди и день и ночь кричат «Долой»!

Ибрахим вытащил из кармана брюк носовой платок и протёр им лицо, которое покраснело от пота и жары вследствие выпитой ледяной воды и горячего кофе. Вытерев лицо, он сказал:

— Если великие люди обязаны своим появлением строгости матерей, то обрадую тебя уже сейчас — твоих сыновей ждёт большая слава!

— А ты бы хотел, чтобы я их оставила в покое?

Аиша мягко сказала:

— Я не помню, чтобы мама когда-нибудь ругала хоть одного из нас, не говоря уже о том, чтобы нас бить. Ты разве не помнишь?

Хадиджа словно в оправдание сказала:

— А зачем маме было прибегать к ругани, раз на то был отец! Одного упоминания о нём было достаточно для того, чтобы нас заставить ходить по струнке. У меня же дома отец постоянно отсутствует, есть только его имя, — тут она деланно засмеялась. — И что мне делать в такой ситуации? Если отец — это мать, то мать должна быть отцом…!

Ясин в восторге заметил:

— А я уверен, что ты преуспела и в роли отца! Ты — отец… Это я уже давно чувствовал, но не мог высказать!

Она притворилась, что довольна его словами и сказала:

— Спасибо, госпожа Бамба Кашр [63]…

«Хадиджа и Аиша, такие непохожие лица… Приглядись получше: как по-твоему, которая из них более достойна быть, к примеру, в роли твоей возлюбленной?.. Да простит меня Аллах! Моя любимая вне всяких примеров, я не представляю её домохозяйкой. До чего же трудно такое представить! Чтобы моя возлюбленная была в домашнем халате, сидела с ребёнком или хозяйничала на кухне?! Как ужасно, как отвратительно! Нет, она не обращает ни на кого внимания, она рассеянна и идёт горделивой походкой в изумительном платье по саду или едет на машине в театр; ангел, внезапно совершивший свой счастливый визит на эту землю, уникальный в своём роде, не такой, как остальные, и известный лишь моему сердцу. Её роднит со всеми женщинами лишь одно это слово, ибо я просто не знаю истинного определения, которое подходит к ней. Также и её красоту роднит с красотой Аиши и остальных одно только это слово, ибо я просто не знаю истинного определения для этого. Я посвящаю свою жизнь тому, чтобы узнать тебя, но существует ли вообще иная жажда понять тебя?»