"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет

Сенека.

– Ты здесь! – воскликнул я, искренне обрадовавшись его появлению.

«Удержи меня, не дай совершить чудовищное деяние!» – мысленно взмолился я.

– Рад тебя видеть, – сказал я вслух.

– Он верен себе и все еще называет Байи «пучиной роскоши», – заметил стоявший рядом с Сенекой Бурр.

Философ огляделся по сторонам – похоже, он был не прочь продемонстрировать свое презрение к окружавшей нас помпезной безвкусице.

– Я всего лишь решил оценить эту роскошь, не более.

Тут к ним подскочил Отон, немедля нацепил обоим на головы венки и радостно заявил:

– Жду не дождусь трактата о роскоши!

– Вообще-то, сей трактат уже написан, – ответствовал Сенека.

В зал входили гости, среди прочих я заметил Пизона. Все, и сенаторы, и судьи, настроились веселиться и думать забыли о своих важных постах, ни один не пришел на пир в тоге. В конце зала появились музыканты с лирами и флейтами. Талантливыми я бы их не назвал; впрочем, из-за шума к их игре никто особо не прислушивался. Но вот для такого артиста, как Терпний, игра с ними была бы мукой или даже унижением.

В нишах вдоль стен сидели женщины с прикрытыми вуалью лицами – прорицательницы. Люди выстраивались к ним в очередь.

– Нанял их в Кумах, это тут недалеко, – похвастался Отон.

– Все они шарлатанки, – сказал Сенека. – Тот факт, что они обитают в тех местах, не делает их сивиллами.

– Может, этот дар как-то передается! – предположил Петроний.

Кем бы ни были эти женщины, у меня не было ни малейшего желания с ними общаться. Я прикоснулся к золотому браслету, который надел специально для этого пира. Кого он защитит: меня или мать? Придется сделать выбор – либо я, либо она. Глупость, как будто вещь может выбирать. Нерон, возьми себя в руки!

В толпе расхаживали красивейшие женщины, их забранные наверх волосы под коронами из цветов были украшены жемчугом и драгоценными камнями. Кто они? Жены, дочери, куртизанки или среди них есть и те, и другие, и третьи? Меня всегда привлекали такие особы, но в тот вечер я смотрел на них и ничего не ощущал; по правде сказать, дурные предчувствия отбили у меня даже самый обычный аппетит. И только я об этом подумал, мимо проплыла столь прекрасная женщина, что у меня даже челюсть отвисла. Это точно новая жена Отона Поппея, иначе и быть не может. Я проморгался и увидел, что теперь уже сам Отон ведет ее ко мне.

– Мой дорогой император, позволь представить тебе мою жену Поппею Сабину.

Она грациозно опустилась на одно колено и тут же плавно встала.

– Ты счастливчик, Отон, – сказал я. – И прими мои поздравления, вижу, боги к тебе благосклонны.

Поппея не потупила взор, как это принято, а смотрела прямо на меня. Глаза у нее были янтарного цвета. И волосы тоже были янтарные, они переливались множеством оттенков – рыжевато-коричневым, золотистым, медовым, бронзовым, ореховым – янтарь ведь не бывает сплошь желтым или коричневым. В жизни не видел таких роскошных, ярких волос.

– Я польщена, – сказала Поппея, и голос ее был под стать внешности, звучный и манящий. – Мы польщены, что ты выбрал нашу виллу и, более того, пригласил остановиться у нас и свою мать.

Мать. Она еще не появилась. Что-то случилось? Ей рассказали о корабле? У нее повсюду шпионы, а в команду пришлось набрать слишком много людей, которые знали о нашем с Аникетом плане.

– Вы истинные хозяева, – сказал я. – И мы с Августой благодарны вам за оказанный прием.

Но где же Августа? Вот-вот должны были подать еду. Отон поприветствовал гостей. Я тоже сказал пару слов. Рабы вносили блюда с закусками, искусно разложенными деликатесами, а место матери все пустовало. Я расположился на своей кушетке и мысленно призывал ее наконец появиться. Может, послать за ней?

Передо мной поставили блюдо с улитками, устрицами и морскими ежами. Пора было начинать. И тут в конце зала я заметил какое-то движение – появилась мать, и я сразу почувствовал облегчение, вслед за которым пришел страх. Надежда на то, что в эту ночь ничего не случится, исчезла. Обратного пути нет. Мне не было пощады, не будет и ей.

Мать плыла по залу, словно Афина, простые смертные сразу отошли на второй план. Она приблизилась к главной кушетке.

– Добрый вечер, – приветствовала мать Отона.

Тот с энтузиазмом пригласил ее занять место почетной гостьи.

– Мы только начали, – сказал он и указал на блюдо. – Перед тобой дары Нептуна.

Мать возлегла на кушетку напротив моей и приподнялась на локте. Она посмотрела на меня.

И тут встал Петроний, который на том пиру был «магистром пития».

– Я решу, какое вино мы будем пить и сколько воды в него добавим. – Он широким жестом указал на огромную амфору. – Сетинское! – Прошел к следующей амфоре и воскликнул: – Фалернское! – Потом к следующей: – Массикское! Я отдаю предпочтение сетинскому. Начнем с него? Осилим к концу вечера все три амфоры? Уверяю, у нашего хозяина императора наготове достаточно таких амфор, так что пейте до дна. И, как магистр пития, постановляю разводить вино водой один к одному.

Послышались громкие стоны гостей.

– Хорошо-хорошо, одна треть воды и две трети вина. Слуги, разливайте!

Мать взяла поданный ей кубок и посмотрела на вино.

– Отбрасываю всякую осторожность, – сказала она.

– Все это в прошлом, – заверил я и пригубил вино.

О, мать была прекрасна в ту ночь, такой может быть только осенняя красота. Она очаровывала, непринужденно шутила и заводила умные разговоры с теми, кто возлежал поблизости, а когда формальная часть пира закончилась, поменялась с Пизоном местами, чтобы возлечь рядом со мной. Все гости к этому времени уже изрядно захмелели – это блаженное состояние будит желания и облегчает груз повседневных забот. Но я, как и мать, пил мало, мы смотрели друг на друга трезвыми глазами. Мы были близки, но наша связь была гораздо сильнее, чем обычная интимная близость. Мать устало положила голову мне на плечо, как будто наконец избавилась от тяжкой ноши. Как будто все преграды между нами рухнули… Так и было, потому что в эту ночь мы в последний раз были вместе.

– Ты подарил мне счастье, – промурлыкала мать, – не могу выразить словами, какое счастье.

Это был мой сыновний подарок – в свой последний день она была счастлива. Мы запьянели и расслабились и трепетно лелеяли каждый момент нашей близости.

Вечер подошел к концу, наступила ночь. Перед нами выступали молодые испанские танцовщицы и акробаты. Некоторые гости увлеклись игрой в кости, причем ставки были немаленькие. Петроний и его дружки удалились, чтобы в более приватной обстановке предаться сексуальным играм. На полу валялись объедки, лепестки роз и растоптанные венки. Пролитое вино впитывалось в щели между мраморными плитами.

Мы с матерью, покачиваясь, встали с кушетки.

– Спасибо тебе, – тихо сказала она.

Попросить ее остаться и не возвращаться на виллу на берегу Лукрино? Нет, слишком поздно, я уже не мог вмешаться, мой план пришел в действие.

– Позволь, я провожу тебя на твой корабль, – сказал я.

– На корабль? – переспросила мать, будто забыла о моем подарке. – Вообще-то, я собиралась вернуться в паланкине.

– Путь неблизкий, да и носильщики могут споткнуться в темноте. Корабль быстрее и безопаснее. Идем.

Стражники сопроводили нас к пристани. Мать посмотрела на оба корабля и собралась подняться на свой, но команды на борту не было. Аникет же проследил за тем, чтобы его команда корабль не покидала.

– Посмотри, твой новый корабль готов отчалить в любой момент! – сказал я. – Если не взойдешь на него, я буду вправе подумать, что тебе не понравился мой подарок.

Мать притянула меня к себе:

– Возможность снова тебя обнять – вот твой бесценный подарок.

Я обнял ее в ответ, хотя, учитывая мой план, это было подобно изощренной пытке.

– Безмерно рад тебе его преподнести. – И я поцеловал ее.

Мать взяла меня за руку, наткнулась на браслет и, слегка его поворачивая, погладила.